Дневник проказника - Фуллер Метта Виктория (книга жизни TXT) 📗

– Сейчас же влезай! – сказал он. – Я и так уж потерял десять минут. Полезай же, маленький бесенок! Что за шутки ты позволяешь себе с нами?

– Мне очень жаль, господин кондуктор, – сказал я. – Я больше так не буду. Я не хотел этого сделать, я не виноват, вагон так качался!

Он втолкнул меня и мн было страшно неприятно, когда все дамы плакали обо мне и ощупывали мои руки и ноги, не расшибся ли я. Я должен был на этот раз бросить все мысли о торговле конфетами, но решил предпринять что-нибудь, чтобы самому найти себе пропитание, если опять что-нибудь со мной случится. Ты видишь, милый дневник, я не мог рассказать кондуктору, за что, собственно, меня исключили, потому что он подумал бы, что я сделал это нарочно. Только очень, очень злой мальчик мог послать такой даме, как мисcис Питкинс, такое дерзкое послание. На письме, которое я послал мисс Гавен, были два голубка и надпись: «Постараюсь исправиться и делать все, что вы хотели. От любящего вас маленького друга Жоржи».

А мисcис Питкинс получила такие стихи:

«Роза красная, фиалка синяя, пикули кислые и ты тоже.»

Может быть, Джек написал ей это, но она говорила, что почерк мой. Она бы и внимания не обратила внимания на письмецо, но вот из-за чего она подняла историю: какой-то мальчик прицепил кусок говядины к крючку от удочки и покормил им ее мальтийскую кошку; это бы еще ничего, но он стал удить в стеклянном аквариуме и вытащил всех золотых рыбок. И это она еще перенесла бы, но в воскресенье после обеда он пошел кататься на коньках и провалился в прорубь, так что его без сознания вытащили оттуда, а от его мокрой одежды осталась на полу такая лужа, что, по словам мисcис Питкинс, ее нервы пришли в печальное состояние. Она совсем потеряла голову. Она не могла этого выдержать, особенно, когда он на другой день вымазал себе лицо и руки чернилами, взял кухонную щетку и хотел залезть в каминную трубу, но упал и заполучил шишку величиной с гусиное яйцо; но все-таки и это она бы простила и забыла, если бы он не прилепил к ее спине бумажки с надписью: «Это бочка, которую переполнила последняя капля». Это была только шутка, и она и ее оставила бы без последствий, если бы он не вырезал всех смешных птиц из словаря и не расклеил их всех в один длинный ряд над своей кроватью для того, чтобы было чем позабавиться утром, когда он рано проснется, и если бы он не разбил золотых очков профессора, когда второпях надевал их в библиотеке, и они не упали, все бы, худо ли бедно, сошло ему с рук. Кроме того, он приучился кашлять совсем так, как профессор, а когда его послали в ее комнату повторить урок географии, он взял ее ночную кофту, надел ее на пинчера, который с воем убежал и протащил кофту по всему околотку.

Когда кондуктор вернулся, он уже забыл сердиться из-за пропущенных десяти минут. Я подумал, что лучше не буду говорить с ним о прежнем, а он сказал: «Ну, мальчуган, большое счастье, что ты упал на снежную кучу! Второй раз этого не пробуй. Ты, видно, родился для виселицы [35]»! Потом я рассказал ему, как я раз уехал в товарном вагоне, и о любезном кондукторе.

– Если дома будут недовольны моим возвращением, я дам вам знать, – сказал я, – я желал бы тогда жить у вас.

– У меня тебе плохо придется, – сказал он, – я старый холостяк.

– Тем лучше, – отвечал я, – значит, ваша жена не будет сердить нас. Мои сестры, право, очень милые хорошенькие модницы, но они ничего не хотят позволить мальчику. Они не позволяют мне играть в мяч в зале, когда идет дождь, или забавляться, как мне хочется. Скажите мне, господин кондуктор, разве вам отказала невеста, что вы остались холостым?

Он вздохнул, лицо его приняло несколько грустное выражение. Но скоро он опять повеселел и спросил, не придут ли мои сестры на станцию встретить меня. Я не знал этого и не мог ответить на его вопрос.

– Мне бы хотелось на них посмотреть, – сказал он. – Вот мы и приехали, голубчик!

Что-то застряло у меня в горле, точно кусочек кости. Я напрягал свое зрение, пока не увидел вывеску над лавкой Питерса, сторожа у шлагбаума и станцию; я бы заплакал, если бы не старался удержать слезы. Кондуктор стоял на ступеньках, чтобы помочь мне слезть, и там стояла Сью, страх какая хорошенькая в новой шляпке и ротонде, и Бесс, тоже очень милая: она бросилась ко мне и воскликнула:

– О, Жоржи, негодный, скверный, милый, хороший мальчик, дай поцеловать тебя!

Я сказал:

– Господин кондуктор, вот мои сестры, но они обе уже помолвлены. Я жалею об этом из-за вас. Прощайте. Приходите к нам. Что, разве они не хорошенькие?

Он снял шляпу и засмеялся, а машинист и другой кондуктор и все кричали:

– Ура! Прощай, Жоржи! – и это было очень вежливо с их стороны.

Бетти также была на станции, она плакала и хохотала, как сумасшедшая, и сказала мне:

– Нам очень не доставало тебя, Жоржи, в доме было страшно тихо, не было скверного мальчика, который причинял бы нам хлопоты.

Жареный индюк в студне, холодная ветчина, пирожное, варенье, целая куча всего – вот что ожидало меня дома. Я ел так, как будто во рту у меня не было ничего, кроме сухого яблочного пирога с тех самых пор, как уехал из дому; только папа выглядел очень серьезным, когда читал счет профессора, а мама сильно побледнела, когда я рассказывал доктору, как меня сбросило с вагона. Доктор Мур был очень рад меня видеть, наш пес Таузер тоже; доктор часто приходит к нам, потому что весною женится на Сюзи.

После обеда папа сказал:

– Жоржи, я желаю, чтобы ты начал теперь новую жизнь, ты с каждым днем становишься старше. Попробуй не творить столько глупостей.

Я спросил, как это сделать, на что он он велел подумать дважды, прежде чем сделать что-нибудь.

Дверь как раз захлопнулась и прищемила собаке хвост; папа крикнул: «Открой скорей дверь, Жоржи!» – но я ждал, потому что хотел сначала два раза подумать, и собака чуть не осталась без хвоста.

Доктор говорит, что я мог бы поучиться у него медицине, когда вырасту.

Ах, как мило и уютно в моей комнате! Как сладко я спал прошлую ночь! Бетти потолстела еще больше прежнего, она очень милая девушка. Я попробую никогда, никогда больше не проказничать, пока я жив.

«Я попробую никогда больше не проказничать.»

Глава 18. Боже мой, это была кошка!

Свадьба доктора Мура и Сюзи расстроилась. Это большой убыток для Сюзи, потому что все ее приданое уже готово. Боюсь, оно выйдет из моды, пока она найдет другого жениха, такого же хорошего, как доктор, который, по моему, отличный человек. Моды ведь так быстро меняются! Но свадебный пирог не должен испортиться, благо Джонни и я знаем, куда его поставили. Это прекрасный пирог, очень полезный для мальчугана, который идет кататься на коньках или рассчитывает вернуться домой только к обеду.

Сюзи плакала до того, что глаза ее покраснели, как у Джонни, когда я насыпал красного перцу в печку у них в квартире; я думаю, от черного перца они бы так не покраснели. Бедная Сью, мне жаль тебя! Ах, как тяжело изо дня в день жить с нечистой совестью!

Это я причина того, что расстроилась свадьба.

Все было бы мирно и покойно, если бы Сюзи не имела такого скверного брата. И все-таки я думаю, что этот Эдисон, или как там его зовут, виноват больше, чем невинный маленький Жоржи. Зачем ему понадобилось изобретать электричество? Понимаете, они все недавно говорили об этом и о том, сколько мистер Эдисон зарабатывает, и какая электричество отличная штука.

Мистер Эдисон обедает в своей мастерской на заработанные деньги

Электрическая лампочка Эдисона