Детдом для престарелых убийц - Токмаков Владимир (читать книги без сокращений .txt) 📗

Дядя Федор говорил, что в молодости всегда лечил триппер – минетом. Откупал он шлюху часа на два-три. Чаще всего те работали вахтенным методом: одна сосет полчаса, потом другая, третья. Платил щедро, не забывал про чаевые. В одиночку работала только Ася-Камасутра. Она сосала импотентскую висячку Дяди Федора столько, сколько надо, стирая себе до крови нёбо и губы. Причем делала она это без ведома своей крыши, и всю выручку засовывала себе в… карман. Дядю Федора Ася устраивала и ценой, и профессионализмом, так она стала его любимой сосалкой.

Пистолет Дядя Федор называл пультом дистанционного управления, и если ему не нравился какой-нибудь «кадр», он его быстро выключал. И вот однажды вечером Дядя Федор сидел со спущенными штанами, развалясь в кресле, перекладывал какие-то счета и бумажки, а Ася-Камасутра в это время под столом вылизывала его стариковские яйца. Вдруг в комнату без стука кто-то вошел. Дядя Федор и рта не успел открыть от возмущения, как его начали дырявить из двух стволов с глушителями. Ася замерла с яйцами Дяди Федора во рту. Она видела, как вокруг дырочек в его белой рубашке стали быстро расползаться кровяные пятна.

К столу подошли двое (она видела их ботинки из-под стола). В упор всадили в Дядю Федора еще четыре пули: в переносицу, в левый глаз и две – в шею. Дядю Федора выключили «пультом» девятого калибра, его кино кончилось навсегда.

«Все, уходим», – сказал один из киллеров. «Погоди, Хунта, давай прошманаем…» – «Тебе Крыса что сказал? Ничего не брать». И они отвалили.

Ася не помнила, как выбралась из-под стола. В приемной офиса лежали два трупа телохранителей Дяди Федора. Это было началом гангстерской войны в Волопуйске: бойцов Дяди Федора в тот день отстреливали по всему городу.

Асю через два часа сдал водила Дяди Федора, которого запытали до смерти в подвале особняка Яниса-Крысы. Проститутка теперь была единственным свидетелем расправы над криминальным авторитетом. Лишние разговоры и свидетели никому не нужны. В такой ситуации жизнь шлюхи ничего не стоит, ее решили найти и замочить. Ну, а остальное вы уже знаете из ее интервью.

Не читайте газет, иначе они заберут вас с собой.

«СМЕРТЬ – ЭТО РОДИНА СТАРЫХ ГАЗЕТ»

– Интересно, а почему ты все время называешь меня Асей? – спросила как-то Ася, когда после долгой любви мы лежали с ней в постели в самом центре душной августовской ночи и курили сигаретку с «травкой». Одну на двоих. – Разве ты забыл мое настоящее имя?

Не поверите, но этой ночью я испытал настоящий библейский ужас. Я не был пьян, и это было не действие «травы». Но я боялся посмотреть в ту сторону, где рядом со мной мирно посапывала во сне та, которую я, обознавшись, только что имел дерзость назвать Асей.

Я на один промельк сознания вспомнил ее истинное имя.

Имя, которое мой человеческий мозг не в состоянии был ни удержать, ни осмыслить.

Иначе я бы просто сошел с ума.

Ася и Шарлотта.

Шарлотта и Ася.

Кто из них настоящая, а кто – плод моего воспаленного воображения?

Они раздваиваются в моем сознании. Или, наоборот, удваиваются?. И тогда может оказаться, что они реальны обе… Или, напротив, обе не существуют и не существовали никогда?

– Ты опасная женщина, – говорю я Шарлотте, которая сейчас в полумраке звездной ночи сидит в постели в профиль ко мне и смотрит на небо. В этом неверном лунном свете я готов побожиться, что не знаю, кто она сейчас – нездешняя женщина Шарлотта или банальнейшая предательница Ася?

– Почему? – думая о своем, спрашивает одна из них.

– Ты многое в этой жизни делаешь из любопытства, ведь так?

– Не знаю, может быть…

– А любопытные люди не остановятся ни перед каким преступлением, чтобы удовлетворить свою болезненную страсть.

– Страсть? – переспрашивает она. – Если не можешь больше любить, значит, пришло время убивать…

– Так, как Иуда убил Христа?

Молчит. Я ей больше неинтересен. Ночные облака, гонимые неожиданно откуда-то взявшимся ветром, для нее важнее.

Любовь – это такой зверек, что если его не подкармливать чем-нибудь остреньким, то он скоро умрет.

Ася или Шарлотта?

Шарлотта или Ася?

Кто и зачем играет со мной в эту дурацкую игру? Зачем и кому я нужен?

Я закрываю глаза и не могу вспомнить своего лица. В последнее время со мной это происходит все чаще.

Может быть, я начисто лишен индивидуальности? И именно поэтому меня всегда влекли к себе странные люди, маргиналы, аутсайдеры, неудачники?

Я всегда боялся своей обыкновенности и всю жизнь пытался улучшить природу: то отращивал длинные волосы, то отпускал бакенбарды, а то вдруг стригся налысо; начинал заниматься культуризмом или покупал себе цветные линзы. Но индивидуальности не прибавлялось.

Помню, я даже всерьез задумывался о пластической операции. Причем я отнюдь не хотел стать писаным красавцем. Наоборот, пластическая операция мне была нужна, чтобы сделать с собой что-то, что отличало бы меня от других: асимметрия глаз, удлиненный нос, большие оттопыренные уши, хромота, полное отсутствие волосяного покрова на голове.

Наконец, я хотел зашить себе рот суровыми нитками, черт возьми! Но вовремя понял, что так я умру с голоду, ибо есть мне будет нечем.

Я человек обычной, средней внешности. Середина, проклятая середина!

Два кольца, два конца, а посредине – гвоздик.

Этот гвоздик – и есть я.

Но я покину уготованное мне историей гнездо, хотя бы из-за этого потом распалась вся конструкция!

…А зонтик мы с Асей оставили прямо на облаке. Седьмое небо, поворот направо, пятый угол, третий звонок, спросить господина Бога.

ВАРИАНТ ВТОРОЙ: ИДЯ К ЖЕНЩИНЕ,

НЕ ЗАБУДЬ ПЕРЕДЕРНУТЬ ЗАТВОР

В СВОИХ ШТАНАХ!

Улица где-то в старой части города Волопуйска. Мужчина и женщина идут, держась за руки. Зрители видят их со спины. Они заворачивают за угол, камера дает крупный план, и мы замечаем, что рты у них грубо зашиты суровыми нитками. Причем, видимо, эта жестокая операция была сделана совсем недавно: из проткнутых иголками отверстий продолжает сочиться кровь. Выражение глаз у них не грустное и не веселое. Наверно, боль сделала их мудрыми.

…Кажется, я уже говорил, что Шарлотту отличала в постели ее ненасытность? Грубо говоря, каким бы умельцем и половым гигантом ни был ее партнер, она все равно не могла бы нормально кончить. Как, впрочем, все оборотни и колдуньи, шептал я ей, и она смеялась своим потрясающим завораживающим смехом.

Во всем остальном она была лучшей. Заводилась с пол-оборота. И не успеешь ей вставить, а она уже хлюпает сокровенным местом, словно в весеннюю распутицу грязь под ногами.

…И вот мы как бы бежим навстречу друг другу, все быстрее и быстрее, я ускоряю темп до предела, и уже можно раскрыть объятия, так мы близко друг от друга, мы уже на расстоянии вытянутой руки, на расстоянии дыхания, на расстоянии волоса с ее лобка, но тут нас словно взрывом (взрывом секс-бомбы?) отбрасывает в разные стороны, и я вновь прихожу к финишу один.

Именно в эту ночь, в этот час, в эту секунду, когда я уже второй раз бурно кончал в жадный Шарлоттин рот, художник Макс Пигмалион, вечно небритый и неумытый безумный Макс, бедняга Макс, с воспаленными красными глазами, в мятой застиранной пижаме, рисовал ее портреты своим калом в туалете и на стене своей больничной палаты. За что поутру был жестоко бит медбратьями.