Угол покоя - Стегнер Уоллес (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT, FB2) 📗
– Сал! – завопила миссис Олпен, пропихивая уши пахотной лошади в оголовье.
Из дома донесся чей‑то громкий зевок. Олли обернулся и увидел в дверях Салли Олпен, она потягивалась с разинутым ртом. Потом неспешно двинулась через двор, остановилась, брезгливо вытерла босую ступню о землю и пошла дальше. На ее щеке отпечатался рисунок наволочки или подложенной салфетки. Она блеснула темными глазами, покосившись на Олли, и прислонилась к ограде корраля, подавляя зевоту, передергиваясь и мотая головой.
– Ощипай и выпотроши эту куру, – сказала ее мать. – Ежели не вернусь сегодня, ты и Герм поможете отцу доить, слышишь? И ужин сготовь. Ты за хозяйку.
– А что случилось‑то? Ты куда?
Миссис Олпен, не отвечая, накрыла пахотную лошадь попоной, задубелой от пота и шерсти. Олли никогда еще не видел, чтоб человек двигался так медленно. Ему не нравился заносчивый взгляд, который косила на него Салли Олпен, но, чтобы ускорить дело, он сказал ей:
– Моя мама заболела.
– А, знаю, как же, – сказала Салли. – Ребенка рожает.
– Да не рожает она! – Он был в ярости. Что она может знать, эта непричесанная, с мятым лицом и грязными ногами? Он приплясывал от нетерпения. – Поскорей, миссис Олпен!
Миссис Олпен стащила с верхней жерди седло с одним ломаным стременем и сухой покоробленной юбкой, перекинула через горбоносую и подергала за рожок, чтобы село плотнее.
– Иди, займись курой, – сказала она Сал. – На солнце чтоб не валялась. И не кидай под дверь перья и потроха, а то они по всему по двору потом.
Сал улыбнулась Олли непонятной улыбкой, взяла курицу за ноги и стала задумчиво смотреть, как у нее капает из шеи. Миссис Олпен крякнула, затягивая подпругу, и дала старой горбоносой хорошего пинка под брюхо, чтоб дышала как следует. Так все медленно! Двое мальчишек побежали по речной тропе к дому. Олли взобрался на жердь корраля и сел на свою лошадку, чтобы быть выше них, когда они явятся. Мама никогда не поощряла его к дружбе с Олпенами. Они были чужого племени, потенциальные недруги. Но вдруг с высоты он увидел пыль от быстро едущей к ним по речной дороге коляски и узнал мулов, вороного и рыжего, и высокого мужчину на сиденье.
– Все в порядке! – закричал он. – Не волнуйтесь, миссис Олпен. Вон мой папа! Все в порядке уже!
И перед ними всеми – перед миссис Олпен с ее кожистым лицом, перед девицей с окровавленной курицей в руке, перед пыхтящими мальчишками с болтающейся на раздвоенной палке и пыльной уже рыбиной, которых распирало от вопросов, – он заплакал. Вслепую рванул поводья и, хлеща лошадку и колотя ее каблуками, погнал со двора навстречу коляске.
Его отец до этого встретил на дороге Джона и все уже знал. Он не позволил миссис Олпен даже расседлать пахотную лошадь – сразу посадил женщину в коляску, едва колеса перестали крутиться. Сына, кусавшего губы и гримасами старавшегося размять сохнущие щеки, он спросил:
– Сядешь к нам, Олли? Пони твоего мы можем в поводу.
Олли покрутил головой. Несколько секунд отец, не улыбаясь, всматривался в него. Потом повернулся, сказал что‑то миссис Олпен и хлестнул мулов. Они рванули с места, оставив Олли позади, и он исступленно ринулся следом, не только чтоб догнать, но и чтоб у Олпенов осталась картина его бесшабашной езды.
В горах шел дождь. Вершины затянуло черными тучами, а над ними громоздились, высоко уходя в голубое пока еще небо, белые ливневые облака с яркими серебристыми краями. Молнии шарили по грозовому фронту, гром прокатывался по каньону, как будто свергался каменный оползень. Там, где тропа входила в горло каньона, Олли обернулся и увидел, что широкая, поросшая полынью котловина позади него все еще залита мутноватым от пыли солнечным светом. Каньон обдал внезапной прохладой, потная кожа Олли стянулась, рубашка студила спину. Он обмотал ладонь гривой лошадки и держался, терпел, пока она рывками одолевала крутизну.
Впереди скрежетала по камням коляска. Его отец поглядывал назад, но никаких знаков не делал. Миссис Олпен ехала, глядя прямо перед собой сквозь раструб солнечного чепца. Между их головами Олли видел угол утеса, дальше каньон расширялся, образуя их маленькую площадку с корралем и стогом, правее которой, по ту сторону шаткого моста, глядел на реку каменный домишко, едва отличимый от скалистого выступа. Олли не знал, плачет ли там до сих пор от боли мама, которую он обожал и которой считал себя недостойным.
Коляска вкатилась в ворота пастбища, и Олли соскользнул с лошадки, чтобы накинуть на столб проволочную петлю. Бегом, хотя лошадка артачилась, он потащил ее к корралю, где его отец и миссис Олпен уже сошли с коляски. На холме по ту сторону каньона Нелли Линтон, стоя в дверях, махала кухонным полотенцем то ли радостно, то ли тревожно.
– Займись лошадьми, Олли, – сказал его отец. – Я за тобой вернусь.
– Да, сэр.
Взрослые торопливо пошли по тропинке к невидимому от корраля началу моста. Олли потянул за уздечку и освободил лошадку, отцепил постромки мулов от вальков, распряг их, отволок сбрую по пыли в сарай и, что мог, повесил на штыри. Когда вышел, его отец и Нелли как раз входили в дом. Миссис Олпен отдыхала на середине склона, опустив голову и опершись рукой о колено. Олли взял ведро и насыпал на землю овес тремя равными кучками. Мулы и лошадка потянулись к овсу, отталкивая Олли головами. Он смотрел, как миссис Олпен одолела подъем и вошла в дверь. Молния зубчато прорезала тучи выше по реке, и через несколько секунд загрохотал гром. Ветер, скатившись с крутого противоположного берега, взбудоражил гладкую воду омута.
Ему было боязно, одиноко, он почувствовал себя маленьким. Хотелось перейти через мост, пока не началась гроза. Что если папа забудет и не придет? Что если мама так больна, что он не сможет отлучиться? Или умирает? Оставленный по ту сторону реки, он не мог перейти, потому что два раза уже нарушил запрет и знал, что должен быть наказан.
Он долго просидел у моста, прежде чем увидел, как отец спускается по тропинке и, не касаясь каната, топает по качающимся доскам, будто по незыблемому камню. Олли встал.
– Ей не плохо?
Отец поспешно взял его за руку.
– Думаю, не плохо. Надеюсь.
– Она плачет?
Теперь отец посмотрел на него внимательно, и спешка у него пропала. Он отпустил руку Олли, прислонился к утесу и набил трубку.
– Ей придется еще поплакать, пока все не кончится. Но она скоро поправится, если только врач сюда доберется.
В воздухе взбухал запах дождя, к нему примешивался сладкий аромат табака, затем сернистый дух спички, затем дым.
– Миссис Олпен грязная, – сказал Олли.
– Гораздо лучше она, чем никого. По крайней мере она добрая.
Они стояли молча, Олли так близко к отцу, как только можно было встать, не наталкиваясь на него. Север ярко мигнул, мигнул еще раз, когда из глаз Олли еще не ушла первая вспышка. Громко, а затем еще громче, треснул гром, и пошли раскаты. Весь наполненный чувствами, в том числе и ощущением греха, Олли стоял в струйке трубочного дыма и вместо того, чтобы смотреть на отца, смотрел на реку, которую испещряли ямками тяжелые капли, не мочившие их под стеной утеса.
Отцовская рука тяжело легла ему на плечо. Он замер. Вот оно настало. Он принимал это, знал, что заслужил. Пальцы жестко надавили на кости плеча. Отец сказал:
– Олли, ты сделал кое‑что.
– Да, сэр.
– Ты сделал кое‑что очень взрослое. Лучше никто не смог бы поступить.
Глаза Олли взметнулись к отцовскому лицу. Отец смотрел на него очень серьезно. Рука так давила на плечо, что Олли пришлось напрячься, чтобы не осесть под ней. Словно проверяя сопротивление, рука ушла с плеча и взяла Олли за загривок. Пальцы сомкнулись под подбородком.
– Ты молодец, дружище, – сказал его отец. – Знаешь ты это?
Сказал и отпустил словно в нетерпении, хотя Олли весь вечер бы тут простоял с этой рукой.
– Пошли домой, пока не вымокли.
Олли неуверенно протянул руку, чтобы отец его повел, но тот прищурил глаза:
