Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз (читать бесплатно полные книги .txt) 📗

– Я пришел гораздо раньше, чем предполагал, Том; но я скажу вам, что меня привело, и, думаю, вы будете этому рады. Вы хотели мне показать вот это?

– О боже мой, нет! – воскликнул Том, который без напоминания Джона совсем позабыл бы про смятый клочок бумаги в своей руке. – «Солидный молодой человек, тридцати пяти лет от роду» – это я начал писать о себе, вот и все.

– Не думаю, что вам придется заканчивать это описание, Том. Но почему вы мне никогда не говорили, что у вас есть друзья в Лондоне?

Том во все глаза смотрел на сестру, и, разумеется, сестра во все глаза смотрела на Тома.

– Друзья в Лондоне? – эхом откликнулся Том.

– Да, разумеется, – сказал Уэстлок.

– Может быть, у тебя есть друзья в Лондоне, Руфь, дорогая моя?

– Нет, Том.

– Я очень рад слышать, что они есть, – сказал Том, – но для меня это новость. Я этого не знал. Они, должно быть, отлично умеют держать язык за зубами, Джон.

– Можете судить сами, – ответил тот. – Без шуток, Том, я вам просто расскажу, как было дело. Сегодня утром, когда я сидел за завтраком, послышался стук в дверь.

– И вы крикнули очень громко: «Войдите!» – подсказал Том.

– Да. И так как стучавший не был солидным молодым человеком тридцати пяти лет, приехавшим из провинции, то вошел сейчас же, как только его пригласили, вместо того чтобы стоять на лестнице и глазеть по сторонам. Так вот, когда он вошел, оказалось, что это незнакомый мне человек: серьезный, спокойный, по-видимому деловой. «Мистер Уэстлок?» – спросил он. «Это моя фамилия», – ответил я. «Разрешите сказать вам несколько слов?» – спросил он. «Садитесь, пожалуйста», – ответил я.

Тут Джон остановился на минуту и взглянул туда, где сестра Тома, внимательно слушая, все еще возились с пудингом, который теперь приобрел весьма внушительный вид. Потом он продолжал:

– После того как пудинг сел…

– Что? – воскликнул Том.

– Сел на стул.

– Вы сказали «пудинг»?

– Нет, нет, – возразил Джон, слегка краснея, – я этого не говорил. Неужели незнакомый человек в половине девятого утра станет есть у меня пудинг! Усевшись на стул, Том, – на стул, – он удивил меня, начав разговор так: «Мне кажется, сэр, вы знакомы с мистером Томасом Пинчем?»

– Не может быть! – воскликнул Том.

– Подлинные его слова, уверяю вас. Я сказал ему, что знаком. Знаю ли я, где вы сейчас живете? Да. В Лондоне? Да. До него дошли окольным путем слухи, что вы оставили ваше место у мистера Пекснифа. Это верно? Да, верно. Нужно ли вам другое место? Да, нужно.

– Разумеется, – сказал Том, кивнув головой.

– Точно так же и я ему сказал. Можете быть уверены, что я не проявил никаких колебаний в этом вопросе и дал ему понять, что в этом он может не сомневаться. Очень хорошо. «В таком случае, – сказал он, – я думаю, что могу предоставить ему место». Сестра Тома затаила дыхание.

– Господи помилуй! – воскликнул Том. – Руфь, милая моя! «Думаю, что могу предоставить ему место!»

– Конечно, я попросил его продолжать, – рассказывал Джон далее, поглядывая на Руфь, которая проявляла не меньше интереса к рассказу, чем ее брат, – и сказал, что сейчас же повидаюсь с вами. Он ответил, что разговор будет самый короткий, потому что он не охотник до разговоров, но то, что он скажет, будет касаться дела. И действительно, так оно и вышло: он тут же сообщил мне, что один его знакомый нуждается в секретаре и библиотекаре, и хотя жалованье невелико, всего сто фунтов в год, без стола и квартиры, однако работа не трудная и место имеется – оно свободно и дожидается вас.

– Боже милостивый! – воскликнул Том. – Сто фунтов в год! Дорогой Джон! Руфь, милочка моя! Сто фунтов в год!

– Но самое странное в этой истории, – заключил Джон Уэстлок, кладя руку на плечо Тома, чтобы привлечь его внимание и несколько умерить его восторги, – самое странное, мисс Пинч, вот что: я этого человека совершенно не знаю, и он совершенно не знает Тома.

– И не может знать, – сказал Том в полном замешательстве, – если он лондонец. Я ни с кем в Лондоне не знаком.

– А на мое замечание, – продолжал Джон, все еще держа руку на плече Тома, – что он, конечно, извинит меня за нескромность, если я спрошу, кто направил его ко мне, как он узнал о перемене в положении моего друга и каким образом ему стало известно, что мой друг способен занять эту должность, он сухо ответил, что не уполномочен входить ни в какие объяснения.

– Не уполномочен входить ни в какие объяснения! – повторил Том с глубоким вздохом.

– «Я прекрасно знаю, – сказал он, – что всякому, кто бывал в тех местах, где живет мистер Пексниф, – мистер Томас Пинч и его дарования известны так же хорошо, как церковная колокольня или „Синий Дракон“.

– «Синий Дракон»! – повторил Том, глядя попеременно то на своего друга, то на сестру.

– Да, подумайте! Даю вам слово, он говорил о «Синем Драконе» так фамильярно, словно сам Марк Тэпли. Должен вам сказать, я глядел на него во все глаза, но не мог все же припомнить, где я его видел прежде, хотя он сказал с улыбкой: «Вы знаете „Синий Дракон“, мистер Уэстлок, вы не раз заглядывали туда». Заглядывали? Ну да, заглядывал! Помните, Том?

Том многозначительно кивнул и, теряясь еще более, заметил, что это самое странное и необъяснимое происшествие, о каком ему доводилось слышать.

– Необъяснимое? – повторил его друг. – Я испугался этого человека. Хотя это было среди дня, при свете солнца, я положительно испугался его. Скажу даже, что я стал подозревать в нем потустороннее видение, а не обыкновенного смертного, пока он не вынул самый прозаический бумажник и не подал мне вот эту карточку.

– Мистер Фипс, – произнес Том, читая вслух. – Остин-Фрайерс. Остин-Фрайерс звучит довольно мрачно. [120]

– Зато Фипс, по-моему, нет, – ответил Джон. – Однако он там живет и будет ждать вас сегодня утром. А теперь вы знаете об этом странном случае столько же, сколько и я, честное слово.

Лицо Тома, который и радовался ста фунтам в год и удивлялся рассказу, можно было сравнить только с лицом его сестры, выражавшим такое совершенное изумление, какое от души пожелал бы увидеть любой художник. Что случилось бы с пудингом, если бы он не был к этому времени готов, вряд ли могли бы предсказать даже астрологи.

– Том, – сказала Руфь после некоторого колебания, – быть может, мистер Уэстлок, по дружбе к тебе, не говорит всего, что знает?

– Нет, что вы! – горячо воскликнул Джон. – Это не так, уверяю вас. К моему великому сожалению, я никак не могу приписать себе эту честь, мисс Пинч. Все, что я знаю и, насколько можно судить, буду знать, я ему сказал.

– А не могли бы вы узнать больше, если бы сочли нужным? – спросила Руфь, усиленно отскребая пирожную доску.

– Нет, – возразил Джон. – Право, нет. Очень невеликодушно с вашей стороны относиться ко мне так подозрительно, когда я вам безгранично верю. Я вполне полагаюсь на ваш пудинг, мисс Пинч.

Руфь засмеялась, но скоро они перестали шутить и начали обсуждать этот вопрос с глубокой серьезностью. Как бы ни было темно все остальное в этом деле, одно оставалось ясным: что Тому предлагают сто фунтов жалованья в год; но ведь в конце концов это было самое главное, и в окружающей тьме оно только становилось виднее.

Том, находясь в сильном волнении, пожелал немедленно отправиться в Остин-Фрайерс; однако, по совету Джона, они подождали еще около часа. Том перед уходом принарядился насколько возможно, и Джон Уэстлок в полуоткрытую дверь гостиной видел мельком, как прелестная маленькая сестричка чистит в коридоре воротник его пальто, зашивает распоровшиеся по шву перчатки и легко порхает вокруг Тома, усердно поправляя его костюм то тут, то там с милой старомодной аккуратностью; и он невольно вспомнил ее фантастические портреты на стенах чертежной у Пекснифа и решил с негодованием, что все они грубейшая клевета и недостаточно красивы, хотя, как уже упоминалось в свое время, художники всегда рисовали ее красавицей, да он и сам сделал не меньше десятка таких набросков.