Песнь об Ахилле (ЛП) - Миллер Мадлен (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Где угодно, где угодно, где угодно.
— Я пришел занять место моего отца, — покрывает все голоса один ясный голос.
Лица всех царей обращены к пологу шатра. В проеме входа стоит юноша. Волосы его ярко-рыжего цвета, цвета сердцевины пламени; он прекрасен, но обликом холоден, как зимнее утро. И лишь глупец бы не понял, какого отца он имеет в виду. Его черты сквозят в лице юноши, и от этого на мои глаза наворачиваются слезы. Лишь подбородок его схож с материнским, острый.
— Я сын Ахилла, — возглашает он.
Цари взирают на него с изумлением. Большинство даже не знает, что у Ахилла был отпрыск. Только Одиссею достает смекалки заговорить. — Позволено ли нам будет узнать имя сына Ахилла?
— Меня зовут Неоптолем. Прозван Пирром. — Пламень. Но, кроме цвета волос, в нем ничего от пламени. — Где место моего отца?
Это место занимал Идоменей. Он поднялся. — Здесь.
Взгляд Пирра скользнул по лицу царя Крита. — Я прощаю тебе самонадеянность. Ты не знал о моем прибытии. — Он сел. — Повелитель Микен. Повелитель Спарты, — легчайший наклон головы. — Я предлагаю свою помощь вашему войску.
На лице Агамемнона смесь недоверия и неудовольствия. Он думал о том, как повел себя с Ахиллом. А заносчивость этого мальчика так странна и раздражающа.
— Ты кажешься совсем юным.
Двенадцать. Ему двенадцать.
— Я жил с богами в глубинах морских, — ответил он. — Пил нектар и вкушал их амброзию. Я прибыл, чтобы одержать победу в этой войне. Мойры сказали, что Трое не суждено пасть без моего участия.
— Что такое? — переспросил ошеломленный Агамемнон.
— Если это действительно так, мы рады твоему приходу, — сказал Менелай. — Мы говорили о гробнице твоего отца, о том, где построить ее.
— На холме, — сказал Одиссей.
Менелай кивнул. — Это достойное их место.
— Их?
Возникло небольшое замешательство. — Для твоего отца и его спутника Патрокла.
— И почему же этот человек должен быть похоронен подле названного Аристос Ахайон?
Воздух словно сгустился. Все ожидали, что же ответит Менелай.
— Таковой была воля твоего отца, царевич Неоптолем, чтобы их прах был смешан. Мы не можем похоронить их отдельно.
Пирр вздернул острый подбородок. — Рабу не место в гробнице господина. Если прах их смешан, этого, конечно, уже не изменить, но я не позволю никому преуменьшать славу моего отца. Памятник должен быть лишь ему одному.
Не позволяйте этому случиться! Не оставляйте меня здесь без него.
Цари переглядываются.
— Хорошо, — ответил Агамемнон. — Будет так, как ты говоришь.
Я лишь воздух, лишь мысль, и я ничего не могу сделать.
Чем более велик человек, тем величественнее его памятник. Камень, что вытесывают греки для его могилы, огромен, бел и устремляется высоко в небо. АХИЛЛ начертано на нем. Камень — память о нем, говорящий о том, что Ахилл жил и погиб, и все же продолжает жить в памяти.
Знамена Пирра несут знаки Скироса, земли его матери, а не Фтии. И солдаты его также со Скироса. Повинуясь долгу, Автомедон выстраивает мирмидонян и всех женщин, чтобы приветствовать его. Все следят, как он идет вдоль берега, как движутся его блестящие новыми доспехами отряды, как пламенеют его огненно-золотистые волосы на фоне голубого неба.
— Я сын Ахилла, — говорил он им. — И вы подчинены мне по праву наследования и праву рождения. Теперь вы будете верны мне. — Взгляд его останавливается на женщине, стоящей с опущенными глазами, сплетя пальцы опущенных долу рук. Он подходит к ней и приподнимает голову за подбородок.
— Как твое имя?
— Брисеида.
— Я слышал о тебе. Ты была причиной того, что мой отец прекратил сражаться.
Той же ночью он посылает за ней стражу. Они ведут ее за руки к шатру, она же, покорно опустив голову, и не пытается сопротивляться.
Полог шатра откинут и ее вталкивают внутрь. Пирр раскинулся в кресле, перебросив одну ногу через подлокотник. Ахилл тоже сидел так однажды — однако никогда у Ахилла не было таких глаз, пустых, в которых нет ничего кроме безбрежных темных океанских глубин, в которых живут лишь рыбы с бесцветной кровью.
Она преклоняет колени. — Господин.
— Мой отец оставил войско из-за тебя. Ты, должно быть, очень хорошая наложница.
Глаза Брисеиды темнее, чем когда бы то ни было. — Ты льстишь мне господин, говоря так. Но я не думаю, что он отказался сражаться именно из-за меня.
— Тогда отчего же? Каково мнение рабыни? — изящного рисунка бровь вздернута. Ужасно видеть, как он говорит с ней — словно змея, бросок которой невозможно предугадать.
— Я была военным трофеем, и Агамемнон обесчестил его, забрав меня. Это все.
— И ты не была его наложницей?
— Нет, господин.
— Довольно, — голос его резок. — Более никогда не лги мне. Ты лучшая из женщин лагеря. Ты принадлежала ему.
Ее плечи едва заметно вздрогнули. — Я бы не хотела, чтоб ты думал обо мне лучше, нежели я того заслуживаю. Я не удостоилась такого счастья.
— Отчего? Что это с тобой?
Она заколебалась. — Господин, разве ты не слышал о человеке, который погребен вместе с твоим отцом?
Лицо его разом лишилось всякого выражения. — Конечно же, я о нем не слышал. Он никто.
— Но твой отец очень любил и ценил его. И был бы счастлив знать, что их похоронили вместе. Во мне твоему отцу не было нужды.
Пирр уставился на нее.
— Господин…
— Молчать, — слово упало в тишину как удар бича. — Я покажу тебе, что значит лгать Лучшему Среди Ахейцев — Аристос Ахайон. — Он встал. — Иди сюда. — Ему двенадцать, но на этот возраст он не выглядит. У него тело взрослого мужчины.
Ее глаза расширились. — Господин, прошу прощения, что вызвала твое неудовольствие. Можешь спросить кого угодно, Феникса или Автомедона. Они подтвердят, что я не лгу.
— Я, кажется, приказал.
Она встает, руки теребят подол платья. Беги, шепчу я. Не подходи к нему. Но она подходит.
— Господин, что вам нужно от меня?
Он делает шаг к ней, глаза вспыхивают. — Все, чего я захочу.
Я не вижу, откуда появилось лезвие. Оно уже в ее руке и метит в его грудь. Но она никогда не убивала людей, она не знает, сколь сильно нужно ударить и куда удар следует направить. А он быстр, он уже успел отшатнуться. Лезвие царапает кожу, прочерчивая рваную линию, но не проникает глубоко. Он злобно толкает ее наземь. Она швыряет нож ему в лицо и бежит.
Вырывается из шатра, из рук зазевавшихся стражей, — и к берегу, и в море. За ней выскакивает Пирр в разорванной на груди тунике, заляпанной спереди его кровью. Он останавливается подле ошеломленной стражи и спокойно берет одно из их копий.
— Бросай! — торопит стражник. А она уже минует буруны.
— Погоди, — бормочет Пирр.
Ее руки взлетают над серыми волнами как сильные птичьи крылья. Из нас троих в плавании она всегда была лучшей. Она клялась, что как-то раз доплывала до Тенедоса, что в двух часах пути на корабле отсюда. Я ощущаю дикую радость, видя, как она уплывает все дальше и дальше от берега. Единственный, чье копье могло бы достичь ее, уже мертв. Она свободна.
Единственный — кроме сына этого человека.
Копье летит с берега, бесшумное и точное. Наконечник входит в ее спину, как падающий камень, что кинули в плывущий лист. Всплеск черных вод поглощает ее.
Феникс посылает людей, посылает ныряльщика найти ее тело, но тела так и не находят. Может, ее боги добрее наших и она наконец обрела покой. Я снова отдал бы жизнь за то, чтоб это было так.
Пророчество сбылось. Когда прибыл Пирр, Троя пала. Конечно, не он один стал тому причиной. Был конь, и хитроумная выдумка Одиссея, и все войско, что стояло за этим. Но именно Пирр убил Приама. И именно он отыскал жену Гектора, Андромаху, что пряталась в подвале вместе с сыном. Он вырвал ребенка из ее рук и столь сильно ударил его головой о стену, что череп разбился, словно спелый плод. Даже Агамемнон побледнел, узнав об этом.
