Больше никогда не спать - Херманс Виллем Фредерик (книга жизни txt) 📗
— We are very sorry, — произносит она очень медленно, — но мы ещё не вполне разобрали наш архив. Я плохо в нём ориентируюсь, и к тому же мы пока далеко не всё получили.
Я чувствую, что заливаюсь краской от радости. Ага! Совсем другое дело! Ещё не всё получили, но нужные мне снимки, конечно, уже здесь. Не может быть, чтобы Нуммедал просто так послал меня в Тронхейм. Конечно, он звонил! Ну, хорошо, Валбиффа не было, и тем лучше, раз он так ненавидит Нуммедала; но в этом здании столько других людей! Как может Офтедал, руководитель соседней службы, знать с уверенностью, что вчера никто не разговаривал по телефону с Осло?
Втроём мы проходим дальше по коридору. Местами уже стоят стулья, стальные шкафы. Иногда проход загромождают кучи картонных коробок, и мы еле протискиваемся между ними. Секретарша приводит нас в помещение, где стоят целых два стола, и повсюду коробки.
Она открывает одну из них. Коробка полна снимков.
— Посмотрите.
Я пытаюсь вытащить какую-нибудь из фотографий, но коробка настолько набита, что ухватить фотографию за край почто невозможно. Когда я наконец тяну одну из них, у неё надрывается уголок. Я что-то лепечу, бормочу, совершенно теряюсь, тупо смотрю на фотографию с таким видом, как будто занимаюсь чем-то неприличным.
В самом деле, это аэрофотоснимок. Океан. В правом нижнем углу виден берег, полоска со сверкающей каймой. В правом верхнем — крошечные часы, показывающие семь минут четвёртого. В левом верхнем такой же альтиметр показывает высоту, с которой сделан снимок. Без лупы не разобрать. Ещё есть номер. Я смотрю на другую сторону фотографии. Штамп министерства обороны. Нет никаких знаков, по которым можно было бы понять, где же эта фотография сделана.
— Нет ли у вас списка снимков, по номерам? — спрашиваю я, изучая надписи на ящике. Как я и думал, на нём указаны только номера содержащихся в нём снимков, — ни одного слова.
Офтедал говорит:
— Список? Да это должна быть целая картотека.
— Это вообще-то совсем не мой отдел, — говорит секретарша. — Когда мы распаковывали ящики, картотека мне не попадалась. Мисс (непонятное слово), которая занимается снимками, сейчас в Осло.
— Но тогда всё очень просто, — говорит Офтедал, — позвоните фрекен (непонятное слово) в Осло, попросите её посмотреть по каталогу, какие номера соответствуют Финской Марке, и найдите эти снимки.
Выходя обратно в коридор, он произносит ещё что-то по-норвежски, а потом делает мне знак, чтобы я следовал за ним.
Он приводит меня в другую комнату, на том же этаже, где стоит дубовый стол, а на нём, в старомодной витрине — какой-то большой латунный измерительный прибор.
— Знаете, что это такое? — говорит Офтедал, и похоже, что он совершенно позабыл о том, зачем я здесь. Он явно собирается прочесть лекцию, дабы рассеять мрак моего невежества.
— Великий Хейсканен! Хотя геофизика и не ваша специальность, вы, конечно, слышали эту фамилию.
Только теперь я замечаю, что в петлице у Офтедала — зубчатое колесо Ротари-клуба, а на безымянном пальце правой руки, кроме обручального кольца, есть ещё перстень с камнем точно под цвет галстука.
— С помощью этого гравиметра, — продолжает он, — великий Хейсканен проделал свои основополагающие исследования об изостатическом подъёме Скандинавского Щита. Великий Хейсканен! Вы, конечно, знаете, кто это такой. Да, именно геофизика — актуальная сейчас наука. Гравиметрия, сейсмология, измерения магнитного поля Земли! Одним словом, будущее за геофизикой. Собственно геология очень быстро устаревает. Бывают мёртвые науки, точно так же, как и мёртвые языки. С тех пор, как геологи поняли некоторые фундаментальные принципы, открывать стало, в общем-то, больше нечего. Геология превратилась в прикладную науку, в определённый набор трюков, позволяющий понять, или, точнее, догадаться, как выглядят невидимые недра. Но с развитием геофизических методов у нас появился настоящий радар, с помощью которого мы можем заглянуть прямо в толщу Земли! И кому теперь нужны эти экспедиции с палаткой и молотком, картой и записной книжкой? Всё это, может быть, и прекрасно, но только не для тех, кто знает, что попусту теряет время, что есть гораздо более совершенные методы. Классический геолог — это, собственно, что-то вроде вольного бухгалтера. Рядом с геофизиком он выглядит так же современно, как бухгалтер рядом с компьютером! Если бы не геофизика, наши запасы нефти и газа давно бы истощились. Или вот вам другой простой пример: какой переворот произвели аэрофотоснимки в наших представлениях о Земле! На снимке всё видно в сотню раз лучше, и тот, кто смотрит на снимок, видит в сотню раз больше, чем тот, кто стоит на земле, по шею в кустах и по колено в болоте! Ах, фрекен (непонятное слово), уже всё?
Он продолжает по-норвежски.
Фрекен вошла в дверь, которую Офтедал оставил открытой. Я увидел её, только когда она подошла вплотную, и немного испуган.
Её руки набожно сложены на груди. И в этих руках ничего нет. Ни каталога, ни снимков. Закончив разговор с Офтедалом, она подходит ко мне и протягивает руку:
— Goodbye, sir.
Офтедал собственной персоной провожает меня ко главному входу, который я не смог найти, когда приехал, и который для меня теперь скорее главный выход. На мраморной лестнице Офтедал объясняет мне, почему, к большому своему сожалению, он не в состоянии мне помочь. Секретарша позвонила в Осло. Там ей сказали, что каталог уже едет в Тронхейм, что, в любом случае, в Осло его нет.
— Как вы считаете, — спрашиваю я, понимая, что делаю это только в знак того, что ещё не окончательно пал духом, — может быть, где-нибудь ещё, недалеко отсюда, тоже хранятся аэрофотоснимки?
— Где-нибудь ещё? Да вы что! Аэрофотоснимки — военная тайна, как это должно быть хорошо вам известно. Причём во всех странах мира! Только в виде исключения и с соблюдением строжайших правил они предоставляются для определённых научных целей. Тем более — снимки Финской Марки, которая почти на границе с Россией! Может быть, это всё и глупости, и в самом деле, зачем русским воровать наши снимки — ведь они их и сами делают. Но пока порядок таков. Недавно я познакомился с одним профессором экономики, который думал, что аэрофотоснимки продаются в газетных киосках, совсем как открытки, ха-ха. Некоторые люди не понимают самых простых вещей.
Он посмеивается, вздыхает и заключает:
— Очень жаль, конечно, что вы напрасно потратили время. Мне даже неудобно предлагать вам прийти через две недели. Тогда каталог, вне всякого сомнения, будет на месте и будет распакован. Но, разумеется, я понимаю, что вы спешите. Well, well. Goodbye to you, sir, it's been a pleasure. Have a good time in Finnmark!
Вестибюль состоит исключительно из зеркал. Пытаясь понять, какие из зеркал подвижны, и, следовательно, должны называться дверьми, я оставляю на них многочисленные отпечатки своих влажных пальцев. Когда мне наконец удаётся повернуть одну из стеклянных плит, я оглядываюсь назад.
Офтедал уже идёт обратно. Он поворачивает направо, и я вижу его в профиль на фоне освещённой лестницы. Его нижнюю челюсть без горла.
Пройдёт время, и от его головы останется только череп. Но пока даже по его голосу невозможно догадаться, что он уже лишился довольно большого её куска.
10
Интересно, что это читает мой сосед.
Скосив глаза, насколько можно, судорожно подёргиваясь в его сторону (видит ли он, что я подсматриваю?.. нет…), я пытаюсь выяснить, что у него за книжка.
Он то и дело прерывает чтение, кладёт книжку на колени обложкой вверх, но не отпускает её. На правой руке вытатуирован якорь, рубашка белая, чистая, но мятая. Дешёвый галстук плохо завязан, костюм старомодный, но не изношенный. Чистый. Но плохо отглаженный. Моряк, конечно же. На корабле ходит в свитере или в комбинезоне, так что приличный костюм может прослужить много лет.
Когда он не читает, он задумчиво смотрит в одну точку и жуёт что-то за щекой. На левой руке у него тоже какая-то татуировка, я не могу разглядеть, что именно. Рука соскальзывает с книжки. Это простенький голландский учебник английского.
