Большая книга перемен - Слаповский Алексей Иванович (книги без регистрации TXT) 📗
– А что?
– Язва, – напоминает она.
– Что же теперь, не жить?
– Жить, но не рисковать!
Скорее всего, это забитый женой родственник со стороны невесты, какой-нибудь мелкий служащий, для которого красная икра вволю – уже праздник. А уж спиртное тем более – будет выжидать, когда жена отвернется, чтобы опрокинуть рюмку. Она поймает его за этим занятием и шлепнет по затылку.
– Имей совесть… При людях… – заноет он.
– А ты не свинячай!
(Таким образом Саша мысленно описывал одного из почетнейших гостей – Сезонтьева. Правда, почти угадал – язвы у Сезонтьева не было, а вот гастрит имелся. Но красную икру любил и имел возможность есть ее каждый день хоть ведрами, однако остерегался – сам, без советов жены; однако сегодня праздник, можно чуть-чуть расслабиться.)
Молодой человек с восточными чертами (Егор). Возможно, представитель кавказской криминальной диаспоры. Пришел из вежливости – пригласили. Но ему тут не нравится. Он уже поделил всех на своих и чужих. Кадр – реализация его подсознательных желаний: он стоит посреди зала, к нему движется поток гостей. Одних он посылает направо, где их встречают юные красавицы с голыми животами, других налево, где им тут же отрубают головы.
Рядом с одиноким джигитом девушка, на которую он время от времени посматривает, но девушка занята разговором со своим парнем, который внимательно ее слушает, похоже, он в нее крепко влюблен. (Девушкой была Яна, а парнем – Борис, старший сын Максима от первой жены; сама Олеся не смогла прийти, улетела со вторым мужем к морю, а младший сын Глеб уехал куда-то с какой-то компанией.)
А вот развеселый человек, который купается в происходящем как рыба в воде. Весело и охотно ест и выпивает, смеется на каждое слово рядом находящихся застольщиков, которое покажется ему смешным, рассказывает анекдоты соседке, миловидной женщине лет под тридцать, обращается иногда и к другой соседке, хмурой дебелой тете его возраста. Он, судя по всему, добродушный халявщик, любитель погулять на дармовщинку, дебелая тетя – его жена, поэтому он к ней меньше и обращается, жене анекдоты не рассказывают, она и так их все знает. Халявщик, веселясь и балагуря, успевает оглядеть стол, словно жалея, что не до всех может дотянуться своим весельем, а заодно прислушивается – не рассказывают ли в других местах чего-то интересного, не едят и не пьют ли того, что перед ним не поставлено?
(Так Саша описал Колю Иванчука, которого Лиля перед свадьбой напутствовала странными словами: «Ты присмотри там, чтобы все нормально». Коля изо всех сил старался показать, в первую очередь Даше, что ему тут очень хорошо. Миловидной девушкой была Ольга, жена Максима, а дебелой дамой – жена мэра Кублицына, женщина заносчивая, страдавшая оттого, что их с мужем посадили дальше от новобрачных, чем требуется по статусу, да еще ее коробило, что какой-то плебей-балагур смеет травить ей похабные анекдоты, причем то и дело касается рукой плеча. В следующий раз, ей-богу, так даст ему, что рука отсохнет – чтобы знал, с кем можно похабничать, а с кем нельзя!)
А вот человек с задумчивым интеллигентным лицом, которому здесь явно скучно, возможно, представитель творческой профессии – музыкант, художник. Пусть будет художник. Он смотрит на людей, и под его взглядом они застывают, превращаясь в большие полотна, холст, масло. (Это был Петр, а причина его задумчивости была в том, что у него в новенькой машине вдруг что-то застучало в моторе, он отогнал ее на сервис, наладили, перестало, два дня не стучало, а сегодня опять. Этих бездельников из сервиса он, конечно, накажет, но что стучит, вот вопрос! Петр терпеть не мог чего-то не понимать, потому что обычно он понимал в жизни абсолютно все.)
А вот мужчина, явно сбежавший от жены и троих детей, рядом с ним редкостно неказистая девица, но желание мужчины пофлиртовать, порезвиться на свободе столь велико, что он напропалую любезничает с девицей, а та регулярно хихикает, обрызгивая стол и галантного собеседника крошками пищи, потому что постоянно жует (мужчиной был Валера Сторожев, а болтал он с уродливой дочкой мэра, жалея ее, что она так не задалась внешностью.)
Рядом с ним еще один унылый муж. Он почти не ест, только пьет одну рюмку за другой и тупо смотрит перед собой. Его супруга не отстает в питье, вытирает губы рукой, закусывает мало – бережет фигуру, контуры которой превратились в очертания прибрежного валуна, заглаженного до плавных форм тысячелетним прибоем. Такие пары бывают, Саша встречал не раз: уже нет ничего общего, ни одной связующей нити, кроме совместного обиталища, и вот они приходят домой вечером, ужинают, муж наливает себе, спрашивает ее: «Будешь?» Она кивает. Так и сидят и выпивают весь вечер, глядя в телевизор – а что смотреть, все равно. (Так Саша охарактеризовал Немчинова и Скобееву, главного бухгалтера одного из коммерческих подразделений Павла Витальевича, женщину великую, умеющую в два дня составить годовой отчет в трех вариантах – для внутреннего пользования, для налоговой инспекции и – самый настоящий – для Павла Витальевича лично; одна печаль – овдовев, стала крепко зашибать, очень уж любила своего покойного мужа. Между прочим, Немчинов сам напросился пойти вместе со Сторожевым, зайдя к нему и узнав, что пригласительный билет на двоих. Он начал уговаривать Наташу, чтобы она, как он коряво пошутил, уступила ему свое лицо, ему обязательно надо там быть, он ведь друг Коли и Лили, его не пригласили по ошибке. «Тебя не пригласили не по ошибке, – сказал Сторожев. – И ты это знаешь. Огребу я с тобой неприятностей». Немчинов заверил, что никаких неприятностей не будет, Валера не поверил, но все же дал себя уговорить – иначе пришлось бы идти с Наташей, а он этого не хотел – из-за Даши. То есть она, чуткая женщина, начала бы отказываться, но он взялся бы уговаривать… А тут – само все решилось.)
А вот явно администратор, по ухваткам видно. Его назначили тамадой (или он сам вызвался), он регулярно встает и смело называет тех, кому предоставляет слово. Начинает, конечно, с крупных персон, с тузов, потом идет масть помельче. До шестерок вряд ли доберутся при самом долгом застолье. Чтобы иметь полномочия давать слово, надо быть чиновником довольно крупного масштаба. (Тут Саша попал в точку: это был Максим. Сокольков, правда, не угадал родства Максима с Павлом, но у всякой проницательности есть пределы.)
Вторая часть фильма – каждый встает и говорит. Парад характеров. Сочно, колоритно. А тамтамы в параллельных кадрах бьют все быстрее, черные люди в тростниковых юбочках топочут ногами, двигаясь по кругу, груди женщин подрагивают у молодых, трясутся у зрелых и болтаются у старух.
Странно, кстати, что нет нанятого тамады и нет сценария. Сейчас это модно. Чтобы не просто гости пили и ели, напиваясь и наедаясь, а – различные конкурсы, шутки, розыгрыши и т. п. Лет пять назад Саша, оказавшись временно без работы, сам сочинял такие сценарии, режиссировал их, был тамадой. Даже хотел снять фильм в духе американской легкой комедии: тамада заболел или ушел в запой, надо отработать аванс, он просит друга пойти и заменить его, начинается путаница, кавардак, зато лже-тамада нравится невесте, которая в результате с ним сбегает. Но нет, это попса, это дешево, Сокольков не стал на это размениваться.
Впрочем, общество тут хоть и провинциальное, но все же с признаками отесанности, такие люди не любят самодеятельности – или им подавай что-то качественное, а где ж его тут взять?
Но вот и самодеятельность: кто-то вместо тоста запел оперным голосом. Хотя, почему самодеятельность? Сережа говорил, что у них тут есть оперный театр. И драматический. И даже кукольный. Культурный город. Значит, кто-то из гостей – оперный певец. Хороший был бы кадр: тут же поднимается другой певец (или певица) – и исполняет фрагмент той же арии октавой выше. Творческое соревнование, творческая ревность. Все в восторге. Не выдержав, поднимается еще один певец – и берет еще одной октавой выше! Гениально!
И вот, по нарастающей, все торопятся высказаться, вот говорят уже одновременно. Рты, губы, зубы. Ничего не понять. Фильм можно сделать вообще немым или почти немым. Ни одного членораздельного слова, слова – враг кино. Все, что можно показать через действие, должно обходиться без слов!
