Молодые львы - Шоу Ирвин (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗

– То есть?!

– Господин, который должен приехать сегодня утром…

– Как вы узнали об этом?

– Спрашивал кое у кого.

Наступило короткое молчание.

«Странный он все-таки человек! – решила про себя Маргарет. – То дерзкий, то робкий, то сухой и мрачный, то деликатный и внимательный…»

– Он, как видно, еврей, – заметил Дистль. В его серьезном вежливом тоне не чувствовалось ни предвзятости, ни враждебности.

– Видите ли, – принялась объяснять Маргарет. – Если рассуждать по-вашему, то, пожалуй, да, еврей. Он католик, но мать у него еврейка и, вероятно…

– Что он за человек?

– Он врач, – медленно продолжала девушка. – Конечно, старше меня. Он очень красивый, немного похож на вас. Очень остроумный: людям в его обществе всегда весело. Но вместе с тем он серьезный человек. Он дрался против солдат у дома Карла Маркса и покинул баррикады одним из последних… [8] Я беру свои слова обратно, – вдруг спохватилась Маргарет. – Глупо рассказывать каждому встречному подобные истории – того и гляди накличешь неприятности.

– Да, да, – согласился Христиан. – Больше ничего не говорите… Но все же он вам нравится? Вы собираетесь выйти за него замуж?

Маргарет пожала плечами.

– Мы говорили об этом. Но… пока не решили. Посмотрим.

– Вы расскажете ему о прошлой ночи?

– Да.

– И о том, как вы рассекли губу?

Маргарет машинально дотронулась до разбитой губы и покосилась на Дистля. Тот сосредоточенно рассматривал горы.

– Вчера ночью у вас побывал Фредерик, не так ли?

– Да, – тихо отозвалась Маргарет. – Вы знаете о Фредерике?

– О Фредерике знают все, – резко ответил он. – Вы не первая выходите по утрам из этой комнаты с синяками.

– Но разве ничего нельзя было сделать?

Христиан хрипло рассмеялся.

– «Милый, живой юноша!» Если верить сплетням, то многим девушкам это нравится, даже тем, кто поначалу сопротивляется. Маленькая деталь, придающая пикантность гостинице фрау Лангерман. Фредерик – местная знаменитость. Здесь все к услугам лыжников: фуникулер, пять ручных буксиров, пятиметровый слой снега и… изнасилование по местному способу. Видимо, Фредерик не решается заходить слишком далеко, если девушка сопротивляется по-настоящему. Ведь вас он оставил в покое, правда?

– Да.

– Но в общем-то вы провели отвратительную ночь. И это в доброй, старой Австрии называется радостной и счастливой встречей Нового года!

– Боюсь, это лишь небольшая деталь общей картины, – заметила Маргарет.

– Что вы имеете в виду?

– Песню о Хорсте Весселе, нацистские разговоры, избиение женщин, в комнаты которых врываются силой…

– Чепуха! – громко, с неожиданной злостью оборвал ее Дистль. – Не смейте так говорить!

– А что особенного я сказала? – удивилась Маргарет и почувствовала, что к ней вновь, без особых, казалось бы, причин, начинает возвращаться беспокойство и страх.

– Фредерик пробрался в вашу комнату не потому, что он нацист. – Христиан снова перешел на спокойный и терпеливый тон педагога, каким он разговаривал с ребятишками в группе для начинающих. – Фредерик поступил так потому, что он свинья. Он плохой человек, который по случайности стал нацистом, и в конечном счете настоящего нациста из него никогда не выйдет.

– А вы нацист? – спросила Маргарет. Она сидела неподвижно, уставившись в землю.

– Я? Конечно, нацист. Вас это шокирует? Ничего удивительного. Вы начитались этих идиотских американских газет. Ведь мы едим детей, сжигаем церкви, малюем губной помадой и человеческой кровью на спинах монахинь непристойные рисунки и водим их нагишом по улицам, выращиваем людей на специальных фермах и так далее и тому подобное. Это было бы смешно, если бы не было так серьезно.

Наступило молчание. Маргарет захотелось немедленно встать и уйти, но прежняя слабость вновь охватила ее, и она побоялась, что тут же свалится в снег, если попробует подняться. Она испытывала жгучую боль в глазах, ноги налились тяжестью, словно она не спала несколько суток подряд. Жмурясь, она посмотрела на спокойные белые горы; сейчас, после восхода солнца, они как бы отодвинулись на задний план и уже не казались такими внушительными.

«Какая ложь! – подумала она. – И даже первое впечатление от этих мирных, чудесных гор оказалось ложным, когда взошло солнце».

– Поймите меня правильно. – В голосе Дистля зазвучали печальные, просительные нотки. – Там, в Америке, вам легко осуждать все подряд. Вы богаты и можете разрешить себе любую роскошь: терпимость, так называемую демократию, моральные принципы. А мы здесь, в Австрии, не можем. – Дистль умолк, как будто ждал возражений, но девушка промолчала, и он Снова заговорил – негромко и равнодушно:

– Конечно, вы понимаете все по-своему, и я не виню вас. Ваш друг – еврей, вы боитесь за него, и это заслоняет от вас более важные вопросы. Да, да, более важные вопросы, – повторил он, словно эти слова для него самого звучали особенно убедительно и приятно. – И один из таких вопросов – судьба Австрии и немецкого народа. Нелепо делать вид, будто мы вовсе и не немцы. Так может думать американец, живущий за восемь тысяч километров от нас, но не мы. Что сейчас представляет собой наша нация? Семь миллионов нищих, людей без будущего, зависимых от всех, живущих, как содержатели отелей, да чаевые туристов и иностранцев. Американцам этого не понять. Люди не могут вечно жить в унижении. Они сделают все, что от них зависит, только бы вновь обрести чувство собственного достоинства. Эту проблему мы решим лишь тогда, когда Австрия станет нацистской и войдет в состав великой Германии. – Дистль оживился, его голос зазвучал с новой силой.

– Это не единственный путь, – прервала его Маргарет, хотя и понимала, что спорить бесполезно. Но он казался таким разумным, рассудительным и симпатичным. – Ведь должны же быть иные пути, кроме лжи, убийств и обмана.

– Дорогая моя, вы говорите чепуху, – ответил Христиан, печально покачав головой, и терпеливо продолжал объяснять: – Вряд ли вы с такой же уверенностью повторите свои слова, если поживете в Европе лет десять. Послушайте, что я скажу вам. До прошлого года я был коммунистом. Пролетарии всех стран, мир всем, торжество разума, каждому по потребностям, братство, равенство и так далее и тому подобное. – Дистль засмеялся. – Чушь! Я не знаю Америки, но я знаю Европу. В Европе ничего не добьешься, если руководствоваться разумом. Братство людей… Да ведь это не больше, чем дешевая болтовня второразрядных демагогов, которой они занимаются в перерывах между войнами. Насколько я понимаю, то же самое можно наблюдать и в Америке. Вы обвиняете нас во лжи, убийствах и обмане. Что же, возможно, вы правы. Но в Европе нельзя действовать иначе, если хочешь добиться нужных результатов. Мне не очень приятно говорить подобные вещи, но только глупец может рассуждать иначе. Если вы слабы, вы ничего не добьетесь, позор и полуголодное существование будут вашим уделом; став сильным, вы приобретете все. Ну, а теперь о преследовании евреев. – Христиан пожал плечами. – Досадная случайность. Кто-то почему-то решил, что это единственный путь к власти. Я вовсе не утверждаю, что мне по душе такой путь. Больше того, с моей точки зрения, всякая расовая дискриминация – дикость. Я знаю евреев, которые ведут себя, как Фредерик, но среди них есть и такие, которые ничем не хуже меня. И все же, если для создания новой, организованной Европы нет иного пути, кроме уничтожения евреев, мы должны пойти по этому пути. Маленькая несправедливость ради большой справедливости. Цель оправдывает средства. Неприятно, конечно, усваивать подобную истину, но в конце концов, по-моему, ее усвоят даже американцы.

– Но это же ужасно! – воскликнула Маргарет.

– Моя дорогая юная леди! – с чувством проговорил Дистль. Его лицо оживилось, на нем вдруг заиграл румянец. Он повернулся к Маргарет и взял ее за руки. – Я говорю отвлеченно, поэтому нарисованная мною картина кажется более отвратительной, чем действительность. Вы должны простить меня. Я обещаю вам, что в действительности так никогда не будет. Можете передать это своему другу. Год, другой ему придется терпеть маленькие неприятности, возможно, он будет вынужден отказаться от своих обычных занятий и даже вообще куда-нибудь уехать. Но пройдет некоторое время, и ему возвратят все, чего он лишится, его жизнь пойдет по-старому, как только будет достигнута поставленная цель и маневр увенчается успехом. Преследование евреев – не самоцель, а средство достижения цели. Как только все наладится, ваш друг займет подобающее ему место. И не верьте американским газетам. В прошлом году я был в Германии, и должен сказать, что в воображении журналистов все обстоит значительно хуже, чем на улицах Берлина.