Живи с молнией - Уилсон Митчел (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Она нахмурилась, и Эрик подумал, что она, должно быть, часто хмурится – так четко обозначились морщинки на ее лбу. Мэри легонько взяла его за руку. Он остро ощутил ее прикосновение, но она, казалось, сделала этот жест совсем бессознательно.
– Давайте пойдем в какую-нибудь аудиторию, где есть доска, – сказала она. – У нас осталось еще минут десять.
Они решили подняться на следующий этаж, и, поднимаясь вслед за ней по лестнице, Эрик поймал себя на том, что следит за движением ее стройных ног. Входя в пустую аудиторию, он все еще продолжал рассматривать шедшую впереди него женщину. Сняв жакет, Мэри Картер тотчас подошла к доске и стала писать основные формулы своей теории торопливой, но привычной рукой опытного математика. Однако у нее были и другие привычки, вовсе не свойственные мужчинам. Эрик терпел их, сколько мог, но слишком уж они отвлекали его внимание.
– Не делайте так, пожалуйста, – взмолился он. – Вы все время запускаете руку под блузку и поправляете эту проклятую лямку. Имейте в виду, доктор Картер, что это мне мешает. Я не в состоянии следить за вашей мыслью.
Она озадаченно взглянула на него и так мучительно покраснела, что он даже растерялся. Внезапно Эрик вспомнил о разнице их положений. Она была лишь на несколько лет старше его, но уже завоевала себе прочное место в науке. Картер печатала серьезные статьи, когда он еще только начинал свою научную карьеру и был всего-навсего подающим надежды ассистентом. Ему очень льстило, что она безоговорочно ставит его наравне с Траскером, но все-таки он понимал, что не имеет никакого права так разговаривать с ней.
– Простите, – сказал он. – Вы это делаете чересчур часто, вот и все.
– Это просто привычка. – К удивлению Эрика, она как бы извинялась и вовсе не сердилась на него. – Ничего у меня не спадает. Или, может, действительно спадает? – Она снова просунула руку под блузку. От смущения Эрику захотелось сказать ей что-нибудь резкое. Как она может так себя вести, подумал он со злостью. Кто она, в сущности, такая? Почему она не следит за собой?
– Застегните верхнюю пуговицу на блузке, – сказал он с невольным раздражением, – тогда вы не сможете этого делать. – Они взглянули друг другу в лицо. В глазах ее был бессознательный вопрос, и это так притягивало его взгляд, что он не мог оторваться от ее лица. Ему и не хотелось отводить глаза, но стало как-то неловко смотреть на нее слишком долго. – По крайней мере, так всегда говорит моя жена, – резко сказал он.
Сабина никогда и никому этого не говорила, но сейчас только таким способом можно было дать знать о ее существовании, хотя он понимал, что его уловка шита белыми нитками.
– Я не знала, что вы женаты, – сказала она.
– Женат, – ответил Эрик, и от смутной злости тон его стал еще резче. – А, черт! Слушайте, давайте-ка продолжать. Начнем сначала.
Почему-то Эрик все время разговаривал с ней свысока и никак не мог сойти с этого тона. Он сам удивлялся себе, но еще больше удивляла его ее смиренная кротость. Когда ему показалось, что он поймал ее на ошибке, она доказала неосновательность его замечания с таким видом, будто причиной тому была просто рассеянность, а вовсе не недостаток знаний. Но даже таких уступок Эрик не хотел принимать от нее. Он попытался уклониться от спора.
– Впрочем, может я и неправа, – сказала она и взглянула на доску, проверяя, нет ли там ошибки.
– Нет, вы правы, – настаивал он. – Я понял свою ошибку, как только вы указали на нее. – Даже в этой настойчивости был оттенок превосходства. Ясно, что она сама не понимала, какой у нее выдающийся ум; а если понимала, значит, для нее достаточно присутствия одного мужчины, чтобы потерять уверенность в себе.
Но на трибуне, одна перед сотней мужчин, она была великолепна. Эрик сидел у самой двери, и, когда председатель объявил о ее выступлении и она проходила через длинный зал, сердце его забилось от волнения. Зашелестела бумага – делегаты перелистывали программки, чтобы справиться о теме ее доклада, а она серьезно оглядывала аудиторию, ожидая, пока затихнет шум. Затем она быстро поднесла руку к шее и застегнула верхнюю пуговицу блузки. На расстоянии мелкие недостатки ее костюма и косметики были совсем незаметны. Мэри Картер казалась очень деловитой молодой женщиной с превосходным самообладанием. Как только наступила тишина, она подошла к доске, взяла мел и начала говорить.
Ее низкий ясный голос звучал уверенно и твердо. Эрик с облегчением откинулся на спинку стула. Вскоре облегчение сменилось гордостью: Мэри обнаружила драгоценную способность, свойственную лучшим научным умам, – простоту мышления. Все ее рассуждения были настолько ясны и логичны, что сначала казалось, будто все то, о чем она говорит, само собой понятно и не требует доказательств.
Эрик слушал, гордясь вниманием аудитории, готовый обрушиться на любого, кто нечаянно нарушил бы тишину, и никак не мог понять, почему эта женщина, достойная глубокого уважения и восхищения, проявляла в разговоре с ним такую застенчивость, неуверенность и готовность признать его превосходство. Ее смирение нельзя было даже объяснить уважением к его научным заслугам, так как он до сих пор еще никак не проявил себя. Добрую половину присутствующих составляли ученые, имена которых были известны всей Америке, а почти четверть – были с мировыми именами. Почему же Мэри так вела себя именно с ним?
Эрик не знал, следует ли ему чувствовать себя польщенным или, наоборот, сердиться на нее за то, что она так себя недооценивает. И все же он был более чем польщен. Она внушила ему новую уверенность в себе, такую, как он уже давно не ощущал. Больше того, она относилась к нему, как к равному, хотя ее работа и научные достижения были несравненно выше его собственных. Эрик смотрел на нее, и она казалась ему не только красавицей – она была воплощением его собственных мечтаний. Мэри закончила доклад так же внезапно, как начала; в зале раздались дружные, но недолгие аплодисменты.
Председатель предложил желающим высказаться, и после обычной заминки поднялся какой-то человек, сидевший в дальнем углу зала, и задал вопрос, касающийся второстепенных пунктов доклада. Она ответила просто, но лед был сломан, и еще несколько человек присоединились к дискуссии, длившейся несколько минут. Эрик почувствовал, что председатель скоро прекратит обсуждение, чтобы перейти к следующему докладу. Он хотел было уже встать, раздумывая, пойти ли ей навстречу или подождать, пока она сама даст ему понять, что ждет его.
Но тут чей-то тягучий голос из задних рядов попросил у председателя слова. Все головы обернулись – в этом голосе чувствовались ехидство и злость. По залу пробежал настороженный шепот.
Председатель с некоторым неудовольствием объявил:
– Слово имеет профессор Риган.
Высокий, тощий старик, улыбаясь, поднялся с места. Он был совершенно лысый, и его голый череп, ярко освещенный сзади, делал его похожим на сенатора. Сквозь стекла очков без оправы смотрели маленькие бесцветные глазки. Нос у него был широкий, вздернутый, похожий на свиной пятачок, но больше всего безобразила его лицо кривая усмешка толстых бледных губ. Профессор Риган с минуту стоял молча, словно наслаждаясь общим вниманием и нисколько не торопясь изрыгнуть свою злость, – видимо, у него был такой запас этой злости, что его должно было хватить надолго.
– Господин председатель, уважаемые коллеги и… доктор Картер! – Риган слегка наклонил голову в ее сторону, и все сразу поняли, кому суждено стать его жертвой. Он произнес ее имя с насмешливой улыбкой, и Эрик весь сжался от злости.
– Мне чрезвычайно неприятно прерывать эту бесспорно интересную дискуссию, но я, как старый человек, посвятивший долгие годы служению науке, считаю своим долгом сделать несколько замечаний, в частности о некоторых тенденциях, обнаружившихся за последние годы.
Слушатели беспокойно зашевелились – они словно знали, что будет дальше, и жалели лишь о том, что из вежливости не прервали оратора сразу.
– Кто этот старый урод? – спросил Эрик у соседа.
