Точка опоры - Коптелов Афанасий Лазаревич (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗

— В этом отношении как раз ничего не изменилось, — возразил Ленин.

— Ну, хорошо, хорошо. — Плеханов, сверкнув орлиными глазами, покачал над столом простертыми руками, как бы приглушая спор. — Я же сказал: при-слу-ша-юсь. Что у вас там дальше?

«Виляет Плеханов!» — отметил про себя Владимир Ильич и продолжал излагать замечания: программа походит на учебник, она непригодна для партии российского пролетариата потому, что уклоняется от конкретных обвинений русского капитализма, и потому, что в ней нет объявления войны русскому капитализму.

Мартов, отпивая глоток за глотком пиво из кружки Жоржа, иногда хрипловато поддакивал Ленину, но больше молчал. Он не сомневался в том, что, если будет забракован проект Плеханова, тогда пойдет речь о другом авторе.

Когда Владимир Ильич изложил все свои замечания, Георгий Валентинович встал и решительными жестами удержал от реплик Аксельрода и Засулич.

— Мне преподан урок политической грамоты, — сказал он, сложив руки на груди. — И дискутировать о моем новом проекте сейчас я считаю бессмысленным.

— Я это предвидел, — сказал Аксельрод, вороша волосы. — Невольно напрашивается предложение передать его на усмотрение Заграничной Лиги социал-демократов.

Плеханов промолчал. Ленин возразил, рассекая воздух ребром ладони:

— «Искра» общепартийный орган, и программа должна быть порождена ею. И никем другим.

— Но что же делать, если неблагополучные роды затягиваются, — развел руками Плеханов.

Мартов, отодвинув вторую опорожненную кружку, ерзал на стуле:

«Я же предвидел, как любит говорить Аксельрод, что так пойдет… Если теперь программу напишет Фрей, встанет на дыбы Жорж. Он и без того в последние месяцы в каждом письме поучал Фрея: «Смягчите статью об аннибалах либерализма. Либерализм не надо гладить против шерсти. Это большая ошибка!» Может, и прав был. По проекту Фрея тоже не упустит случая… Вот тут-то и понадобится третий автор…»

Решили срочно запросить мнение Потресова. Но Плеханов, опасаясь, что при этом голоса могут разделиться поровну, сказал, что он уже сейчас хотел бы знать, кто согласен вотировать его проект.

Аксельрод потер виски:

— Извините, друзья, но у меня разламывается голова. Я больше не могу ни секунды… Должен прогуляться, подышать свежим воздухом…

Голосовали без него. Как и следовало ожидать, голоса разделились пополам.

— Остается единственное, — снова вскочила Вера Ивановна, — создать комиссию, которая могла бы взять лучшие и бесспорные пункты из проекта Георгия Валентиновича. В комиссию предлагаю Мартова…

— Вас, — подсказал Плеханов.

— Могу и я принять участие, — охотно согласилась она. — И в качестве нейтрального и совершенно беспристрастного человека предлагаю Дана [22].

— Зачем же Дана?! — возмутился Ленин. — Нужно все делать самим. И не выносить сора из избы в угоду нашей, полагаю, временной недоговоренности.

Но неожиданно для него Мартов крикливо поддержал Засулич.

— В таком случае, — Ленин встал и, распахнув пиджак, упер кулаки в бока, — я незамедлительно сяду за письменный стол.

— Пожалуйста! — Плеханов, сверкнув глазами, опять поджал руки. — Это даже облегчит работу комиссии. Она может и у вас взять что-то приемлемое.

— На усмотрение Дана? Ну, нет. Я представлю свой проект, — твердо чеканил Владимир Ильич, подкрепляя слова энергичными жестами, — на усмотрение всех соредакторов «Искры». Только так.

— Узнаю вашу жесткость, — заметил Плеханов, подушечками пальцев погладил ершистые кустики седеющих бровей. — Могу согласиться: для начала рассмотрим сами. А там будет видно.

— Дьявольски тяжелое было заседание! Архитяжелое! — говорил Владимир Ильич, быстро шагая по комнате. — Не ждал такого. Размолвки с Плехановым, сама видишь, превращаются в принципиальные расхождения. А мне этого не хотелось бы. Сейчас нам более всего необходимо твердое единство.

— Успокойся, Володя. Это же не разрыв, — мягко и ласково говорила Надежда. — И вот увидишь, все наладится. Напишешь свой проект. Прочтут. Может, еще раз соберетесь. Обсудите мирно.

— Едва ли. Я в принципиальных вопросах не уступлю. А он?.. Сама видела, как дуется. Посмели не посчитаться с каждым его словом!.. И это бы еще куда ни шло, можно бы терпеть. А вот его зигзаги, его виляния, его заступничество за либералишек!.. Не ждал.

Опасаясь, что на мужа опять навалится бессонница, Надя позвала его на прогулку.

Город спал. Где-то в центре еще громыхали трамваи, а здесь, на окраине, было тихо и безлюдно. Колыхаясь в воздухе, медленно падали пушистые снежинки; приятно освежая, таяли на щеках.

Ульяновы тихим шагом несколько раз прошли мимо своего дома, старались разговаривать о самом приятном, что только было в их жизни; вспоминали Питер, Волгу, своих родных, прогулки по шушенскому бору…

Вернулись повеселевшие.

Но и после этого Владимир Ильич долго не мог заснуть.

А на следующее утро, ни на минуту не откладывая наиважнейшего дела, принялся за свой проект программы. При этом он так же, как два с половиной года назад в Шушенском, вспомнил программу, составленную группой «Освобождение труда» в 1885 году. Та программа содержала в себе ряд верных положений о промышленном пролетариате и находилась на уровне социал-демократической теории своего времени, но она была программой группы заграничных революционеров, не видевших еще перед собой сколько-нибудь широкого и самостоятельного рабочего движения в России, а теперь нужна боевая, практическая программа рабочей партии, подымающейся во главе пролетариата на решительную борьбу с царизмом и классом эксплуататоров — за коренное преобразование всего общества.

Владимир Ильич достал из коробочки новое английское перо, свое любимое, и быстро, успевая за развитием мысли, набрасывал строку за строкой. Его работа облегчалась тем, что он писал программу уже третий раз. Еще семь лет назад в тюрьме он разделил ее на три главные части: в начале — основные марксистские воззрения на современное российское общество и положение рабочего класса, во второй части — задачи партии, в третьей — ее практические требования. Во время ссылки, в своем втором проекте он все сопроводил пояснениями. И сейчас основные формулировки, давно обдуманные и выверенные, у него в памяти. Главная и наипервейшая задача — ниспровержение абсолютизма, замена его демократической республикой и уничтожение частной собственности на средства производства. Диктатура пролетариата обеспечит для трудящихся все основные свободы и права, в том числе право на «всеобщее даровое и обязательное до 16 лет образование». Закончив этот раздел, Владимир Ильич отнес рукопись жене, а сам перешел к изложению требований партии.

Когда Надежда Константиновна вошла с прочитанными листками в руках, он, взглянув на ее лицо, по сиянию глаз понял: начало ей понравилось.

— Хорошо, Володя! Все очень-очень хорошо! — сказала она. — Только я опасаюсь…

— Возражений Плеханова?.. С серьезными замечаниями я соглашусь. А если он и его друзья ударятся в амбицию… Ну что же. Мы еще поборемся.

Приняв листки из рук жены, Владимир Ильич подчеркнул последние слова.

— Ты ничего не сказала, а о народном образовании я хотел бы слышать твое слово.

— Я думаю так же, как ты: всеобщее, обязательное. И, безусловно, даровое. Да еще бы для детей бедных — пищу, одежду, учебники…

— …за счет государства, — договорил за нее Владимир Ильич. — Так и напишем. О детях будет наша первая забота.

И опять склонился над столом. Уточнял и пополнял требования: «В интересах охраны рабочего класса от физического и нравственного вырождения, а также в интересах повышения его способности к борьбе за свое освобождение». Тут и восьмичасовой трудовой день, и запрещение сверхурочных работ, а также ночного труда, где без него можно обойтись по техническим условиям, и воспрещение предпринимателям пользоваться наемным трудом детей до пятнадцатилетнего возраста, и запрещение выдачи заработной платы товарами, и установление государственных пенсий престарелым рабочим…