Андреевский кавалер - Козлов Вильям Федорович (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
– Если их не схватили… И Семена – тоже.
– Не думаю, ребята хотя и отчаянные, но смышленые. Не полезут на рожон.
– Пойдем вместе, – загорелся Дмитрий Андреевич. – Прямо сейчас!
– Так не годится, товарищ командир, – возразил Семенюк. – Вам нельзя оставлять отряд…
– Знаю, – помолчав, сказал Дмитрий Андреевич. – А здорово было бы, Вася, если бы ударили по комендатуре, а потом вышли на базу, а? Справились бы с охраной?
– Охрана там сильная, – остудил его пыл разведчик. – Без поддержки нашей авиации нечего туда и соваться, товарищ командир. Вот если бы наши с воздуха ударили, а потом мы. И капут немецкому арсеналу!..
Но Центр о своем решении сообщит только завтра, а пока до получения распоряжений никаких действий приказано не предпринимать.
– Придется ждать, – сказал Семенюк. – База для фрицев очень важна, может, она весь фронт на этом участке будет обеспечивать боеприпасами. И наши выжидают, чтобы нанести удар в нужный момент. Представляете, что это значит? Возможно, будет сорвано немецкое наступление.
– Все я, Вася, понимаю, – сказал Дмитрий Андреевич. – Но сил нет ждать, а тут еще такое с отцом…
– Семен ждет, если конечно, успел уйти, – взглянув на наручные часы, сказал лейтенант. – Завтра в восемнадцать ноль-ноль все станет ясно.
– Для меня ясно одно – нам необходимо покончить с базой и гарнизоном, пока еще на нашей стороне внезапность. Не то будет поздно, немцы теперь усилят охрану да и нас начнут искать.
– Не успеют…
– Возьми с собой кого-нибудь, – распорядился Дмитрий Андреевич. – Не хватало мне еще тебя потерять.
4
В июле 1942 года на тенистой улице в старинном городе Ярославле у солдатки Пелагеи Никифоровны Борисовой поселился пожилой эвакуированный– бывают же совпадения! – из города Борисова – Макар Иванович Семченков. Хотя с лица и представительный, одет он был в потрепанный бумажный костюм, на ногах разбитые башмаки, за спиной тощий вещевой мешок со скудными пожитками. Конечно, солдатке было выгоднее пускать на постой бойцов и командиров – ее дом находился не так уж далеко от вокзала, – от них нет-нет да и перепадет что-нибудь из продуктов, но Пелагея Никифоровна пожалела эвакуированного, потерявшего под бомбежкой жену и дочь. Тем более что у него было направление на жительство из эвакуационного пункта. Такие бумажки с красной полоской давали всем, кто обращался в пункт.
Деревянный одноэтажный дом солдатки давно требовал ремонта: дранка на крыше кое-где подгнила и осыпалась, в сенях, когда дождь, с потолка капало, приходилось подставлять ведра и тазы, на крыльце провалились ступеньки, покосился ветхий палисадник. Хозяйка жила одна, – два сына и муж воевали с фашистами, – она отвела постояльцу небольшую, оклеенную сиреневыми обоями комнату с окнами в сад. Прямо в форточку просовывалась зеленая яблоневая ветка. Шкаф, кровать, стол да тумбочка с настольной лампой – вот и все убранство комнаты. Еще домотканый половик на крашеном полу.
На работу Макар Иванович не торопился устраиваться, – видно, бедняга намаялся на военных дорогах, не грех и отдохнуть. Но и без дела не мог сидеть – взял мужнин плотницкий инструмент, гвозди и принялся первым делом за крышу, неумело залатал ее, потом заменил подгнившую доску на крыльце, теперь можно было не опасаться подвернуть в потемках ногу. Подправил и палисадник, а когда закончил эту работу, принялся пилить на зиму дрова.
Пелагея Никифоровна не могла нарадоваться на хорошего квартиранта: не пил, не курил, женщин к себе не приглашал, видно, сильно убивался по своей погибшей жене. В родном-то городе Борисове, оккупированном немцами, Семченков работал по снабжению, принимал от населения шкуры животных и кожи, может, и здесь найдет что-нибудь, пристроится. Заядлый рыболов, он никогда не видел Волгу, но слышал, что здесь даже стерлядь водится… И вообще город ему нравился, он часто бродил один по старинным улицам, а вечером, сидя с хозяйкой за медным самоваром, рассказывал то о церкви Ильи-пророка, то о каком-то каменном доме, в котором прожил в изгнании девятнадцать лет курляндский герцог Бирон – любимый фаворит царицы Анны Иоанновны. Признаться, Пелагея Никифоровна никогда и не слыхала про такого. Да и про царицу тоже.
– Фаворит-то – это святой, что ли?
– Уж скорее дьявол, – со смехом ответил Макар Иванович.
Она посоветовала ему при случае побывать в Коровниках, где стоит храм Иоанна Златоуста, а также в Толчкове – там, мол, тоже церквей много и знаменитый Спасский монастырь. А чем он знаменит, так и не смогла вспомнить.
Лето выдалось жаркое, липы на окраинных улицах источали запах, идущие по дороге грузовики оставляли за собой облако желтой пыли, которое подолгу стояло над избитой колеей. Придорожная зелень побурела. Ранним утром квартирант с удочками отправлялся на Волгу, где с берега ловил рыбу. Чайки провожали катера, потом садились на колышащуюся воду и покачивались, как огромные белые поплавки. Иногда проходил небольшой пароходик с красной трубой. Загорелые мальчишки тоже ловили крупную плотву на удочки, но держались подальше от Макара Ивановича.
Звездной июльской ночью в окно комнаты, где спал Макар Иванович, тихонько постучали. Чутко спавший Семченков тут же вскочил с железной кровати, подошел к окну, щелкнув шпингалетом, приоткрыл одну створку.
– Вам поклон от Архипа, – шепотом сказал ночной гость и умолк, дожидаясь ответа.
– Архипа?.. – Семченков от охватившего его волнения не смог сразу вспомнить пароль. – Да… У Архипа удалены камни из печени?
– Натерпелся я страху с этой штуковиной… – пробормотал гость и поставил на подоконник громоздкую птичью клетку.
– Вы пока сюда больше не приходите, – сказал Макар Иванович. – Где я вас смогу найти?
– На буксире «Веселый», – ответил незнакомец. – Спросите капитана Ложкина.
– Вы капитан? – удивился Макар Иванович. Вид у гостя был довольно помятый, тельняшка порвана на груди.
– Из капитанов меня турнули… – ответил Ложкин. – Из-за аварии… Вообще, моторист я.
– Вы теперь в моем подчинении, – сказал Семченков.
Он повернулся к кровати, приподнял матрас и достал завернутый в газету пакет. Ложкин принял его, взвесил в руке и, удовлетворенно хмыкнув, засунул в карман. Макару Ивановичу показалось, что от ночного гостя пахнуло водочным духом.
– У Пелагеи отменный белый налив, – кивнул Ложкин на яблони. – Еще мальчишкой лазил к ней в сад, – ухмыльнулся и будто растворился среди яблонь в ночном сумраке.
Макар Иванович немного постоял у окна, прислушиваясь к тишине. Ни один сучок не треснул под ногой капитана Ложкина, через тонкую перегородку доносился заливистый храп хозяйки. В яблоневых ветвях сонно пискнула какая-то птица, с Волги донесся басистый гудок парохода. Семченков засунул клетку под кровать с тускло светящимися на спинке никелированными шариками и снова улегся на соломенный матрас, но заснуть так и не смог почти до самого рассвета.
5
Отбомбившийся «юнкерс» Гельмута Бохова со второго захода был подожжен советским истребителем над Торжком. Он попытался сбить пламя, но огонь бушевал, подбирался к плексигласовому фонарю стрелка-радиста. Гельмут приказал ему покинуть бомбардировщик: пока моторы и управление слушались его, он еще на что-то надеялся. Штурман Людвиг Шервуд лихорадочно запихивал в карманы комбинезона аварийное НЗ. Линия фронта давно осталась позади, и они летели над оккупированной территорией. Гельмут видел, как стрелок-радист Франц откинул горящую крышку фонаря и, на миг исчезнув в пламени, камнем полетел вниз. Уже пора было раскрыться парашюту, но черная, с суетливо дергающими руками фигурка стремительно уменьшалась на глазах, а белый спасательный купол все не появлялся.
Чихнул, выбросив клубок огня, правый мотор, и «юнкерс» вздрогнул. Пока он не вошел в «штопор», нужно было прыгать. Внизу промелькнул какой-то населенный пункт, в наушниках раздавался треск, почему-то покалывало щеки, связь с эскадрильей прервалась. Прыгнул наконец и штурман, его планшет мелькнул в воздухе, и парашют Людвига, слава богу, раскрылся. Внизу, сколько охватывал взгляд, расстилалось такое безобидное, почти воздушное зеленое поле. Это был лес, и им предстояло приземлиться в его гуще, а что такое упасть на деревья – Гельмут знал: его однополчанин Дайман, приземлившись в бору, лишился одного глаза.
