Продается недостроенный индивидуальный дом... - Гросс Виллем Иоханнович (читать книги полные .TXT) 📗
Он хотел смотреть на жену ясными глазами и рассказать ей обо всем, не хитря и не изворачиваясь.
Галина привела Рейна в соседнюю с лабораторией комнатку и закрыла дверь — чтобы лаборантки в первой комнате не слышали. Молодые девушки любопытны.
Галя усадила гостя, сама села за низенький в чернильных пятнах стол и, перебирая счета, начала:
— Скоро опять выборы.
Но при чем тут выборы? Ведь не для того же она позвала его сюда, чтобы поговорить о выборах. Кстати, с ним уже разговаривали и ему даже пришлось сходить к Сельямаа. Рейна назначили агитатором, а руководитель агитколлектива и слушать не стал его ссылок на нехватку времени. Парторг Сельямаа, серьезный и деловой человек, сразу же понял, что строителю приходится нелегко, и обещал лично переговорить с руководителем агитколлектива. Галина, бедняжка, видимо, и не предполагала, как далек сейчас от всего этого Рейн Лейзик. Он усмехнулся и механически повторил:
— Да, выборы приближаются.
— Вы в этом году не в агитколлективе?
— Нет. Я говорил с товарищем Сельямаа, сказал, что не могу.
— Почему?
В самом деле, забавное начало. Какое ей дело до всего этого, чего она наседает на него?
— Время! Время! — крикнул Рейн по-русски.
До сих пор на вопросы, задаваемые ему по-русски, он отвечал по-эстонски. Так было удобнее обоим, потому что и тот и другой владели языком собеседника пассивно. Пускаться же на неродном языке в длинные рассуждения Рейну было не под силу, и поэтому он про должал по-эстонски:
— Попробуйте и на работу ходить, и дом строить. Если б не надо было бегать раздобывать материал да имелись бы деньги, чтобы нанять рабочих, — тогда другое дело.
— Это, конечно, верно — строить нелегко.
Возникла неловкая пауза. Рейн вдруг понял, что разговор о выборах никакой не предлог и что Галина Шипова позвала его именно ради этого разговора. Галя закусила нижнюю губу, совершенно не заботясь, красит это ее или нет. Разговор был настолько деловым, что даже самое чуткое ухо не уловило бы в нем и тени кокетства.
— Значит, в школу этой осенью так и не пошли?
Всюду она сует свой нос! Ну конечно же нет. Как мог Рейн Лейзик в этом году пойти в вечернюю школу!
— А когда будет готов дом?
Вот это наконец вопрос. Дом. Представляет ли себе Галина Шипова, что такое индивидуальный дом? Этой осенью Рейн залил бетоном перекрытие подвала. А будущей осенью, если все пойдет хорошо, он подведет дом под крышу. Потом начнутся дорогостоящие и требующие времени внутренние работы. Год уж, во всяком случае, уйдет на них.
— Ого! — пессимистически воскликнула собеседница.
— А вы как думали? — И Рейн стал с увлечением рассказывать.
Галина, улыбнувшись, остановила его. Ее не интересовала техническая сторона дела.
— Ну, а когда дом будет готов — тогда что?
— Как — что? — не понял вопроса Рейн.
— Я спрашиваю — а что же дальше?
— Дальше? Не понимаю... Стану жить в нем.
Теперь он действительно ровно ничего не понимал.
— Я говорила о вас с товарищем Сельямаа. Вы уже давно не комсомолец — выбыли по возрасту. Теперь все знают о вас только то, что вы строите дом, поэтому я и спросила у вас: а что же дальше?
Рейну показалось, что в маленькой темной комнатке стало еще темнее. Он уже успел забыть о том давнем разговоре с Сельямаа. Тогда ему польстило внимание Сельямаа, он серьезно задумался о вступлении в партию. Сейчас же он думал только об обязанностях и о времени, которое они отнимают. Взять Ваттера, к примеру. Придешь на работу, он уже здесь, уходишь — он еще тут. Но ведь у него, у Рейна Лейзика, нет времени. Сейчас, во всяком случае, нет. Вообще он был бы не против — черт побери, за что же он воевал эти четыре года. Но ведь он же сейчас занят строительством.
Что дальше?
Нет, в самом деле! Пройдет три-четыре года, пока не будет пригнан последний болт или крючок. Да и о саде надо позаботиться... Но это уже не работа, а развлечение. Она не помешает учиться, двигаться вперед. А сейчас он просто не может. А потом, ведь если взять с государственной точки зрения, то постройка дома в какой-то мере разрешает жилищную проблему. Сам председатель Совета Министров республики в своем докладе привел данные о том, сколько жилплощади дал индивидуальный сектор.
Нет, Рейн Лейзик не мог допустить, чтобы так умалялось дело, в которое он вкладывал столько сил.
— Если человек, — он показал на свои большие шершавые ладони, — собственными руками ставит дом — неужели это не имеет никакой цены?
— Я говорю совсем не об этом, — сказала Галина и положила счеты на стол. — Избирательная кампания — важный общественный момент в жизни нашего народа. Дом — необходимая вещь, но нельзя жить только этим домом. Ведь сейчас все остальное вам кажется чем-то второстепенным, какой-то помехой, которую во что бы то ни стало нужно устранить. Вот и с избирательной кампанией. Один раз отделаетесь от поручения, другой раз — а дальше что? Дальше-то что? Станете жить в своем доме — и все?
— Ну, зачем сразу так, — покраснел Рейн.
Галина улыбнулась. Первый раз за весь их разговор.
— Вы знаете, скольких людей лишился из-за гриппа агитколлектив? Не знаете. А я знаю. Положение трудное. Вы же зимой все равно не строите. И не учитесь. Послушайте меня, зайдите к товарищу Сельямаа и скажите, что вы передумали. Нельзя жить только строительством своего дома.
Глаза Рейна гневно сверкнули. Он хотел встать и послать к чертям и Галину и агитколлектив. Но в последнюю минуту взял себя в руки. Как-то нехорошо поднимать из-за этого скандал. Он криво усмехнулся и, вздохнув, сказал:
— Так ведь я и не думаю отрываться от коллектива.
Для Галины не осталась незамеченной вспышка Рейна. Было время, когда Галина думала, что Лейзик вообще не в состоянии сердиться. Они вместе восстанавливали город. В их группе было весело. Шутили, смеялись. Душа общества — не выдуманное понятие. Душе общества порой прощается и лень и увиливание от работы. Но Лейзик не жалел своих рук. Галина, не понимавшая многих шуток, видела, с каким удовольствием Рейн орудовал лопатой и ломом. Только однажды она заметила гнев в его глазах. Неподалеку от них рабочие мостили улицу. Им понадобилось выгрузить камни, и они попросили парней из группы помочь. Те заспорили. Тогда Лейзик плюнул, швырнул в сторону свою лопату и пошел один. Вскоре он вернулся улыбающийся, довольный и сообщил, что собственной рукой уложил огромный гранитный камень. Женщины засмеялись — великое достижение! А Рейн вдруг стал серьезным и сказал, что если у него будет сын, то он приведет мальчишку сюда и покажет камень, который его отец собственноручно уложил здесь.
— У вас ведь есть сын? — спросила Галина, внимательно глядя на Рейна.
— В том-то и дело. Семья растет.
— А вы показывали ему тот камень, помните?
— Что?
— Вы уже и не помните?
Рейн не помнил, он даже не мог понять, о чем Галина говорит.
Она рассказала.
— Да, да, кажется, что-то такое было.
Рейн посмотрел на пол и пожал плечами:
— Парень еще мал. Не поймет.
— А к тому времени, когда начнет понимать, вы и вовсе забудете.
Рейн упрямо смотрел в пол. Удивительно, как можно помнить такие вещи.
С горьким ощущением возвращался домой Рейн. Накануне выпал снег и запорошил улицы и крыши. На холодном январском солнце снег казался ослепительно белым. Клубы дыма тянулись вверх, в высокое и морозное небо, унося с собой сажу. В такой день Таллин выглядит так, точно он побывал в бане. Чисто. Свежо. Тихо. Люди веселы, бодры. Конечно, не все.
Рейн отправился домой пешком. Руководителя агитколлектива можно будет найти и в другой раз. Придется, видимо, пойти к нему, хотя сам Сельямаа и...
Впрочем, и он стал держаться последнее время как-то официально. Кто его знает, о чем думает. Может, и он придет да спросит: «А что же дальше?»
Нет, черт возьми, надо же понимать, надо войти в положение: человеку отпущено определенное количество силы и немного в запас. А если все силы и запасы истрачены? Кто вправе требовать от него что-то? Придет время, станет полегче, посвободнее, и тогда Лейзик покажет, на что он еще способен. Во всяком случае, надо поддержать человека, которому приходится трудно. А здесь вместо поддержки видишь только недовольство, придирки.
