Живи с молнией - Уилсон Митчел (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
– Одно утешение, – сказал Эрик, – что не мы одни недовольны. На английском факультете началось движение за то, чтобы декан выбирался преподавательским составом, а не назначался администрацией. На других факультетах то же самое. Сейчас составляется общая петиция.
– Это бесполезно, – сказал Фабермахер. – Никуда эта петиция не дойдет. К ней примкнут только несколько наиболее мужественных преподавателей, – но и они уже небось отмечены как смутьяны.
– Это не совсем верно, – вмешалась Сабина. – Сегодня утром я встретила в магазине миссис Демарест, и она открыто заявила, что ее муж на стороне этого движения. А ведь он – один из наиболее авторитетных ученых; таких, как он, в университете немного.
– Да, но декан исторического факультета все-таки не Риган, – отозвался Траскер.
На секунду Эрику вдруг показалось, что Траскера раздражает этот разговор.
Эллен Траскер, взявшись за свое вязанье, низко пригнулась к быстро мелькавшим спицам и нахмурилась.
– Если хотите знать мое мнение, – заметила она, – то это совершенно безнадежная затея. Деканы у нас на положении помазанников божьих. И без боя они не сдадутся…
Траскер почему-то поглядел на нее виноватым взглядом и даже покраснел. Он резко повернулся в кресле, словно стремясь убежать от этого разговора.
– А, к черту Ригана, – сказал он таким страдальческим тоном, что все с удивлением взглянули на него. Только Эллен не подняла головы. Траскер зашагал по комнате. – Вы думаете, я не знаю, что это за сволочь? Вы думаете, я не проклинаю себя за то, что втянул вас в это болото? Но я не хочу бороться с Риганом. Я боюсь. Я просто боюсь.
Наступило молчание – все онемели от удивления, – и вдруг Эллен взглянула на мужа с таким выражением, какого ни Эрик, ни Сабина никогда еще у нее не видели. Она глядела на него так, словно ей хотелось прижать его голову к своей груди и дать ему выплакаться. Фабермахер сидел с непроницаемым лицом.
– Я ничего не понимаю, – медленно сказал Эрик. – Вы охотно согласились на предложение Лича занять место Ригана. Тогда вы были готовы бороться с ним.
– Бороться? – презрительно переспросил Траскер, взглянув на Эрика сверху вниз. – Если б Лич не умер, не было бы никакой борьбы, а если б и была, так с Риганом боролся бы Лич, а не я. Вот что я вам скажу: если мы примкнем к этому движению, кто-то из нас будет обречен на мученичество. А я меньше всего на свете хочу быть мучеником во имя чего бы то ни было!
Траскер яростно замотал головой и почти истерически выкрикнул:
– Я знаю себя, поэтому и боюсь! Если меня притянут к ответу, я знаю, что уже не смогу отступиться! Я буду до конца держаться своего! Всю жизнь я боялся, что со мной может случиться такое!
Эрик и Сабина переглянулись, и, так как оба они очень любили Траскера, им было больно признаться друг другу в своих ощущениях. Один только Хьюго Фабермахер, казалось, так привык к подобным вещам, что принимал страх Траскера как вполне обычное явление.
3
В годы своего расцвета Кларк Риган проявлял немало мастерства и изобретательности, проектируя и строя разные приборы; его собственный телескоп был сконструирован именно в этот период. Риган сам вычислил постоянные величины линз. Он собственноручно выточил, вырезал и отшлифовал все металлические детали и прикрепил инструмент к тяжелому медному треножнику с помощью безупречно отполированных, легко скользящих универсальных шарниров. Телескоп был высотой в пять футов и очень устойчив.
Он стоял в нише окна-фонаря в спальне Ригана. Старый профессор пользовался им только вечером, но вовсе не для того, чтобы обозревать небо. Телескоп служил ему для того, чтобы заглядывать в освещенные окна.
Каждый вечер, после обеда, Риган снимал воротничок и галстук, надевал удобные домашние туфли, а на голову, чтобы не простудить лысину, натягивал старую, полинявшую и помятую фуражку, которую он носил лет шестьдесят назад, будучи еще студентом первого курса. Обеспечив себе таким образом комфорт и тепло, он присаживался к окуляру и снимал с линзы футляр слоновой кости; из темного окна спальни он наугад направлял трубу телескопа на какие-нибудь видневшиеся вдали огни.
Его белые жилистые руки не спеша поворачивали винт, приводящий в движение зубчатую передачу, и длинный латунный глаз медленно поднимался вверх; теперь стоило чуть наклонить голову, и инструмент становился как бы дополнительной частью его мозга, ничуть, впрочем, не совершенствуя его умственную деятельность, так как Риган видел только то, что хотел видеть. Все мерзкое и безобразное он видел с беспощадной ясностью; все, что не было ни мерзким, ни безобразным, становилось таким.
Ночной мир, который он наблюдал из своей темной комнаты, был населен немыми существами, которые жестикулировали и гримасничали друг перед другом. И никому, казалось, и в голову не приходило, что на каждом окне есть штора. Смех, да и только. Но если в каком-нибудь дальнем окне, где он наблюдал немую сцену, штора вдруг опускалась, он выходил из себя, принимая это как личное оскорбление, и тихонько бранился: «Ну и черт с вами, свиньи этакие».
В те часы, когда он обшаривал земные дали своим нелепо длинным глазом, ненависть тесным панцирем сжимала его грудь. В горле у него пересыхало. Как они ему ненавистны, все эти людишки! Иногда это ощущение становилось невыносимым, губы его дрожали, а четкое изображение на сетчатой оболочке глаз двоилось и расплывалось – превосходно наведенный окуляр застилало слезой, и Ригану хотелось громко выкрикнуть проклятие этому ненавистному миру.
Сегодня оптический хобот, обшаривая город, лишь ненадолго задержался на окне душевой женского студенческого общежития и прошел мимо ряда домов, которым Риган наносил такие визиты уже несколько лет подряд. Труба медленно поползла вверх, Риган навел ее на Северный холм, где темнел неосвещенный дом Лича; с тех пор как «старый дурак» отправился на съедение червям, Риган каждый раз таким способом свидетельствовал ему свое почтение.
Риган медленно двигал телескоп слева направо, с запада на восток, оставляя окно Айки напоследок. Никогда наперед не угадаешь, что там делается, у этого Айки. Иной раз удается увидеть очень занятные вещи. Любопытный экземпляр, этот Айки: иногда он держит в руках книгу или газету, а иногда и рыжую девушку. О, Айки – хитрая бестия. И имя Риган придумал ему подходящее, обтекаемое – оно легко перекатывалось во рту. В такое имя было гораздо удобнее вложить солидную долю хладнокровной ненависти, чем в эту варварскую, застревающую в зубах фамилию – Фабермахер. Ну и фамилия! Нет, Айки решительно лучше.
Сегодня у Айки были гости.
В окне размером с почтовую открытку Риган увидел двух молодых людей. Ах, это Горин, – с некоторым разочарованием отметил он. Какого же черта они там делают? Молодые люди разговаривали, то есть, как заметил Риган, говорил Горин, а Фабермахер только кивал головой. Вот Фабермахер подпер голову кулаком, Горин вытащил из кармана какое-то письмо и читает его вслух; Фабермахер слушает, потом опускает кулак на стол и что-то говорит. Он встает и начинает шагать по комнате, энергично и отчаянно жестикулируя. Наверно, он хочет купить у Горина старый костюм, а цена ему не по карману. Спор продолжается; Горин сует ему письмо, тот отмахивается. Вдруг в углу открытки открывается дверь и входит – кто же? Рыжая!
Они ее не ждали, это ясно. И Фабермахер недоволен ее приходом – это тоже ясно. Риган похлопал по тулье фуражки, чтобы промокнуть вспотевшую лысину. Он прерывисто дышал, все тело его занемело от неподвижного сидения, пришлось переменить позу. Обычно в это время он делал перерыв и немножко отдыхал, но сейчас нельзя было терять ни секунды. Не до отдыха, когда тут происходит такое. Фабермахер исчез из поля зрения, но Горин и девушка что-то говорили, обращаясь к нему. Потом Горин ушел. А что ж ему не уйти, подумал Риган. Его ведь ждет дома жена, эта пигалица-итальянка. Фабермахер снова появился в окне. Девушка попыталась взять его за руку, но он не позволил. Девушка что-то серьезно говорила: «Ах, не будь со мной так жесток», – злорадно усмехнулся Риган. Потом она отвернулась и выглянула в окно. На фоне освещенной комнаты ее силуэт представлял собой то, что в молодости Ригана называлось роскошной фигурой. Девушка уныло обернулась назад. Но поворачиваясь, она медленно спустила штору. Ну, это уже просто пощечина – от возмущения у Ригана даже отвисла нижняя челюсть. Он не мог поверить своим глазам.
