Избранное - Григорьев Николай Федорович (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
с такой фамилией только и быть головою!" Дружеский каламбур, но Лукьян
Степанович и в самом деле с первых же шагов проявил себя человеком ума
государственного.
С асфальтового шоссе мы свернули на проселок. "Газик",
направляемый деревенскими мальчишками, въехал в тихую улочку.
Плетень, из-за которого выглядывают вперемежку мощные диски
подсолнуха, початки кукурузы, цветы мальвы. Клуня с камышовой крышей.
В глубине двора, на пригорке, хороший дом.
Тишина, словно все оцепенело от зноя. И только когда под нашими
совместными усилиями заскрипели неподатливые ворота, откуда-то гулко
залаяла собака.
Медленно открылась дверь, и с крыльца, припадая на костыли, начал
спускаться очень худой одноногий старик. Трудно было узнать в нем
крепкого, осанистого Малюгу. Смоляная борода оскудела - насквозь
светится.
На полдороге старик остановился, приставил ладонь ко лбу и стал
нас, приезжих, рассматривать.
- Лукьян, угомони собаку! - крикнул Крысько. - Встречай,
командира привезли!
Мы долго лобызались. А введя меня в дом, Лукьян Степанович
посадил рядом с собой за стол и никому из домашних не позволил за мной
ухаживать. Сам, из своих рук, стал кормить меня и поить.
Невестка Головатого, легкая и быстрая молодая женщина, потчевала
гостей. Нет-нет да и мне, гляжу, окажет внимание.
Лукьян Степанович в таких случаях клал вилку и опалял невестку
взором гнева и презрения. А она только озорно усмехалась на это карими
очами.
Нет, уже не тот Малюга, не тот... Вспомнить только, как на
бронепоезде он держал в страхе своего племянника. Как примется,
бывало, грызть парня, так - если не отнимешь - до костей прогрызет. С
парнем даже столбняк случался. Хорошо, что бойцы в конце концов
вырвали парня из-под этого тиранства. Человеком стал - работает в
Харькове на тракторном заводе.
Чокнулись мы с Головатым, и говорю ему:
- Лукьян Степанович, а что, если бы мы все вдруг сейчас опять
очутились на "Гандзе"?
Старик блаженно зажмурился, а когда через минуту молодецким
рывком повернулся ко мне, в потемневших от волнения зрачках его
сверкнули огоньки...
Я встал.
А что делают бойцы, когда встает командир? Встают тоже.
- Объявляю приказ. Включить товарища Головатого в нашу поездку по
местам боев бронепоезда "Гандзя".
Тут Лукьян Степанович нарушил дисциплину и дребезжащим голосом
прокричал "ура".
Так в нашем "газике" он стал пятым пассажиром.
Но вот кончается дубовая аллея - сто километров позади, - мы в
предместье города Хмельницкого. Мчатся по шоссе машины, полные
крупного, как поросята, "цукрового буряка", а плантации, где эти
машины грузятся, словно бы и не початы: всюду белые конусы выкопанной
свеклы.
Вперемежку с "буряковыми" мчатся, обдавая наш "газик" жаром
трудового дня, машины с подсолнухом, желто-восковыми початками
кукурузы, арбузами, дынями... и ослепительными улыбками восседающих на
возах дивчин и парубков.
Временами шоссе подбрасывает нас совсем близко к селам, и тогда
видишь, что здесь уже не традиционные хаты, какие сохранили нам,
скажем, картины Куинджи, а нечто иное - деревенское жилище не под
соломой, а крыто шифером (черепицей), "бляхой" (железом). В домах
электричество, над крышами - рога телевизионных антенн, у крыльца
зачастую - велосипед, мотоцикл, легковая машина.
Уборка уборкой, а уже чернеет на полях свежая вспашка. Рычат
тракторы, попыхивая сизыми дымками.
По горизонту дымят трубы фабрик, заводов, которых прежде не было
и в помине.
А вот и Хмельницкий - милый нашему сердцу Проскуров!
Несмотря на множество встреч, мы выкроили время, чтобы осмотреть
город. От маленького Проскурова ничего не осталось. Квартал за
кварталом - новые красивые дома. Асфальтированные улицы, витрины
магазинов - все новое, незнакомое. И вдруг - аптека! Та самая аптека,
в которой когда-то я раздобыл тючок розовой оберточной бумаги, чтобы
напечатать газету... С радостным волнением я вступил на знакомый
порог, но внутри все было уже по-иному.
Мы дошли до вокзала и впятером постояли у перрона, где в
тревожное июльское утро 1919 года железнодорожники наскоро составляли
бронепоезд.
Вспомнился чумазый угольный вагон, над бортами которого грозно
возвышалась шестидюймовая гаубица. Она выглядела несуразно большой,
словно кукушка, высиженная в воробьином гнезде.
И тут вновь как живого я увидел матроса. Вот он перелезает через
борт в вагон и ставит угощение - корзину моченых яблок.
"Вот мы и в кубрике... Кажись, сюда попал? Вы уж, ребята,
извините, что я без винтовки. Проспал, пока выдавали..."
Забегая вперед, скажу, что Иван Васильевич Крысько по моей
просьбе побывал на родине Федорчука (Басюка).
Он с отменным усердием исходил вдоль и поперек село, опросил
множество людей, но разведка дала немного. Даже фотографии доблестного
моряка и той не нашлось.
Семья Басюков, как выяснил Иван Васильевич, когда-то была
большой: отец, мать, три дочери, пятеро сыновей, один из которых - наш
Филипп. Но две войны - гражданская, потом Отечественная - и от семьи
почти ничего не осталось.
Крысько познакомился с молодой колхозницей Антониной Яковлевной.
Она и слыхом не слыхала, что у нее был брат - герой гражданской войны.
Впрочем, не так уж это и удивительно: Филипп Яковлевич погиб в бою в
1920 году, Антонина же только в 1931-м родилась.
"Пришлось мне установить их родство, - докладывает Иван
Васильевич, - через вдову старшего брата, Пелагею, которой восемьдесят
четыре года".
Побывав на вокзале, у заветной платформы, мы, каждый со своими
думами, возвратились в город. Нас ждали в музее.
Из Хмельницкого мы поехали в Каменец-Подольский.
Нас, бойцов "Гандзи", здесь приняли в крепости, уцелевшей от
далекой туретчины. Крепость воздвигнута на огромной скале. Скала
неприступна - она окружена гигантской глубины рвом. И самое
примечательное, что человек не копнул здесь ни одной лопаты. "Земляные
работы" выполнены речкой. Извившись петлей, речка на протяжении, быть
может, десятков тысяч лет точила и точила камень, одновременно сама,
вместе с руслом, опускаясь все ниже от поверхности земли.
В музее состоялась научная сессия. Тема: "Гражданская война на
Подолии и участие в ней бронепоезда "Гандзя". Сессия была приурочена к
нашему приезду, и в ней пожелали участвовать не только каменчане, но и
товарищи из Хмельницкого.
К сведениям, которыми располагали здесь, много ценного, как
сказали нам, добавили наши воспоминания. Да и как же могло быть иначе:
ведь мы - живые участники боев!
Показали нам стенд "Боевой путь бронепоезда "Гандзя". Маршруты
были вычерчены на художественно сделанной карте. Здесь же, на
бархатной обивке стенда, поместили наши портреты.
- Хлопцы, - говорю, - а это что?! Гильза!
Медная "кастрюля", стоявшая у стенда, пошла по рукам, и все мы
единогласно признали ее гильзой от шестидюймовой гаубицы.
Неужели с "Гандзи"? Но как она могла сохраниться и спустя сорок
лет попасть сюда?
- Вы не первые у нас с "Гандзи", - сказали работники музея.
Так я узнал, что здравствуют еще несколько наших бойцов. Гильзу с
"Гандзи" сохранил как память и сдал в музей Григорий Калинкович
Маниловский, старый коммунист. В молодые годы Маниловский был в
Жмеринке рабочим вагонных мастерских. Вместе с ним в мастерских стоял
