Дэниел Мартин - Фаулз Джон Роберт (читаем книги txt) 📗

Гораздо интереснее показался мне муж – человек много ее старше. Он сохранил пышную гриву седеющих волос и кустистые брови над пронзительными серыми глазами и явно не испытывал недостатка в savoir-vivre 251. Он производил приятное впечатление и тем, как испытующе разглядывал собеседника, и тем, с каким интересом его выслушивал… в то же время трезво его оценивая. Перед обедом он уселся рядом с Джейн, и я не только услышал, как он сказал ей что-то об Энтони, но и заметил, что ему удалось растопить ледок враждебности, которую она могла бы испытывать к нему по иным причинам; видимо, он рассказывал какой-то эпизод, показавшийся ей забавным: она рассмеялась, откинув голову.

Вскоре после этого меня отправили вместе с ним в укромный угол, и я представил парламентарию краткий перечень опасностей, подстерегающих кинобизнесменов на каждом шагу. Фенуик тревожился не только как отец потенциальной невесты, но и как старинный приятель матушки юного лорда. Этот последний был одержим стремлением войти в demi-monde визуальных искусств, водил дружбу с двумя-тремя модными фотографами, чьи хорошо известные имена прозвучали в качестве доказательства артистических наклонностей молодого человека – прозвучали сухо-иронично и вопрошающе, – так в суде мог бы говорить королевский адвокат, делая вид, что выступает в поддержку сомнительного прецедента, чтобы затем не оставить от него камня на камне. Я высказался в том духе, что юные аристократы – те, что при деньгах, – радовали сердца мошенников с сотворения мира: меня с готовностью поддержали. Однако очень скоро выяснилось, что, несмотря на всяческое уважение, выказываемое к моему мнению, яйца учат курицу: Фенуик прекрасно понимал, какой идиотизм – снимать фильм, не имея гарантированного сбыта, да и все остальное тоже знал не хуже. Немного непонятно было мне лишь то, что – с его-то знанием жизни – он и не догадывался, что нынешний Мармадюк скорее всего трахает каждую актрисулю и каждую фотомодель, как только представляется возможность, и что его дочь была бы в сотни раз счастливее в женском монастыре, чем замужем за юным лордом. Но объяснять ему это вряд ли входило в мою задачу. Я успел уже нащупать слепой участок в интеллекте Фенуика, однако не исключено, что это был всего-навсего глубочайший цинизм.

Обед получился приятным. Фенуик оказался прекрасным рассказчиком, ради острого словца не щадил даже себя самого; к тому же он отчасти обладал и тем редким качеством, тем даром, что позволяет человеку быть чуть язвительнее, чуть противоречивее, даже чуть возмутительнее, чем обычно допускают условности. В основе этого лежала абсолютная уверенность в себе, убежденность в собственных достоинствах человека пожившего, постоянно общающегося с самыми разными людьми; но самоуверенность эта была легкой, ироничной. Он пожурил бедняжку Каро за то, что она променяла сельскую жизнь на «это ужасающее вместилище зла, эту Большую деревню» («Какую большую деревню?»), но произнес это с шутливой строгостью старого ловеласа, привыкшего развлекать молоденьких женщин. Разговоров о политике все весьма старательно избегали: Фенуиков либо предупредили, чтобы они не трогали этой темы… либо они и так были в курсе. Кажется, они уже встречали Джейн в Комптоне.

Парочка выдала мне подобающую знаменитости порцию восхищения, которой так страшатся все профессионалы-киношники; меня засыпали наивными вопросами о технических деталях, настораживали ушки и понимающе – как свинья перед россыпью жемчужин – улыбались при упоминании об очередной звезде… но даже и это делалось гораздо интеллигентнее, чем обычно. Разговор перешел на мою теперешнюю работу – сценарий о Китченере. Я немного рассказал о нем самом, хотя в этой компании сознательно смазал идею идиотизма имперских амбиций и сосредоточил внимание на психологической загадочности персонажа. Фенуик слушал все это, не перебивая, но, дослушав, улыбнулся мне через стол:

– А я с ним как-то встретился. Он даже руку мне пожал. Мне семь лет было.

– Господи, да где ж это было?

– В Таплоу, в доме у Дезборо, по-моему. Как раз перед войной. В тысяча девятьсот четырнадцатом. У него были совершенно необыкновенные глаза. Бледно-бледно-голубые. И косили ужасно. На знаменитом плакате это здорово подретушировали. И рост… Невероятно высокий. Как с небоскребом повстречался.

– И он что-нибудь сказал вам?

Фенуик, отведя мне роль семилетнего себя, сурово взглянул на меня из-под кустистых бровей:

– «Всегда смотри людям в глаза, мой мальчик». А я, должно быть, уставился на его сапоги. Вы, конечно, знаете, как его описал Осберт Ситуэлл 252?

– Богоподобное начало?

– Готов под этим подписаться. Невероятно мощная личность. Он как бы заполнял собою все вокруг. Притягивал к себе словно магнит – в его присутствии ни на кого другого смотреть было просто невозможно.

– И вы по-прежнему им восхищаетесь?

Как великолепным зверем. Ну а как генерал.:. Помню, слышал obiter dictum 253 Уинстона на эту тему. – Он изменил голос, Довольно похоже изобразив Черчилля: – «Герою Омдурмана 254 легче было бы поцеловать задницу Его Сатанинского Величества, чем обдумать самое незначительное стратегическое решение». – Мы рассмеялись, а Фенуик ущипнул себя за кончик носа и поднял вверх палец, останавливая приступ неумеренного веселья. – Учтите, я ведь еще помню, как все были потрясены его гибелью в шестнадцатом году. Конечно, никто и представить себе не мог всей закулисной возни, которую он сам перед этим устроил. Я в подготовительной школе тогда учился. Нас торжественно вывели из класса, все преподаватели вышли, даже весь техперсонал… помню, одна уборщица расплакалась… директор школы… он так сообщил нам страшную новость, что можно было подумать – ничто теперь не ограждает нас от прусских орд. – Я быстро отметил про себя – из этого может получиться интересный эпизод. Фенуик откинулся на стуле, взялся двумя пальцами за донышко бокала с бургундским. Подвинул бокал на пару сантиметров: осторожная попытка что-то поправить – не только положение бокала. Улыбнулся мне: – Не знаю, способны ли мы теперь справедливо судить о таких людях, как Китченер. Суть ведь не в его недостатках и ошибках, знаете ли. Как и у нашего обожаемого Монтгомери 255. Подозреваю, именно потому, что он был не так уж надежен как личность, и даже как генерал, он и стал таким надежным национальным символом. Эмблемой. Знаком. Вся страна носила на груди этот знак в первые годы той войны. – Он высоко поднял кустистые брови и предостерег:

– Вы сумеете найти человека, который сможет сыграть Китченера. Но не сумеете передать эту мощь… это его эмблематическое свойство.

– Мы это хорошо понимаем. Очень хочется пригласить одного шведского актера – есть такой Макс фон Зюдов, знаете? Но его, разумеется, придется дублировать.

Разговор перешел на актерскую игру и подбор состава исполнителей; поговорили о роли Черчилля – Фенуик считал, что никто так и не сумел сыграть его по-настоящему, – потом еще о чем-то.

Наконец Нэлл поднялась из-за стола. Дамы должны были оставить джентльменов одних, как положено, хотя Нэлл постаралась смягчить нелепость ритуала, погрозив пальцем сидевшему во главе стола Эндрю:

– Только на двадцать минут. Не то приду и вытащу каждого из вас отсюда за шиворот.

– Слушаюсь, мэм.

Пол ушел вместе с дамами, а я остался с Эндрю, Фенуиком и большим графином портвейна; наконец-то мы добрались и до политики. Тема была под запретом из-за Джейн, не из-за меня.

Эндрю ушел со своего места и сел поближе к Фенуику, как бы сделав его центром внимания. Но его ленивый взгляд испытующе остановился на мне; последовал вопрос, который он мог бы задать мне и раньше: