Живи с молнией - Уилсон Митчел (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
– О том, что с тобой творится в последние месяцы. Ты стал раздражительным и каким-то неспокойным. Ни я, ни ты никогда об этом не говорим, мы словно боимся признаться, что в нашей жизни может случиться такое…
– Погоди, Сабина… – перебил он в панике.
– Нет, мы должны поговорить, Эрик. Так бывает во всех семьях, и это естественный ход вещей; закрывать на это глаза – значит только отдалять возможность как-нибудь все поправить. Мы с тобой стали ссориться. Не всерьез, конечно, но все-таки мы слишком часто ссоримся, когда вполне можно жить и без этого.
Эрику хотелось остановить Сабину, но холодная бесстрастность ее тона как бы парализовала его. Он не мог отвести от нее взгляда. Он не смел даже подумать, к чему она клонит.
– Я все продумала, пока тебя не было, – продолжала она, – и, видно, нам от этого никуда не уйти, – нужно искать более просторную квартиру. Здесь положительно негде уединиться, нет такого уголка, чтобы можно было закрыть дверь и спокойно посидеть в тишине. И хуже всего тебе: ты не можешь ни работать, ни читать. Все равно, сколько бы это ни стоило, Эрик, но я просто не могу больше видеть тебя таким взвинченным.
Сабина умолкла, а он все еще чего-то ждал, словно не веря, что все сомнения, наконец, разрешены, – на душе у него было так легко, что только сейчас он понял, как мучило его жгучее чувство вины. Не задумываясь, каким образом Сабина могла бы узнать о Мэри, он все время ждал, что она призовет его к ответу.
– Почему ты на меня так смотришь? – спросила она, озадаченная его странным молчанием.
– Потому, что я тебя люблю, – засмеялся он. – Люблю тебя, люблю тебя!
– Эрик, пожалуйста, не отмахивайся от этого. Когда ты будешь беситься, не зная, где найти чистую пеленку, тебе не будет так смешно.
Смеясь, он притянул ее к себе на колени.
– Я люблю тебя, вот и все.
– Ты меня еще больше полюбишь, когда у нас будет лишняя комната, – сказала она. – Ох, Эрик, ведь это очень важно.
– Поцелуй меня.
– Нет, – сказала Сабина. – Не поцелую, пока не скажешь, что мы будем искать более просторную квартиру. Пусть она даже будет хуже этой. Нам сейчас нужен простор, а не красота.
Когда свет был потушен и они уже дремали, Эрик вдруг, без всякой задней мысли, просто повинуясь безотчетному порыву, сказал:
– Кстати, об этой статье Картер. Если Траскер найдет ее интересной, мне, возможно, в будущем месяце придется съездить в Чикаго.
– Отлично, – сонно сказала Сабина. – Купишь мне там кое-что, если поедешь.
Руки их потянулись друг к другу, сплелись в крепком пожатии, и через минуту оба уже спали.
6
На следующий день Эрик и Траскер с утра были на лекциях и встретились только за завтраком. Столовая для преподавательского состава помещалась в длинном высоком зале, отделанном в стиле, который известен под названием университетской готики, – серые, оштукатуренные стены, деревянные балки, выступающие на потолке, и камин из неотесанного камня. Зал был светлый; в центре его стояли большие столы на восемьдесят человек. Здесь всегда бывали заняты все места. Вдоль стен стояли маленькие столики на два человека – на случай возникновения тесной дружбы или, наоборот, необходимости свести счеты.
Эрик и Траскер обычно завтракали за круглым столом в дальнем конце зала вместе с другими физиками и двумя-тремя преподавателями химического или математического факультета.
Темы разговора за столом строго ограничивались университетскими делами; обсуждались главным образом научные проблемы, в которых соприкасались какие-либо две науки. Изредка к беседующим присоединялся какой-нибудь случайно забредший представитель общественных наук или искусства. В подобных случаях рано или поздно наступал момент, когда такой пришелец откашливался и, понизив голос, вмешивался в разговор.
– Прошу прощения, друзья, если я спущу вас с небес на землю, но меня интересует одна практическая проблема как раз по вашей части. Вчера вечером я чинил жене электрический утюг и все шло отлично, пока я не добрался до этой штуки, знаете, которая завинчивается…
Сегодня Траскер сидел за маленьким столиком. Это значило, что он хочет поговорить с Эриком наедине. Эрик сел напротив, ожидая, пока тот заговорит.
– Ну, – сказал Траскер, – как прошла сессия? Было что-нибудь интересное?
– Кое-что, – сказал Эрик и принялся подробно рассказывать о сессии, нарочно оставляя доклад Мэри напоследок. Внезапно его обуял дикий страх. Что если Траскер встретился с ней вчера в Чикаго, подумал он; что если она нечаянно проговорилась, и Траскер обо всем догадался! Немного опомнившись, Эрик подумал, что, во-первых, еще неизвестно, был ли Траскер в Чикаго, и если был, то вряд ли он мог встретиться с Мэри; и, наконец, о чем она могла проговориться, ведь между ними ровно ничего не произошло. Тем не менее Траскер явно хотел с ним чем-то поделиться.
Эрик любил разговаривать с Траскером. На его серьезном птицеподобном лице тотчас же отражались самые мимолетные чувства. Он не просто выслушивал сообщаемые ему сведения, он сейчас же их осваивал так, что свободно мог следить за ходом мыслей собеседника и часто приходил к логическим выводам прежде него.
Траскер раньше был просто преподавателем. Исследовательская работа развила его интеллект, но не давала ему того эмоционального удовлетворения, какое получаешь от сознания, что тебе удалось пробудить в студентах интерес к науке. Траскер много готовился к лекциям и подыскивал простые и живые объяснения физических явлений с таким же усердием, с каким лирический поэт ищет правдивые и волнующие образы. Он был женат на тихой, некрасивой и очень сердечной женщине, двумя годами старше его; у них было две дочери-подростка, такие же некрасивые, как родители, но обладавшие особым обаянием, унаследованным от отца. Траскер был первым, от кого Эрик услышал о философии науки, в его рассуждениях была какая-то гранитная целостность, напоминавшая Эрику притчи из Ветхого Завета.
Сравнение это напрашивалось не случайно. В детстве Траскер мечтал быть священником. Восемнадцати лет он прочел «Потерянный рай», и его глубоко взволновали те внушающие благоговейный страх места, где описывается, как Сатана был низринут с небес в мировое пространство; эти строчки породили в нем жуткое ощущение величия космической бесконечности, и он стал заниматься астрономией, а от астрономии перешел к физике. Джоб Траскер и по сей день продолжал читать Библию, ибо ни в какой другой литературе за пределами своей науки он не мог найти такого величия и такой сверхъестественной жути.
Он не верил в бога так, как предписывает Ветхий Завет, но в его вере была библейская целостность; он не боялся, что ему придется держать ответ за грехи перед божьими ангелами, но страшился ответственности перед лицом грозных этических законов. Совершенно бессознательно он разрешил для себя вопрос о прегрешениях, ограничив свои интересы наукой. Тут он мог вполне доверять себе. Заботы и волнения, связанные с внешним миром, отошли на второй план. Сейчас он приближался к высшей точке своей научной карьеры. Жизнь его была надежно обеспечена и ограничивалась небольшим замкнутым кругом.
И все же где-то глубоко внутри в нем гнездился смутный страх.
– Так как же, все-таки вам нравится доклад Картер? – во второй раз спросил его Эрик.
– Да ничего. В общем неплохо, – неопределенно ответил Траскер.
– А как вы думаете, не съездить ли мне в будущем месяце в Чикаго, чтобы потолковать с ней об этом? – настаивал Эрик. – Может, у нее будут какие-нибудь новые идеи.
– Поезжайте, если хотите, – отмахнулся Траскер. – Может, это будет полезно. И что же, больше ничего интересного там не было? – спросил он, явно желая поскорее перейти к занимающей его теме.
– Ничего особенного, кроме маленькой стычки с Кларком Риганом из Кемберлендского университета.
Траскер вдруг нахмурился.
– Вот как? Что же у вас произошло?
Эрик подробно рассказал о случившемся.
