Динарская бабочка - Монтале Эудженио (список книг txt) 📗

— Синьора Пинцаути, — восхищенно произнес один из сидящих в коридоре спиной к стене, опуская голову в берете над супом из миног.

— Мисс Бедфорд, — не без удивления поправил толстый господин за соседним столиком.

— Донна Одилия Капонсакки, — возразил лысый молодой человек в очках, недавно приехавший из Рима.

— Вернее Берта Кимики, с вашего позволения, — ехидно предложил свою версию постоянный клиент в надвинутой на глаза панаме, перед которым стоял горшочек с рубцом.

— Да ну вас! — запротестовали остальные. — Скажете тоже! Вы шутите?

— И не думаю, — сказал нарушитель спокойствия. — Когда я с ней познакомился, — это было много лет назад, — ее звали Альбертина, сокращенно Берта. Обворожительная женщина, не правда ли?

Выполняя задание хозяина, официант налил полицейским по четверти стакана вина. За полуопущенной дверной ставней видна была темная улица. Недавно началась война, и ночью город жил в темноте.

— Расскажите, расскажите, — попросил полицейский, с интересом следивший за спором, который вызвало появление дамы.

— Шикарная женщина, — согласился человек в панаме. — Вот с таким темпераментом! — Он широко раскинул руки, словно обхватил огромный шар. — Я ее хорошо знал, мы вместе учились в школе. В двадцать восемь лет она вышла замуж за предпринимателя Ферраласко, не способного дать ей счастье. Это был человек, одержимый работой, он ни в чем ей не отказывал, но не уважал ее как личность. Между ними был уговор (она предпочитала французское слово covenant), но Ферраласко его нарушил. Она хотела жить, как нимфа Мелюзина [114], которая, выходя замуж, просила предоставлять ей один день в неделю, субботу, чтобы превращаться в сирену. По субботам муж не должен был видеть ее и показываться ей на глаза.

— Понимаю… понимаю, — дружелюбно сказал автор первой версии. — А муж заподозрил неладное.

— Не сразу, надо признать. Интересы дела требовали поездок больше, чем на один день в неделю. Когда же он не был в отъезде, он хотел, чтобы с ним считались, и контролировал ее расходы. Они ссорились. Говорят, однажды Ферраласко застал ее в объятиях какого-то архитектора, который должен был построить беседку у них в саду, в Пьян дей Джуллари.

— Это случилось в субботу? — спросил лысый молодой человек. — Ну и деспот! У такой женщины такой муж! Я, конечно, его не знаю, но…

— Кажется, была пятница, — сказал человек в панаме. — В любом случае, это чудовище не терпело возражений. Судьбе было угодно, чтобы через несколько дней Ферраласко умер, не оставив завещания…

— Значит, по-вашему, она вышла замуж за Пинцаути потом? — спросил тот, что ел рыбный суп. — И ей уже было под тридцать?

— Как она распорядилась своей жизнью потом, мне не известно. Несколько лет я был в Африке.

— Он был архитектором, этот Пинцаути? — съехидничал второй полицейский.

С грохотом поднялась дверная ставня, вошли разносчик газет и человек с брусом облепленного опилками льда. Официант поставил на столы тарелки с фасолью, бережливо заправил ее оливковым маслом и налил полицейским еще понемногу вина. В подвале кто-то хриплым голосом пел «funiculi funicula».

— Каким архитектором? — удивился господин в берете. — Архитектор был эпизодом. Чтобы такая женщина вышла за человека из мира искусства, за нищего! Одилия (я знал ее под этим именем) вышла замуж за доктора Пинцаути совсем молоденькой. При чем тут двадцать восемь лет, про которые вы говорите? Он был гомеопатом, много работал с англичанами. Состоятельный человек. Когда его отправили в ссылку за политику, она, естественно испугалась за себя. И вместо того чтобы поспешить за ним на остров Лампедуза, через некоторое время оформила в Венгрии развод. Муж без отговорок взял на себя изрядные расходы по процедуре расторжения брака. Скупой, мелочный, он с утра до вечера принимал больных.

— А, так этот тип работал с англичанами? — подал голос толстяк, поглаживая партийный значок в петлице. Наверно, мистер Бедфорд ходил в друзьях дома и теперь взял на себя роль утешителя. Жалко, что его не сослали заодно с архитектором. Женившись на ней, он перевез ее в Аскону, где намеревался написать труд об итальянских корпорациях. Он был в восторге от достижений нашей страны. У них родился сын, хотя она не хотела детей, — если не ошибаюсь, сын живет теперь в Англии. Чтобы жениться на ней, мистер Бедфорд развелся с первой супругой, но новый брак не сделал его счастливым. Мистер Бедфорд не понимал живописи жены, ему не нравилось, что она водит дружбу с местными нудистами и не желает мириться с жизнью, слишком пресной для такой художницы, как она. Когда синьора спросила, не будет ли он против ее поездки за границу с одним шотландским натуристом, кажется, этот изверг посмел дать ей пощечину. Короче говоря, они развелись, и расходы по расторжению брака разделили между собой мистер Бедфорд и его преемник.

— Дон Клементе Капонсакки, — уточнил лысый молодой человек в очках, дождавшийся, наконец, своей очереди. Но его перебили продавец устриц, громко предлагавший свой мокрый товар, и два гитариста, которые бренчали и для них и, кончив бренчать, обошли столики с подносом для вознаграждения. Дверная ставня поднялась и опустилась, и в коридоре снова стало тихо.

— Дон Клементе, — продолжил лысый молодой человек, протирая окуляры, был в делах по горло и жил, можно сказать, в самолете между Римом и Константинополем, вынуждая ее вести светский образ жизни. Донна Одилия предпочла бы одиночество, ей не нравился Рим с его суматохой, она ненавидела каждого, кто имел отношение к искусству. Она хотела иметь детей, много детей, но он был против. Вы говорите, она занималась живописью? Странно. И вот еще что: среди тех, с кем якшался муж, было слишком много политиков, слишком много партийных начальников. А она в то время, когда я с ней познакомился, — надеюсь, вы меня понимаете, как раз… как раз…

— Что как раз? — насторожились оба полицейских в штатском и ободряюще подмигнули очкастому.

— О, ничего предосудительного. Это я так, к слову пришлось. Короче говоря, дон Клементе был неподходящей парой для такой тонкой женщины. Последовало официальное прекращение сожительства, но супруги продолжали жить под одной крышей. Вскоре решение о прекращении сожительства было отменено, хотя к тому времени они разъехались. Одилия перенесла сильный нервный шок. Думаю, доктор Пинцаути очень помог ей тогда.

— Может, хотел получить ее назад? — спросил господин в панаме, макая фасолевые стручки в соль.

— Надеюсь, нет. Скорее, им двигало желание вырвать ее из лап деспота Капонсакки, который еще при ней путался с одной машинисткой. Снова сойтись с Пинцаути означало бы угодить из огня да в полымя.

— Вот это баба! — вырвалось у одного из полицейских.

— Поднимаются, — объявил его коллега, показываясь над поверхностью пола после того, как спустился почти до середины винтовой лестницы. — Они идут на концерт в «Комунале». Я слышал их разговор перед афишей, которая висит внизу.

— Дирижирует маэстро Остенвальд, — уточнил тот, что был знаком с миссис Бедфорд. — Хороший концерт.

— Для тех, кто разбирается в музыке, для таких, как…

— Подтверждаю, — согласился лысый молодой человек. — Значит, для таких, как я. Ой, простите, вы имели в виду донну Одилию. Но скажите, почему женщины вроде нее вечно достаются мерзавцам, не способным их понять? А мы… я…

— Вот она, — объявил из глубины коридора господин, осмелившийся назвать ее Бертой. — Интересно, кто это с ней в сером костюме? Может, дон Клементе?

— Дон Клементе существует сам по себе, дорогой синьор. К тому же я думаю, что уговор насчет субботы относился только к первому мужу. Спокойной ночи всем. Видеть ее в обществе другого мерзавца было бы выше моих сил.

SLOW CLUB

Я решил вступить в Slow Club [115], отделение которого открылось и в нашем городе, и подал заявление о приеме в его члены. Сообщая данные о себе, я указываю, что хожу пешком, что у меня нет машины и водительских прав. Дело в том, что «изнурительной современной жизни» Клуб противопоставляет не таблетки, не порошки, не успокоительные капли, а исключительно анахронистический образ жизни. Штаб местного отделения занимает небольшую виллу, отдаленно напоминающую виллы Палладио; телефона нет, диапазон стиля, в котором обставлены помещения, простирается от Тюдора [116] до Бидермайера [117]. Отопление дровяное, газеты приходят с опозданием в несколько лет, чего удалось добиться в результате долгих переговоров с руководством разных учреждений и значительного увеличения стоимости доставки. Секретарь, показывающий мне здание, обращает мое внимание на то, что самый свежий из портретов на стенах — портрет прекрасной Отеро [118], а самый молодой поэт, допущенный в библиотечное собрание — бессмертный Баффо [119]. В читальном зале поражают старинные эльзасские часы с кукушкой. В баре можно получить только отвар ромашки, цветочный чай, мандариновый пунш. Из игр разрешаются шашки, лото и гусек; никаких шахмат, поскольку они требуют чрезмерной умственной активности. В «Тихоход» не принимаются женщины; в приеме отказывается также тем, кто много разговаривает и усиленно поучает других — например, офицерам и священникам.