К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Хан Аян это орудие хозяйской воли, похоже, тоже без особой надобности не применял.
— Может, стоило устроить сначала облаву на волков? — рассудительно заметил он. — А то, пока вы тут на чабанов охотитесь, сивогривые подерут и остальных овец!
— Чабаны ответят и за это! — сверкнула глазами княжна Гюлимкан. — Не ханское это дело — кошару от волков охранять! Или, может быть, ханы Органа сами пасут свои стада? — продолжала она, и в ее голосе вдруг зазвучала нега. — Скажи мне, молодой Аян, когда твоя очередь? — Проворковала она игриво, изгибая тонкий стан. — Я с удовольствием навещу тебя, если ночь будет достаточно темна!
Хан Куря тем временем внимательно рассматривал медленно идущие по реке ладьи.
— Я вижу, ты сегодня с добычей, — повернулся он к Аяну.
— И с неплохой! — довольно улыбнулся молодой хан. — В наши земли с разбойным умыслом вторглись непрошеные гости из северных стран, так мы с братьями встретили их так, что навсегда отбили у них охоту разорять чужие дома и угонять в полон жен и детей.
— С братьями? — переспросил хан Куря. — Приемыш тоже здесь? — цепкие глаза хана кинжалами прошлись по палубе драккара и остановились на Лютоборе. — Что делает он в степи? Какую смуту собирается посеять?
— О чем ты говоришь, — удивился Аян. — Разве брат, вернувшийся из дальних странствий, не может просто повидать родню? Сегодня в нашей веже будет праздник, — продолжал он. — Мы собираемся подобающим образом отметить нашу победу и воздать честь Барсу, чье умение и отвага решили многое в этом бою. У нас большая радость, но она возрастет, если вы с вашими людьми окажете нам честь и присоединитесь к нашим гостям.
Яркие губы княжны Гюлимкан раскрылись в улыбке, как лепестки дивного полуденного цветка, о которых рассказывают путешественники. Хан Куря тоже изобразил на лице подобие любезности и кивнул в знак согласия. Его всадники перестроились и дальше оба отряда двинулись уже вместе.
— Кажется, обошлось! — осторожно выдохнул дядька Нежиловец, — Никогда с этими погаными наперед не ведаешь, что получится!
Он поднял руку, чтобы промокнуть рукавом лоснящийся крупными каплями пота лоб и уже окончательно вздохнуть с облегчением, однако в этот момент произошло следующее. Одному из пойманных беглецов каким-то образом удалось освободиться от пут. Сбросив с коня воина, который придерживал его, «под путлище зажав», как выражались в степи, он упруго приземлился, мячиком прокатился по земле, вскочил на ноги, оттолкнул еще двоих воинов, попытавшихся встать у него на пути, и чуть было не дал деру. Но хан Куря неспроста хвастался, что у него еще никто не сбегал.
В воздух взмыли тугие арканы, но удачливее всех оказалась княжна Гюлимкан. Притянув одной рукой к себе полузадушенного бедолагу, красавица сгребла его за волосы и заглянула в вылезающие из орбит, налитые кровью глаза.
— Вздумал прогуляться в степи? — осведомилась она нежным голосом. — Сейчас мы это устроим!
Прикрепив другой конец аркана к седлу, красавица пустила лошадь бешеным галопом и вскоре скрылась из виду. Когда она возвратилась, по земле волочилось что-то пыльное и окровавленное с трудом напоминающее человеческое тело. Впрочем, несчастный, похоже, все еще дышал.
— Уберите отсюда эту падаль! — велела она слугам. — Я с ним и остальными потом еще разберусь!
По ладьям пробежал ропот. Суровое воинское ремесло закалило сердца новгородцев, воспитав устойчивость к событиям подобного рода. И все же неоправданная жестокость княжны выглядела противоестественной.
— Ну и зверюга! — с чувством проговорил Твердята.
— Чистая волчица! — эхом отозвался Путша, губы которого предательски дрожали.
— Она просто дочь своего отца, — устало пояснил Лютобор.
И в самом деле, на лице хана Кури появилось выражение отеческой гордости.
— Видишь, молодой Аян, почему я всегда с легким сердцем отправляюсь в поход?! — назидательно произнес он. — Потому, что точно знаю, во время моего отсутствия разумница Гюлимкан и за челядью нерадивой присмотрит, и вежу от врагов оборонит!
— Придет время, — нежным голосом проворковала княжна, — также ревностно я буду заботиться о добре моего мужа, а затем и сыновей! Думаю, у меня их будет много! Взгляни, отважный сын Тобохана! Мои бедра широки, а груди упруги, и они ждут батыра, достойного сорвать с них покров!
И прекрасная княжна в подтверждение своих слов завладела рукой юноши и бесстыдно провела ею по своему телу.
Однако Аян отдернул руку едва не с отвращением:
— Не знаю, что тебе ответить, достойная дочь Кури! Боюсь, челядь дома Органа не привыкла к подобному обращению, а для защиты от врагов в нашей веже всегда остается достаточно мужчин.
Какую другую деву подобные слова, несомненно, задели бы. Но княжна Гюлимкан только звонко рассмеялась и весь остаток дороги весело щебетала о разных пустяках.
Хотя ни новгородцы, ни даже Лютобор понятия не имели, где находится сейчас вежа рода Органа — в степи, как известно, дома на одном месте долго не стоят — приближение человеческого жилья не замедлило о себе возвестить разноголосым собачьим лаем, блеянием овец, восторженным визгом ребятишек, запахом дыма, кислого молока и баранины. Несмотря на то, что подробности битвы были в общих чертах уже известны, а хан Аян послал людей предупредить, что количество гостей нежданно-негаданно увеличилось, завидев ладьи и всадников, почти все обитатели поселения оставили свои дела и устремились навстречу.
Больше всех, понятно, спешили матери, жены и дети тех, кто в сегодняшней битве сражался на левом берегу. Женщины напряженно смотрели вдаль, тщась в пока еще смутно различимых фигурах всадников отыскать знакомые черты. Где он, родимый? Едет ли верхом, красуясь удалью, похваляясь боевой славой и богатой добычей. Или, уязвленный жестоким железом, лежит, страдая от раны, полагаясь на доброту чужих людей. И не сведет ли его эта рана в могилу…
Но вот всадники подъехали ближе и жены даже не побежали — полетели, как мчащиеся им навстречу птицы-кони. Но быстрее женщин, и даже быстрее лошадей оказались крупные, лобастые, ширококостные псы. Бесстрашные хранители стад заливались радостным лаем, их черные губы были растянуты в собачьей улыбке, а крутящиеся во все стороны султаны пушистых хвостов лучше всяких слов выражали всю степень тепла и преданности, которой горели их умные карие глаза.
Тороп обратил внимание на белоснежно-белого, мохнатого кобеля, выделявшегося среди собратьев крепостью и статью, а также размером длинных, отменно острых клыков. Выступая с неподражаемым достоинством, он, тем не менее, держался немного позади, видимо, считая недопустимым, хоть на миг покинуть ту, которой служил.
Его хозяйка, совсем еще юная девушка, невольно, тоже притягивала взгляд. Не выделяясь среди сверстниц какой-то особой красотой — так, девчонка как девчонка: косы до пят, свежее личико, нежный румянец на смугловатых щеках — она поражала своей хрупкостью и совершенно детской беззащитностью.
Она двигалась с неуверенностью человека, пробирающегося в кромешной тьме по незнакомой комнате. Ее тонкая, почти прозрачная рука, вокруг узенького запястья которой был намотан кожаный поводок, напряженно цеплялась за белую собачью шерсть. А похожие на опушенные густыми ресницами черносмородиновые бусины глаза глядели прямо перед собой, смотря, но не видя, или же видя то, что недоступно зрячему взору. Она напоминала цветок с надломленным стеблем. Еще не померкли краски, еще пленяют свежестью лепестки, но призрак увядания уже простер над ним свою безжалостную руку. И хочется остановить его и удержать, крикнув: «За что?!». И, осознав свое бессилие, ты отступаешь, сохранив в душе нетленный образ ускользающей красоты.
Но вот, почуяв близость родного пастбища, радостно заржал долгогривый Кары хана Аяна, которому басовитым лаем отозвался верный поводырь, и лицо девушки озарило изнутри сияние такого запредельного счастья, что помнилось, пади на землю тьма, его достанет, чтобы озарить весь мир.
