Песнь об Ахилле (ЛП) - Миллер Мадлен (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
С ГЛАВЫ 8 начинаются фактологические чудеса. И начинаются они на горе Пелион, куда главные герои попадают вместе с кентавром Хироном, обучающим Ахилла.
Первым таким чудом для переводчика было появление «горного льва», который вообще-то пума и в Греции никогда не жил. А имевшийся, очевидно, в виду азиатский лев — почти вымерший сейчас подвид львов, в древности водившийся в изобилии на территориях Индии и Греции — горным не был.
Но это было только начало. В следующих главах переводчик был весьма удивлен, когда следы «зайцев, коростелей и оленей» были помещены в один ряд. Если вы не знаете — коростель это такая болотная птичка-невеличка. И как-то странно, что она оставляет настолько же заметные следы, как заяц или олень. Не говоря уже о том, что коростель в горах обычно не водится. Так что появление коростеля на Пелионе стало для переводчика загадкой.
Еще большей загадкой стало покрывание коркой льда ГОРНЫХ рек в ГРЕЦИИ. Не говоря уже о том, что горной реке для замерзания нужна гораздо более низкая температура, нежели реке равнинной, в Греции реки вообще замерзают крайне редко.
Следующее чудо встречает нас в ГЛАВЕ 12, когда Патрокл умоляет царя Пелея рассказать ему, где же Ахилл.
«Одна ладонь моя легла на его колени, а вторую я протянул к его подбородку и коснулся его. Поза мольбы. Этот жест я видел много раз, но сам никогда так не делал. Теперь я был под его защитой, он должен был чинить со мной справедливо, согласно законам богов».
Автор весьма подробно описывает позу, в которой Патрокл просит Пелея — и упоминает, что эта поза является едва не ритуальной. То есть идет речь о некоей прописанной в обычаях позе мольбы, которую использовали для того, чтобы… грубо говоря, чтобы меньше было вероятности, что откажут. Переводчик не большой знаток древнегреческих обычаев, возможно что-то такое и существовало. Но переводчика терзают очень большие сомнения, что эта поза выглядела так, как нам тут описывает автор. Потому что автор описывает что-то сродни картине Энгра «Юпитер и Фетида».*
ГЛАВА 19 встречает нас очередным чудом, а именно — в ней оказывается, что у Патрокла феноменально острое зрение. Ибо он с расстояния больше полета стрелы в разглядывает Гектора, в красках описывая подробности его телосложения и линий мускулатуры. Рассуждаем — на сколько там у нас лук стреляет? Лонгбоу вроде на 200 м, по грубой прикидке. У греков были не лонгбоу, но пусть будет 200. Рекорд по метанию копья — чуть больше 90 м, длина футбольного поля. Ахилл у нас полубог, так что берем вдвое. Итак, под 200 м расстояние. Вы с такого расстояния увидите, что некто, в одетом виде стоящий на берегу обладает выгодной мускулатурой? (Кстати, «устремленная в небеса линия спины» отдельно доставила, я даже не стала ее причесывать — Дали рыдает от зависти вместе с фикбуконяшами, любящими завернутые пассажи).
Храбрый как зайчик Патрокл, прячущийся за спиной Ахилла, но тем не менее разглядывающий подробности чужой мускулатуры, доставил отдельно.
Ну и написание АРИСТОС АХАЙОН в греческой транскрипции. Почему? Для чего? Разве герои говорят на каком-то другом языке, так что это словосочетание требуется выделять?
В ГЛАВЕ 20 греки — и Ахилл тоже — начинают производить рейды по селениям и деревням окрест Трои. И занимаются этим десять лет почти что изо дня в день.
Сколько деревень может быть в радиусе одного дня пути от большого военного лагеря? Явно же очень ограниченное количество. Но нет, Ахилл утром уезжает в набег, как бизнесмен на работу, вечером приезжает. И так много, много дней.
Ну, про пансион благородных девиц, организованный из выкупленных Ахиллом пленниц, я уже просто молчу — нет таких фейспалмов. И Патрокл тут в своем хм… репертуаре — сам сидит в лагере, но добыча «наша» и приветствуют воины «нас». «Мы пахали», в общем.
Далее, наш пацифист, тем не менее, храбрый и благородный ТМ, бросает начавшуюся так удачно карьеру преподавателя в Институте благородных девиц… — то есть я хотела сказать, благородных пленниц, — и подвизается в лагере в качестве фельдшера. И первым его триумфом на этой ниве является героическое извлечение стрелы из раны.
Нет, я не знаю, что помешало ему хотя бы прокалить в огне запачканный бог знает в чем нож прежде, чем использовать его пусть и не на самом раненом, но все же близко. И нет, я не знаю, откуда брали столько дорогой маковой вытяжки, которую использовали в качестве седатива и частичной анастезии. Зато я приблизительно догадываюсь, что и куда запихнул бы Патроклу кентавр Хирон за такую первую помощь раненому.
В ГЛАВЕ 26 несказанно удивили стражники перед шатром Агамемнона. «Стражники замечают меня слишком поздно и слишком удивлены, чтобы успеть обнажить оружие. Один попытался было схватить меня, но я вцепился ему ногтями в руку и он меня отпустил. Их лица глупо вытянулись от удивления — разве я не просто ручной кролик Ахилла? Будь я воином, они бы сражались со мной, но я не воин. И прежде, чем они опомнились и решились задержать меня, я проскользываю внутрь шатра».
Это о стражниках царя и главнокомандующего. Их, оказывается, достаточно поцарапать, чтоб они первого встречного в царский шатер пропустили. Бедняжка Агамемнон, как он еще жив при такой охране?
И замечание Агамемнона относительно Ахилла — о том, что при таком юном возрасте в нем столь много гордыни, — выглядит более чем странно. Ахиллу, на минуточку, двадцать шесть-двадцать семь лет. Это и в наше время не слишком-то юность, а уж во времена, когда четырнадцатилетний уже мог быть воином — это самая настоящая зрелость.
В ГЛАВЕ 27 поражают хронометражные выкладки. Герой и героиня должны переговорить. В весьма опасной для героя обстановке — если его поймают там, где он есть, ему придется плохо. Так что говорить надо быстро. И на фоне этого героиня втаскивает его в свой шатер, они перебрасываются пустопорожними репликами где-то минут семь-десять, она его прячет в своей постели (sic!) и только после того, как угроза приходит и уходит, они приступают к типа важному разговору. Который продолжается тоже до-олго. Л — логика.
Наконец, мы доходим до ГЛАВЫ 30, где Патрокл героически сражается в доспехах Ахилла. Справка — копьем в человека попасть непросто. С движущейся платформы — еще более непросто. И трижды более сложно копьем человека убить. По предыдущему повествованию выходит, что сражаться Патрокл не учился. Принципиально. И тем не менее Патрокл входит на колесницу и мечет копья метко аки Зевес-громовержец молнии. Если это влияние Ахилловских доспехов — то мистическую составляющую автор как-то слабо приобозначил. Так что больше это умение похоже на рояль в кустах.
Опустим дальнейшие трансформации мертвого тела Патрокла — жара, шатер, процессы гниения; что такое в слезах Ахилла, что труп — тепло, в закрытом помещении, еще и весь в слезах — стал просто скользким (как можно стать скользким от слез, отдельный вопрос), но при этом не загнил? Мы определенно многого не знаем о метаболизме полубогов. И то, как это все ощущает неупокоенный дух, в который обращается наш Патрокл, также доставляет.
Далее идут также странные вещи — наш неупокоенный дух может встретиться с Ахиллом в царстве теней только если его имя будет указано на монументе. Причем когда Фетида милостиво делает это, он даже не сразу это замечает. Хотя как дух должен, по идее, обладать определенной тонкостью восприятия.
Повторяю, это не критическая статья. Я не собираюсь касаться тут структуры, системы персонажей и их логичных — а чаще алогичных — взаимоотношений. Это лишь кратенькие замечания и наблюдения по ходу — своего рода… заметки паталоганатома, если угодно. Пожалуй, так и стоит озаглавить.
