Еврейские народные сказки (Предания, былички, рассказы, анекдоты, собранные Е.С. Райзе) - Райзе Ефим Самойлович
Безысходное отчаяние царило среди собравшихся в старой синагоге. В эту минуту вдруг распахнулись синагогальные двери и вбежала какая-то девушка. Ее вид был ужасен: глаза горят, лицо мертвенно-бледно, одежда в беспорядке, волосы растрепаны. Она подбежала к биме и махнула рукой, требуя тишины. Но шум усилился. Многие узнали в ней дочь того самого Иоанна, который поверг всю общину в горе и обрек мученической смерти многих людей.
Наконец воцарилось молчание, и девушка слабым голосом сказала:
— Рабойсай! Ради Бога, дайте мне сказать, не осуждайте меня, пусть я дочь Иоанна, но я была и остаюсь дочерью нашего народа. Через полчаса я буду бездыханным трупом. Умоляю вас, выслушайте меня и сделайте так, как я скажу: это принесет спасение всей общине. Я приняла яд. Смертельный яд. После моей смерти вы сегодня ночью вскроете могилу, где похоронен настоятель монастыря, похороните его в другом, никому не известном месте, а меня захороните в могиле, которая известна моему отцу и которая станет известна магистрату. По доносу моего отца могилу вскроют, но найдут там не тело настоятеля, а мое. Община избегнет нависшей над ней опасности. И пусть моя жертва будет угодна моему Богу и моему народу.
Едва девушка успела слабеющим голосом закончить эти слова, как упала мертвой у бимы».
Так была спасена от уничтожения виленская община. Великая жертва, принесенная слабой девушкой, осталась в памяти народной и записана в назидание потомкам в виленском пинкасе.
Жил-был бедный шамес-вдовец, и была у него единственная дочь-красавица Хана. Проходя мимо дома шамеса, люди видели девушку в окне, любовались ее красотой и удивлялись тому, что она всегда печальна. А печальна была Хана оттого, что не знала материнской ласки. Ей не было еще и трех лет, когда злая чахотка свела ее мать в могилу. С тех пор девочка тосковала по материнскому голосу, по материнскому ласковому взгляду. Казалось, она никогда не улыбалась, никого не любила. Лишь тогда хмурое лицо девочки озарялось улыбкой, когда мимо дома шамеса проходил старый раввин. Он жалел несчастного ребенка, понимал, как истосковалась по ласке душа девочки, и по дороге в синагогу и обратно всегда останавливался у низкого окошка, гладил сухими старческими пальцами пухлую щечку девочки, задавал ей шутливые, смешившие ее загадки, а иногда дарил коржик или яблоко. В праздники раввин приглашал девочку к праздничному столу, и ребенку было приятно видеть перед собой сияющее добротой лицо старого раввина.
Годы шли. Хана взрослела. Она все сильней привязывалась к раввину.
Однажды старый раввин тяжко занемог. Сердце девушки сжалось от горя и предчувствий. Было предпринято все возможное: и свечу ростом с раввина похоронили на кладбище, и милостыню бедным раздали, и траву, сорванную на кладбище, положили ему под подушку — ничего не помогало. И вот в один предвечерний час два даяна начали обходить местечко. Они собирали для старого раввина дополнительные дни жизни. Каждый жертвовал в его пользу столько дней, недель и месяцев, сколько считал нужным, и расписывался в этом на специальном пергаментном свитке. Зашли даяны и в дом шамеса. Недолго думала Хана.
— Запишите, — сказала она, — что я жертвую нашему ребе всю свою жизнь — столько лет, сколько осталось мне жить.
Даяны пробовали ее отговорить, но Хана была непреклонна. Всю жизнь — без остатка! Так они и записали, а она собственноручно подписалась.
На другой день раввин выздоровел, а юная Хана скончалась без видимой причины.
Все сверстники старого раввина уже давно ушли на тот свет, а он продолжал жить. Умирали, состарившись, и те, которых он помнил полными сил, а он все такой же, так же сгорбившись, сидел в синагоге за Гемарой и читал нараспев.
Однажды в синагогальной тишине ему почудилась отдаленная веселая свадебная музыка — и острая боль пронзила сердце старого раввина.
— Это значит, она вышла замуж. Это — свадьба, до которой она не дожила из-за меня.
Прошли годы, и, сидя за фолиантом, он вдруг услыхал пронзительный детский плач.
«Боже мой! — подумал раввин. — У нее, значит, родился ребенок. Вот радость, которую ей не дано было познать. И все из-за меня!»
Вся жизнь Ханы, вся ее возможная и несостоявшаяся жизнь проходила перед умственным взором старого раввина. Прошло много лет. Вновь послышалась однажды свадебная музыка, значит, она выдает дочь замуж. Он и этой, самой большой радости, лишил ее, приняв из ее рук жизнь!
Дряхлый раввин возненавидел свою жизнь, доставшуюся ему такой дорогой ценой. Сколько раз он шептал горячие молитвы, прося Всевышнего послать ему смерть! Но он все жил. И чем дольше жил, тем упорнее жаждал конца. Но вот однажды Всевышний сжалился над ним. Раввин почувствовал острую боль в груди и услыхал сдавленный крик боли.
— Это она умирает. Слава Богу, наконец-то, — прошептали губы старого раввина. — Конец мукам.
И ребе впервые за много лет улыбнулся.
Его измученное сердце остановилось, на мертвых губах застыла улыбка. Это была улыбка облегчения.
Знаменитый богач барон Ротшильд возгордился богатством, даже перестал жертвовать на бедных.
Пришел к нему однажды старый еврей (это был Илья-пророк) и стал упрекать Ротшильда, что тот думает только о себе, не заботится о бедняках и об их нуждах. Ротшильд только посмеивался, слушая старого еврея.
Говорит ему Илья-пророк:
— Чему ты смеешься? Знаешь ли ты, каков будет твой конец?
А Ротшильд отвечает ему, усмехаясь:
— Носилки с моим телом понесут пешком на кладбище десять самых именитых евреев.
— Ошибаешься, ты умрешь с голоду, и твое тело пролежит без погребения пятнадцать дней.
Тут уж Ротшильд не усмехнулся, а громко рассмеялся и подумал: сумасшедший старик.
И вот однажды случилось так, что Ротшильд решил осмотреть свои сейфы. А сейфы у него были железные, двери стальные, и стояли они в глубоком подземелье. Взял Ротшильд ключ, открыл один сейф и зашел в него, а ключ оставил снаружи в замке. Начал любоваться золотом и бриллиантами и не услыхал, как дверь захлопнулась. Захотел выйти — а сейф заперт, и ключ снаружи. Никак не выйти. Кричал Ротшильд, кричал, пока не охрип, но никто его не услышал — стенки у сейфа железные, подземелье глубокое. Так среди груды золота и драгоценных камней умер с голоду гордый богач барон Ротшильд.
Только через две недели нашли его труп.
Один праведник взмолился Богу, чтобы Бог дал ему увидеть Илью-пророка. Через некоторое время к праведнику явился Илья-пророк и спросил:
— Ты хотел меня увидеть? Вот я. Говори, что тебе от меня нужно?
И сказал праведник:
— Я хочу от тебя только одного. Разреши мне сопутствовать тебе. Видеть твои дела, приобщиться твоей мудрости.
Говорит ему Илья-пророк:
— Ты не поймешь моих дел и будешь только отвлекать меня своими расспросами.
Но праведник стал упрашивать пророка, пообещал, что будет молчать. Илья-пророк наконец уступил просьбе праведника, но поставил ему условие: если тот хотя бы один раз попросит объяснений у пророка, то, получив объяснения, тут же с пророком расстанется.
После этого они пустились в путь. Заходят в дом бедняка. А у того бедняка была одна-единстве иная корова, которая кормила всю многочисленную семью. Увидев пришедших, бедные супруги выбежали им навстречу, привели в дом, накормили-напоили и спать уложили. Наутро, перед тем как уходить, праведник слышит, что Илья-пророк молится, чтоб у бедняков пала корова. Не успели гости распроститься с хозяевами, как прибежала с плачем хозяйская дочь: единственная корова вдруг пала. Потрясенный праведник с укоризной сказал Илье-пророку:
— Так-то ты отплатил этим несчастным за добрый прием, который они нам оказали?
— Помни о нашем условии, — ответил пророк. — Я могу тебе объяснить мой поступок, но на этом наше совместное путешествие закончится.
