Продается недостроенный индивидуальный дом... - Гросс Виллем Иоханнович (читать книги полные .TXT) 📗
Моя работа подвигается хорошо. Перекрытие подвала готово. Я одно время здорово нервничал. Старики напророчили похолодание. Но все обошлось — погода стояла теплая, и бетон хорошо схватился, одно удовольствие.
Соседка отдала двести рублей, которые она у тебя занимала, но я пустил их в ход — надо было расплатиться с сантехником. Водомер на месте — весной не придется беспокоить соседей, просить у них шланг. Подвез я и доски. Решил не строить временного сарая для инструментов. Сарай все равно придется строить, так уж лучше отложить это дело до весны и построить настоящий, чтобы летом спать в нем... Во время отпуска можно будет не ходить домой, не тратить попусту времени. К будущей осени дом должен стоять под крышей во что бы то ни стало.
В воскресенье у меня был выходной. Мы рассортировали доски и прикрыли их толем. Лийви тоже помогала. Ругала нас обоих за то, что взяли на себя такой крест, а сама вкалывала так, будто для себя работала.
С волнистым этернитом дела обстоят погано. Разумеется, сейчас он мне не нужен, но говорят, будто за ним здорово гоняются. Поэтому хочу попытаться заблаговременно достать его. С соседями договорился — сложим в их сарай. Ах, да, Лехте шлет тебе большой привет.
С деньгами пока не так плохо. Получил часть ссуды. Кое-что из этих денег ушло на подвал.
Что же еще? Очень скучаем по тебе. Здоровье у всех в порядке, никто не болел.
На комбинате — горячка. Наша машина длительное время стояла на ремонте — между сеткой и прессом ставили новый отсасывающий вал. Теперь сушит намного быстрее. Сразу же увеличили и скорость машины. Да ведь на этом не остановятся. Вероятно, начну присматривать себе другую работу. Это уж черт знает что. Старый Меллок в свое время был прав, и я напрасно наорал на него. Неловко теперь глядеть на человека. Если бы комбинат платил нам по прежнему тарифу, поставить дом было бы не сложнее, чем отрубить петуху голову. Неподалеку от нас какой-то парень выкладывает стены из пористого кирпича. И где только люди его достают? Деньги делают чудеса. С деньгами все можно. Были бы деньги, разве не стал бы и я строить из пористого кирпича.
С нетерпением жду твоего возвращения. Знаю, что приехать раньше срока ты не можешь, но иногда, возвращаясь с работы или с участка, думаю — а вдруг ты дома? Может, удастся приехать на Новый год? Ведь в этом случае поездку должна оплатить редакция.
Мама шлет тебе привет, малыш тоже.
Крепко целую тебя.
Рейн».
«Рейн!
На Новый год я не смогу приехать ни за счет редакции, ни за свой собственный. Каникулы слишком коротки, чтобы пускаться в длинный путь.
Я живу по-прежнему. Лекции, семинары, практика. Побывали в двух передовых колхозах. Говорят, что в конце занятий у нас будут какие-то экзамены или зачеты. Придется здорово приналечь.
Теперь о тебе, горе мое! Что с тобой? Что на тебя нашло? Честно говоря, мне очень неприятно писать тебе обо всем отсюда. Но я и не могу молчать. Ты пишешь, что в свое время был несправедлив к Меллоку и даже сожалеешь об этом. Как это понять? Ты что — хочешь стать таким же, как он? С такими взглядами, как у тебя, мы далеко не уйдем. Недавно у нас была лекция на тему — себестоимость товаров и производительность труда. У нас ведь систематически снижают розничные цены на товары и народные доходы растут.
Повторяю, я прекрасно знаю, как тебе сейчас трудно, как приходится разрываться между работой и домом, и ужасно переживаю, что не могу помочь тебе. Я долго взвешивала, прежде чем решилась написать тебе это письмо. Теперь ты знаешь, что я обо всем этом думаю. Надеюсь, ты поймешь .меня правильно.
Помнишь, летом мы часто говорили о том, что не к чему нам так судорожно цепляться за свой дом и жертвовать ради него всем. Зачем эта спешка? Срок окончания строительства можно будет продлить. Главное, иметь перспективу на жилплощадь. Я ведь тоже не люблю нашу комнату, быть может, даже больше, чем ты, Рейн. Но я предпочитаю еще потерпеть, чем так безумствовать из-за дома. Нельзя, чтобы дом заслонил все на свете.
Прости, Рейн, но иначе я тебе написать не могла. Я хочу, чтобы мы всегда были честны друг с другом и говорили все, что думаем, как бы трудно это ни казалось. Я сперва хотела ответить тебе коротко, несколькими строчками. Но потом передумала: господи, ты же мой муж. У нас ребенок. Впереди у нас длинная жизнь. Можем ли мы скрывать друг от друга пусть даже такие мысли и чувства, которые причиняют боль? Нет. Лучше пусть боль, но не будем кривить душой. Я прошу: всегда говори мне, если я поступаю в чем-то не так. Будем всегда откровенны друг с другом.
Любовь не только дает, она еще требует и обязывает. И если я огорчила тебя, знай: только потому, что я люблю тебя. Мы только еще строим нашу жизнь, как и наш дом. Попробуй в нем что-то поставить криво. Не получится. Ничего не получится. Не беда, если люди ошибаются. Беда, если они не хотят исправить свои ошибки. Я так понимаю же эти вещи.
Пиши мне. Жду очень, очень!
Урве».
6
Дипломатические отношения между государствами поддерживаются в основном при помощи посланий. Этим способом порой пользуется и первичная ячейка государства — семья.
В последний день уходящего года, придя с работы, Рейн Лейзик нашел на столе записку:
«Уехала с Ахто в Кехра. Вернусь завтра вечиром либо послезавтра утром. Холодетц в шафрейке в мисках. Жаркое и капуста в погребе. Пирошки в шафрейке в зеленой миске под ситом. Пирок с вареньем на противне, атрежь сам. Был ище теплый. Булион в погребе в синей емаливой каатрюле на ящике с картошкой. Разогрей».
Ни имени, кому предназначены все эти указания, ни подписи, ни числа.
В комнате на столе лежало письмо от Урве, в котором она поздравляла с Новым годом. Во время экскурсии на большое московское предприятие она случайно разговорилась с одной интересной работницей и решила написать о ней. Так что на каникулах она не собирается бездельничать. Рейну было дано указание внимательно следить за газетой и, если появится подвал за подписью У. Лейзик, положить номер в верхний левый ящик письменного стола. Урве еще не знала, что между мужем и матерью произошла ссора.
Хелене Пагар, которая была не в ладах с русским языком, решила, что открытку с новогодним поздравлением дочке сунет в письмо зятя. Каково же было ее удивление, когда она услышала, что зять и не думает поздравлять жену. Свою открытку Хелене Пагар все-таки отправила. Адрес надписала жена русского офицера с нижнего этажа. Но не в этом дело. Необходимо узнать, почему Рейн не написал своей жене? Да еще к Новому году!
Рейн сказал только одну фразу: чересчур умной становится в этой Москве. Покажи он теще последнее письмо Урве, и разговор не перешел бы в ссору. Московскую «умницу» осудили бы уже двое людей, у которых было побольше жизненного опыта, чем у нее, и поздравления к Новому году и муж и мать отослали бы вовремя.
А теперь одна фраза потянула за собой вторую, третью, четвертую — и в конце концов дипломатические отношения между тещей и зятем свелись лишь к вопросам питания.
Поучающий тон в письме жены до глубины души оскорбил Рейна. Эта женщина даже представить себе не могла, как он все это время работал, сколько ночей не спал, одолеваемый заботами, сколько бегал без толку, пока жена преспокойно слушала свои лекции и носилась по концертам.
Рейн сгоряча написал злое письмо, но потом, перечитав его, швырнул в огонь. Прошла неделя, прежде чем он снова сел писать ответ. Но и это письмо получилось недостаточно тонким и острым. Еще через неделю оказалось уже совсем трудно — чувства поостыли. В углу пахла хвоей пушистая елка, по улицам, готовясь к празднику, торопились люди с подарками и почтальоны, чьи черные сумки лопались от пожеланий счастья. Надо было бы поздравить Урве, но рука не поднималась. Жена вздумала учить его, вообразила себя главой семьи и этим оскорбила мужа так, как только могла.
Тут еще явилась теща со своими попреками. Виновата не Урве, которая уехала в Москву, а Рейн, позволивший жене бросить семью на такой долгий срок.
