Когда цветет полынь - Марат Муллакаев (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Через день, когда уезжал, я зашел попрощаться к ребятам, у которых начались
осенние каникулы. Нашел их в том же зале читающими как молитву «Моральный
кодекс…». Рядом конечно же стоял директор с неизменным прутиком, бичующим
свои яловые сапоги. Он угрожающе сделал шаг в мою сторону, и из его уст готовы
были сорваться оскорбления, но, увидев, как я со сжатыми кулаками шагнул к нему
навстречу, вовремя спохватился…
Я ушел, махнув ребятам на прощание рукой, с трудом выбивая из себя улыбку. На
улице было холодно, моросил осенний дождь. Группа из пяти озябших девочек
белила гашеной известью фасад здания. В детском доме полным ходом шли
приготовления к достойной встрече сорок пятой годовщины Великой Октябрьской
Социалистической революции…
…СПУСТЯ ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ
…И вот я стою на холме, где когда-то возвышался красивый особняк бывшего купца
и где располагался наш, тоже бывший, детский дом. От здания ничего не осталось,
одни ямы и бугорки. Видимо, местное население даже фундаментные кирпичи
выкопало для своих нужд.
С тоской смотрю в сторону реки, куда мы – Зухра, Данис и я – бежали от
унижений, безвыходности, злобных людей. Хотели найти дом, где дети живут как
дети – счастливо, в любви.
– Дед, давай поставим палатку на другое место, – прерывает мои мысли шестилетняя
внучка, собирающая палатку со своей матерью. – Тут запах…
– Бесполезно, – не соглашаюсь я. – Поверь, здесь везде пахнет полынью. Сейчас, в
июне, когда она цветет, ее запах особенно сильный, от него не спрячешься. Но, как
только разведем костер, аромат травы исчезнет, обещаю…
С той самой минуты, когда наш «ЗИС-5» выехал за ворота детского дома, у
меня было ощущение, что когда-нибудь я сюда вернусь.
Прошло более пятидесяти лет. Я вернулся.
Говорят, с годами вспоминается только хорошее. Наверное, это так. Все мои детские
душевные раны уже давно затянулись, тем более во мне нет злости, ненависти. Со
временем кажется, что пережитое мною в детском доме – всего лишь кошмарный сон.
Будто это было вовсе не со мной, а с кем-то другим. Но бывают дни, минуты, когда ни с
того ни с сего меня вдруг, словно одеялом, накрывает волна невыносимой тоски и
возникают перед глазами образы моих друзей детства. В те минуты, когда встречаю
72
Повесть
любящую пару, всегда она кажется мне чем-то похожей на Зухру и Даниса. А если
натыкаюсь на нехорошего, злобного человека, сравниваю его с бывшим директором.
Видимо, не все плохое, совершенное против тебя, забывается. Оно транспортируется
наряду с хорошим в особо охраняемую ячейку твоей матрицы – память, позволяющую
тебе в дальнейшем распознавать белое от черного, доброе от худого, друга от
предателя. И иметь не только человеческое лицо, но и считать себя Человеком.
Через три года, как я уехал, наш детский дом расформировали. Когда в другом
сиротском учреждении я заканчивал восьмой класс, к нам привезли четверых
знакомых ребят. Они, испуганно озираясь, рассказывали, что после бурного
празднования воспитками в пионерской комнате Дня учителя баянист увел
воспитанницу за территорию и изнасиловал. До этого случая, летом, еще одна
отчаявшаяся девочка бросилась в реку, но мальчишки, нырнув, успели ее вытащить
с трехметровой глубины. Кто-то из учителей школы, где мы учились, еще раз
написал жалобу, но уже в Москву, о бесчинствах, творимых в детском заведении.
На этот раз наверху отреагировали. Начали приезжать какие-то люди в шляпах, в
каракулевых шапках. Когда они проверяли, детей кормили до отвала. Уезжали – снова
давали квашеную капусту. Потом сообщили о расформировании детского дома. Дети
кричали: «Ура!», а воспитки плакали и ругали директора. Чуть его не побили.
Прибывшие пацаны боязливо спрашивали меня: «Как тут, бьют?». Услышав, что это
исключено, удивлялись и радовались. Все же здесь нравы сильно отличались от моего
первого, расформированного детского дома. Конечно, сам способ организации
воспитания был един для всей страны. Порядки в детском доме немногим отличались от
режимов исправительных лагерей. Только конвоиров не было, их вполне успешно
заменяли воспитатели.
Слушая ребят, я радовался за них, что они попали в этот, не совсем плохой детский
дом, но почему-то не испытывал радости, что расформировали прежний. Наоборот,
мне стало грустно и уныло, что нет этого дома, где я провел самые трудные и самые
длинные в моей жизни пять с лишним лет. Не знаю почему, но мне до сих пор жалко,
что исчез старинный купеческий трехэтажный дом с тремя балконами,
возвышающийся величаво на берегу старицы реки, не
