Детдом для престарелых убийц - Токмаков Владимир (читать книги без сокращений .txt) 📗

ГОЛАЯ МИКРОСХЕМА РОМАНА

…Вместе со мной провожали Семена шестеро бомжей, три вокзальных проститутки и один «диссидент поведения» дядя Коля, одноглазый дедок в лыжных ботинках, везде пытающийся отбивать чечетку.

На перроне к нашей процессии присоединились два милиционера из патрульной службы.

Процессия моментально сформировалась, когда в ожидании поезда Семен решил проверить действенность своего учения о мистическом диссидентстве. Бомжи и проститутки, а также примкнувший к ним чечеточник дядя Коля сразу же восприняли идеи мистической свободы, равенства и братства. «Существующий режим превратил всех в отбросы, но я верю, что скоро в вас проснется самосознание!» – с чувством закончил свое импровизированное выступление Семен.

Первыми, в ком проснулось самосознание, были бомжи: сначала они попросили у нас закурить, а потом на бутылку. «Диссидент поведения», чечеточник дядя Коля, внимательнее всех слушавший Семена, изъявил непреклонное желание следовать за своим учителем хоть до Германии.

Минута была критическая. Но тут помог патруль, оттеснивший восторженных провожающих от вагона. Сказав еще несколько теплых слов своим поклонникам, мы с Семеном нырнули в вагон.

– Прямых дорог не бывает, – загрустил он, когда в купе мы выпили с ним на посошок из горла отличнейшего армянского коньяку. – Легче всего заблудиться, идя именно по прямой дороге.

Мы обнялись. Договорились, что, как только он там обустроится, сразу же напишет мне.

– Земля – это такой большой нелепый корабль, – сказал Сэм на прощанье. – И тебя не спрашивают, хочешь ли ты на нем плыть, а просто вручают билет, когда ты рождаешься: плыви, парень. Без вариантов. Корабль один, плыви, дурак, тебе еще повезло, этот билет счастливый. Но это ведь не совсем так: шанс за шанс. И я имею право хотя бы на один ответный, по-настоящему самостоятельный шаг. Поднять якорь, отдать швартовы, приготовиться: нас ждет путешествие, полное приключений, на Титанике, который еще плывет.

– Будда в городе! – крикнул он в форточку, когда я шел по перрону за быстро набирающим скорость поездом. – Будда остается в городе!

– Ага, Будда forever, – буркнул я в ответ на непонятные слова Сэма.

…Я снял ее на обратном пути, выходя из вокзального сортира, уже после того, как проводил Семена на его доисторическую родину.

Снял не потому, что хотел женщину, а просто так. Надо же было как-то заполнять образовавшуюся после отъезда друга пустоту.

– Дяденька, а дяденька, давайте я у вас отсосу, – остановил меня женский голос.

Фраза показалась мне занятной с филологической точки зрения.

– Сколько?

Она назвала цену.

– За такие деньги можно королеву Англии трахнуть.

Она легко сбавила почти наполовину, потом, видя мою заминку, быстро проговорила:

– Ну, не хочешь деньгами, так покорми.

Мне стало как-то грустно. Чем заполнить мое теперешнее одиночество? Пришлось согласиться на минет.

– Но только чтобы я кончил, – произнес я не менее интересную с филологической точки зрения фразу.

Она опять легко согласилась. И мне стало еще грустнее.

Мы зашли за привокзальный задристанный туалет. Она встала на колени и расстегнула молнию на моей ширинке.

Пока она работала, я иногда поглядывал вниз. Было темно, но пару раз нас выхватили фары проезжающих пригородных электричек. Я прислонился спиной к стене туалета, так как был пьян, а значит, работа для этой маленькой шлюшки предстояла долгая: пьяный я, как правило, очень долго не могу кончить.

Я немного разглядел ее. Несомненно, это была девочка (разумеется, в смысле возраста) лет четырнадцати-пятнадцати. Хрупкая, худенькая. Но высокий рост и слой дешевой косметики делали ее при беглом взгляде значительно старше. Чувствуя, что я не могу кончить, она ускорила темп.

«Бедное молодое поколение! – стал я философствовать про себя. – Вместо того чтобы еще играть в куклы, учиться или работать на благо общества, оно вынуждено зарабатывать себе на жизнь, отсасывая члены у старшего поколения».

Это я и про себя тоже.

Мне стало до того грустно, что, когда я бурно кончал в ее большой и голодный рот, слезы брызнули из глаз моих.

«Становлюсь сентиментальным, что ли?» – мелькнуло в пьяной голове.

– Как тебя звать-то?

– Ася.

– Ну что, блин, Ася, пойдешь со мной? – спросил я неожиданно для самого себя.

– Понравилось, что ли? – она вытирала рот чем-то похожим на носовой платок.

– Вообще-то, нет.

– Ну тогда пойду.

В эту нашу первую ночь я глубоко познал ее изнутри, а она дважды проглотила меня полностью.

НЕ ВЕРЬ ГЛАЗАМ ЧУЖИМ.

ВЕРЬ ТОЛЬКО СВОЕМУ ТРЕТЬЕМУ ГЛАЗУ!

За что я люблю эту женщину, за что я люблю тебя, Шарлотта?

Не знаю.

Но уверен, что, как только пойму это, мы сразу же расстанемся. В ней исчезнет тайна.

Шарлотта умна?

Избави бог! Женщинам ум противопоказан, как секс в период месячных.

Это был один-единственный опыт гомосексуальной связи. И виной тому Шарлотта.

Этого молодого человека в кафе «СуперВубиндА» я заприметил давно. Он всегда был разным. Это меня устраивало и пробуждало к нему интерес и уважение. Сегодня он появился в кафе с забинтованными кистями. От него ушел друг, и он пытался покончить с собой. Это меня тоже устраивало: не так давно от меня ушла Ася.

Шарлотта сказала, что я должен вновь обрести гармонию мира, испытать чувство максимальной заполненности, полноты жизни. Только так я смогу победить пустоту, пустыню своего тела и духа.

Мы занимались любовью втроем. Этот парень нежно, я бы даже сказал, трагично, вошел в меня сзади, а Шарло взяла мой дротик к себе в ротик. Процесс шел медленно и печально. Я был одновременно мужчиной и женщиной. Звучали хоралы и ангелы плакали.

У Шарлотты – идеально выбритый лобок. Что касается выбритости женских половых органов – у меня всегда возникало чувство их предельной незащищенности, открытости, девственности и невинности, гладкий лобок, совсем как у маленьких девочек. Я вытащил свою игрушку изо рта Шарлотты и тут же кончил, едва коснувшись ее лобка головкой члена. Одновременно в меня кончил тот парень. Вот и все.

Стал ли я после этого случая по иному смотреть на мир? Безусловно. Обрел ли я тогда некий тайный смысл, прикоснулся ли к истинной гармонии мира, недостижимой теми, кого Бог когда-то и навсегда разделил на две равные разнополые половинки? Несомненно. Стал ли я гомосексуалистом? Нет. Для меня это был не сексуальный, а мистический опыт. Я искал то, что нашел.

Я засовываю в Шарлотту пальцы, медленно подношу их к носу и с наслаждением обнюхиваю: у Шарле тихий, какой-то даже испуганный запах, не такой, как у Аси, у той он был пряно агрессивный, терпкий запах сексуальной агрессии, неизбежного насилия. Нет, у этих женщин не было абсолютно ничего общего. Общим у них был только я.

– Интересно, а почему ты все время называешь меня Шарлоттой! – спросила как-то Шарлотта, когда мы после долгой любви лежали с ней в постели в центре августовской ночи и курили сигаретку с травкой. Одну на двоих. – Разве ты забыл мое настоящее имя!

Не поверите, но этой ночью я испытал настоящий библейский ужас. Я не был пьян, и это не было действием травы. Но я боялся посмотреть в ту сторону, где рядом со мной мирно посапывала во сне та, которую я, обознавшись, только что имел дерзость назвать Шарлоттой.

Я на один промельк сознания вспомнил ее истинное имя.

Имя, которое мой человеческий мозг не в состоянии был ни удержать, ни осознать. Иначе я бы точно сошел с ума.