Под горой Метелихой (Роман) - Нечаев Евгений Павлович (книги без регистрации TXT) 📗
— А если к Мартынову самому мне съездить? — после длительного раздумья заговорил председатель. — Поговорить с ним по-человечески. Еще лучше — Николая Ивановича попросить об этом. Друзья ведь они.
Артюха пожал плечами:
— Дело ваше, конечно, Роман Васильевич, но учитель тут не поможет. Что друзья они старые с теперешним директором МТС, всем известно. А только после того, как бывший секретарь районного комитета партии оказался у нас на Большой Горе, на друзей-то прежних по-другому он смотрит. Все они — друзья до черного дня, как говорится. Чего бы в таком-то разе не отстояли его на прежней должности? Стало быть, заслабило? А кто и ножку подставил. Думаешь, ему не обидно?
Помолчал Артюха, покачал головой и добавил:
— Дело ваше, а я так полагаю, Роман Васильевич: без старикашки-бухгалтера не видать нам с тобой просветления. Многие так-то делают. Незаконно, конечно, да и закон — он ведь что столб: перескочить его не перескочишь, а вокруг обойти — что справа, что слева — одинаково. Смотри, однако…
— Стало быть — взятку? Мне, члену партии, говоришь такое?
— Да что ты, Роман Васильевич! — замахал руками Артюха. — Ты и знать ничего не знаешь! Подпишешь актишко: подох поросенок. Всё! Неужели на меня думаешь? Не первый год рука об руку. Могила!
— Пусть закрывают счета. Точка!
Неделю не было слышно голоса счетовода, — сидит, закопался в бумажках. Когда бы ни заглянул председатель в правленье, Артюха как врос за столом. А из города что ни день — отношение; от директора МТС официальная жалоба в земельный отдел поступила. Приехал оттуда уполномоченный. Как удалось Артюхе уговорить его не снимать трактора МТС с подъема паров, не спрашивал председатель, знал одно: выписал себе счетовод аванс, а потом два дня не было его на работе.
— Повезло нам, Роман Васильевич, на этот раз, — хвастался после Артюха, — не горазд силен человек оказался, в нормах высева ничего не смыслит. Ну я и подсунул ему реестрик, что, мол, фонды, выделенные на выдачу трактористам, по особому на то решенью председателя, израсходованы второй бригадой на новом клину. На пять десятин. Видал, каков грамотей?
— Чего не сказал, что на помол роздали?
— Что ты! Да за такое тебя первого к ответу бы и потянули. Как это можно из графы отчуждения на личные нужды колхозников употреблять? Это всё равно что и не было у нас тех восьми центнеров проса. Хуже, чем если бы сами уворовали!
— Постой, постой… О каком просе ты речь ведешь? — не вдруг догадался Роман. — Колхозникам-то мы роздали что? И в помине там проса не значилось!
Артюха открыл было рот и схватился за голову.
— Запамятовал, вот ей-богу, запамятовал! А ведь он всё это в книжечку себе записал. Придется теперь самолично к Евстафию Гордеевичу ехать. Пропала моя головушка!
— Чего там «пропала»? — стоял на своем Роман, — Росписи на то имеются, люди живые подскажут.
— Не можем мы эту ведомость показать, Роман Васильевич! Не можем под страхом судебной ответственности! — простонал Артюха. — Графа не позволяет, закон!
— Чего же весной молчал?
— Думал, как-нибудь вывернемся: свой брат-бедняк голодует. А этот — как знал: только приехал — журнал натурных фондов потребовал. Одна надежда теперь на самого Евстафия Гордеевича. Так я уж поеду завтра, беру вину на себя… С делами такими голова-то и впрямь дырявой станет, — сокрушался Артюха. — Далось мне это чертово просо — с марта месяца из башки не выскакивает. И тут невпопад черти дернули. И добро бы не знал! А ну глянем для верности, что у меня в реестре-то. Неужто и там просо?
Покопался Артюха в бумажках, подшивку перелистал, а в ней листочек, красным цветом пронумерованный, и черным по белому запись: «Бригадиру второй бригады выдано из кладовой проса в центнерах 8 (восемь)».
— А кто подписал? Мудришь ты чего-то. Да сам-то смыслишь ли ты, сколько этими пятьюдесятью пудами засеять можно? На пять десятин! — Роман за бока схватился.
— Мое дело вести счет, — нахохлившись, отвечал Артюха. — Перемеривать и перевешивать — это меня не касается. Выдано, и конец, по документам у меня проведено. Помнится, сами вы об этом и говорили, когда Андронова постоялка в уком докладывала. У меня и это записано: «За Ермиловым хутором — проса…» На худой конец они ведь и райкомовские записи могут поднять. Нет уж, Роман Васильевич, тут надо до тонкости.
И опять остался для Романа весь этот разговор не заслуживающим внимания, — махнул рукой на Артюху: сам наврал с перепугу, сам пусть и расхлебывает. Ну где это видано, чтобы на посев пяти десятин пятьдесят пудов проса требовалось? Да и не было его столько в колхозе. Ячмень, правда, оставался. На то ведомость в деле подшита.
Съездил Артюха в город, вернулся совсем больным от расстройства и переживаний, — опоздал: «добавочный клин» второй бригады оказался уже занесенным в отчет земельного отдела и в довершение всего отправлен с другими документами в областной центр.
— Придется актировать на градобитие, — сокрушенно вздыхал счетовод, — сами Евстафий Гордеевич так и посоветовали. Потому — чистой воды очковтирательство. А ну поставки начислят, пусть и пять десятин, да это ведь не овес — просо! Приедут, допустим, проверить: в сводках-то, что оно значится за Пашаниным хутором — овес или просо? Евстафия-то Гордеевича тут не обманешь! Вот тебе и подлог, вот тебе и пожалуйста к районному прокурору. Мое-то ведь дело, сам знаешь, — бумага. Тут всё в ажуре. А тебя могут спросить: какой ты есть коммунист после этого? Вот билетом своим и поплатишься!
— Я? Партбилетом?! Да я тебя наизнанку выверну! — Роман только сейчас стал понимать, что с ним сделал Козел.
— Видит бог, всё принимал на себя! — истово клялся Артюха. — Всё как есть выложил. А только Евстафий-то Гордеевич — его такими штучками не проведешь. Знаем, говорит, кого выгораживаешь! Этот ваш учитель утвержденный план под корень срывает, а ты за него по глупости на себя наговариваешь. Это, говорит, троцкистская вылазка чистой воды. Вот оно куда повернуло!.. Роман Василич, христом-богом прошу: давай замнем меж собой это дело. И Николаю Ивановичу не говори; чего человека до время расстраивать. Авось всё и уляжется, утрясется; нам бы ведь первого дождичка только дождаться, — град, и шабаш! И в банк заходил, намекнул этому — старикашке-то. Разорался, ногами затопал! Говорю ему спокойненько так: на кого кричишь-то? Знаю, мол, кто и сколько возил. Всё знаю. Подействовало. Дал адресок записать домашний, — дело понятное! Все ведь люди, Роман Василич, и каждому пить-есть надо. А нам без ссуды — форменная труба. Пока этот хрыч не одумался, свезти бы ему подсвинка?.. А?
Спеленал Артюха Романа Васильевича, по рукам- по ногам опутал. До того дошло — голоса своего не стал подавать председатель, прежде чем со счетоводом не посоветуется. А тому что! Только чаще и чаще акты подсовывает. То бычок-трехлеток ногу сломал, то поросят подсосных матка порвала. Козырем ходит Артюха по Верхней улице. Галифе себе справил, сапоги хромовые.
Замечать стали соседи и то: курится по ночам беловатый дымок над трубой Улитиной избушки. В окнах огня не видно, а дымок идет. Не спится вдове, конечно, дело не молодое. Может, рубахи выпаривает?..
Андрон не ошибся в надеждах своих на сына Фроловны: дня три посидел парень дома, да и то не без дела — крылечко подремонтировал, дымоход наверху перебрал, а потом вечерком завернул во двор к бригадиру.
— Дело у меня к тебе, дядя Андрон.
— Выкладывай.
— Дал бы ты нам дней на десять плотника настоящего.
— Кому это вам?
— Нам — комсомольцам. В протоколе у нас записано: «Силами молодежи построить на скотном дворе водогрейку». Пока рожь не поспела, срубили бы.
— Дело.
Поскреб Андрон за ухом. Где плотника взять? Один вместе с Карпом Даниловичем телеги к уборке готовит, двое на бригадном гумне привод к молотилке конной налаживают, решета к веялке им же перетянуть велено, в овине сруб заменить. А что, если Петруху Пенина, Егоркиного отца? Лодырь старик, пьяница горький, а плотник-то неплохой.
