Последний из миннезингеров (сборник) - Киров Александр (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Обмен любезностями был прерван звонком, который уже не казался Дмитричу таким уж противным и дребезжащим.
5
Афанасьевич не мог делать пауз между уроками, а поскольку эти паузы ему приходилось делать из-за перемен, то он просто продолжал в учительской говорить о том, о чем беседовал с детьми на уроке, так же, как и на уроке продолжал разговоры, начатые в учительской. Такое обстоятельство, как смена аудитории, нисколько его не смущало.
– Все иждивенцы и западники, – возвестил Афансьевич Дмитричу, едва последний переступил порог комнаты для преподавателей. – Нет созидательной деятельности. Только потребление и топтание на месте.
Дмитрич кивнул.
– Я строю дом и уже построил, – передохнув, продолжил Афанасьевич. – Я не иждивенец. Во мне кипит созидательная энергия. Это здоровый образ жизни. Остальные – иждивенцы. Это не здоровый образ жизни. Ты понял? – поинтересовался валеолог у Дмитрича, обратившись к нему так, как обычно обращался к волоокой красавице Насте Шемякиной.
Дмитрич снова кивнул.
– Молодец! – похвалил его Афанасьевич. – Смотрел вчера передачу с Гордоном?
Дмитрич на этот раз покачал головой отрицательно.
Афанасьевич огорчился данному обстоятельству и стал подробнейшим образом пересказывать диалог Гордона с Прохановым, но тут звонок возвестил начало следующего урока, и валеолог неторопливо отправился к курсантам, чтобы продолжить пересказ названного диалога уже там.
6
– Продолжим, – жизнерадостно произнес Дмитрич, вернувшись в актовый зал, но вдруг, к удивлению своему, обнаружил, что детей на втором уроке литературы поубавилось.
Без особенного энтузиазма его первой после антракта фразе вняли влюбленные (они как раз осваивали сложную технологию многоступенчатого французского поцелуя и добрались уже до определенной ступени второго десятка), две третьегодницы, матюгальщики из кустов, красавица Настя Шемякина и еще какая-то девочка, на которую Дмитрич во время первого часа не обратил внимания.
– Продолжим, – сказал Дмитрич во второй раз, с чувством глубокой благодарности к присутствующим, которые не предали своего учителя.
Дмитрич не знал, что оставшиеся на второй час дети заключили еще одно пари: вызовет Дмитрич завуча прямо на урок, который по уставу нужно было отменять, или же завуч придет на первый час литературы завтра.
– Славянофилы и западники, – произнес Дмитрич с некоторым облегчением, вызванным тем, что в актовом зале не было доски, поэтому и фиксировать на ней слово «славянофилы», правильное написание которого Дмитрич из-за Афанасьевича уточнить так и не успел, не нужно. – Славянофилы и западники, – с удовольствием произнес Дмитрич.
В этот момент Дмитрич понял, насколько за пять лет непрерывной разгрузки и загрузки бревен, досок, кирпичей, глины и песка он истосковался по умным разговорам, вернее даже, по возможности говорить с окружающими на темы, к примеру, славянофильства или западничества…
7
– Спасибо вам за урок, – сказал Дмитричу девочка, на которую он до этого не обращал внимания.
Она выходила из актового зала последней.
– Пожалуйста, – просто ответил Дмитрич. – А как вас зовут?
– Рита, – улыбнулась девочка и с загадочной улыбкой на лице исчезла в дверном проеме.
Дмитрич закрыл актовый зал, сдал ключи на вахту и пошел домой, так как уроков у него было три, но зато каждый божий день.
Влюбленные пошли было к раздевалке, но передумали и завернули к тренерской.
Матюгальщики не думая двинули к кустам шиповника: обсудить нового препода в тех выражениях, в каких они хотели бы это сделать, и так, чтобы их не перебивали при выражении мыслей и не требовали выражаться культурно.
Следом за ними пошли третьегодницы, намереваясь выкурить по сигаретке напоследок школьного дня.
Настя Шемякина тоже сразу домой не пошла, а поехала на прикатившей к школьному крыльцу «Ниве Шевроле». Настя была не в духе. Во-первых, ей пришлось ждать ровно десять минут, пока сорокалетний директор овощного мини-рынка соизволит прибыть. Во-вторых, ей надоела «Нива Шевроле» и хотелось чего-нибудь более романтического, например «Джип» или уж хоть «Тойоту».
Об этом думала Настя, пока виноватый кавалер вез ее по улицам и улочкам города К***. А вот Дмитрич, пробираясь сквозь сугробы домой, думал о другом.
Впрочем, о чем именно думал Дмитрич, так вот сразу понять вряд ли получится. Для этого нужно чуть подробнее поговорить о самом Дмитриче.
8
Утром следующего дня, наскоро глянув расписание и с удовольствием отметив в нем «Литература – а/з», воодушевленный Дмитрич уже за пятнадцать минут до начала первого урока был в указанном месте, то есть в актовом зале. Поскольку доски там не предполагалось, Дмитрич принес с собою даже карточки с выведенными на них трудными словами «драма» и «драматургия». Слова эти до полуночи выводила тушью пятнадцатилетняя дочь литератора. То ли от недостатка художественного опыта, то ли от избытка внимания со стороны младшей сестры четырнадцатилетнего возраста, она безо всякого успеха извела почти два ватмана, и ровно в полночь за работу взялась жена Дмитрича, некогда профессиональная художница, теперь оформитель афиш – и за пять минут обеспечила своего бедового мужа наглядностью. Супруга своего эта женщина любила, но детей любила еще больше, поэтому, когда Дмитрич начинал время от времени вести себя неподобающим образом, то есть, попросту, пить – указывала ему на дверь и говорила:
– Вернешься, когда пропьешься.
Впрочем, у преподавателей не должно быть ничего личного, поэтому давайте-ка лучше вернемся в актовый зал. Прозвенело дважды, а народу не прибыло, то есть на приступочке сцены одиноко горбился Дмитрич и смущенно почесывал бородку, понимая: что-то здесь не так.
Через пять минут после начала урока Дмитрич робко заглянул в учительскую.
Над черновым расписанием сурово горбился завуч. Пиджак завуча был накинут на плечи завуча, что придавало завучу некоторую жуков ость с ульяновским оттенком.
– Слушаю, – обратился он к Дмитричу с той интонацией, с какой обычно отвечают по телефону приятелю, имеющему обыкновение просить в долг и вовремя не отдавать; с той интонацией, которая дает мистически предчувствовать еще не высказанный инфинитив «нет».
– Ребята чего-то пропали… – забормотал Дмитрич.
– Откуда пропали, – не понял завуч и на всякий случай принюхался, одновременно внимательно вглядываясь в большие и наивные глаза Дмитрича под очками. Глаза литератора вдобавок были еще и красными.
Идея с заменой Марьи Ивановны запойным директорским корешем завучу нисколько не нравилась. И он постоянно подчеркивал, что не имеет к этой затее ни малейшего отношения, даже если никто не спрашивал завуча, имеет ли он какое-либо отношение к этой затее.
– Из актового зала, – уже увереннее ответил Дмитрич, неожиданно подумав, что завуч – тоже человек и мог вчера, например, взять да и чекалдыкнуть.
Последнее слово настолько понравилось самому Дмитричу, что он самым простецким образом хмыкнул.
– Из какого актового зала?! – медленно загрохотал завуч.
– Ну из зала актов! – развел руками всепонимающий Дмитрич и дружески подмигнул завучу.
– А что дети должны были делать в актовом зале? – вновь поинтересовался завуч, перейдя почему-то на шепот.
– Ждать меня, – пожал плечами Дмитрич, а про себя подумал, что, мол, шел бы лучше завуч домой, а то не ровен час – запалят: с должности снимут, вкатят выговор.
– Зачем ждать? – прошелестел завуч одними губами.
– На урок литературы, чудак-человек, не на репетицию же, – хохотнул Дмитрич и хлопнул завуча по плечу. – Да ты не грузись. Не знаешь, так и скажи. А еще лучше, поди поспи часок. Поможет. Точно говорю! Даже полчасика когда кимарнешь – и то свежее чувствуешь.
– А почему они должны были ждать вас на урок литературы… в актовом зале? – проскрипел вновь обретший голос и шум завуч, глядя почему-то в окно.
