Хэда - Задорнов Николай Павлович (читать книги онлайн .TXT) 📗
– Мы хотим осмотреть помещение храма Хосенди, – сказал дайкан.
Тут же в числе других чиновников начальник местной полиции Танака-сан, переводчики Сьоза и Татноскэ. Комендантский обход и тревога по всем правилам.
– Пожалуйста, сделайте одолжение. Всегда рады...
– Со мной два строительных инженера, прибывших в Эдо, – сидя с Пушкиным на стульях, объяснял Эгава, пока его люди осматривали комнаты.
– У нас всюду суета и беспорядок, поэтому просим извинения, что не можем принять как следует.
– Говорят, что в бараках, где живут матросы, износились крыши и могут потечь. А при начале постройки новых шхун нам негде расселить большую партию новых японских рабочих. В деревне все дома крестьян уже переполнены.
– Почему же негде? Мы собираемся и уходим. Завтра надеемся закончить погрузку. Останутся четыре казармы и подсобные помещения.
– Да, но бараки очень плохи.
– Крыши довольно исправны. Мы следим за этим.
– Да, это так. Но начинается сезон дождей, крыши окажутся плохи. Стены пока еще выдерживают. На днях ожидаются такие сильные дожди. И землетрясение. Поэтому в ближайшее время необходимо осмотреть все помещения, чтобы сегодня вечером отправить в Эдо отчет о том, какой ремонт зданий потребуется до начала сезона дождей.
Чиновники после осмотра храмов нагрянули в лагерь. Они не столько осматривали крыши и стены, как вглядывались в лица людей.
Матросы толпой переходили следом за чиновниками из барака в барак. Сбитые с толку, чиновники снова возвращались в уже осмотренные помещения. Матросы, как бы проявляя любопытство, ходили за ними, все время пряча в толпе Точибана, на которого надет белокурый парик из пакли и матросская форма. Японцы уже всюду побывали, и всюду их встречали одни и те же лица.
– Вы, Уэкава-сама? – удивился Пушкин, увидя тут же представителя бакуфу.
– Это проверка, – пояснил таинственно Уэкава, – есть подозрение, не прячется ли где-то беглец... Конечно, это вас не касается... Совершенно.
– Спасибо большое. Да вы проверили деревню? А кто сбежал и откуда?
– В деревне осмотрены все до одного дома. И мы не знаем, на кого думать.
После обыска в лагере Пушкин явился к адмиралу.
– Японца не нашли, – доложил он, – все благополучно обошлось.
– Но какой скандал может быть! Вы уж держитесь стойко. Надо как-то постараться перевести его на корабль.
– Матросы сколачивают ящики для своего имущества и оружия. Иван Терентьевич говорит, что японец ростом мал и его можно уместить в такой ящик и внести на корабль, только придется ему немного скорчиться, да и ящик можно сбить подлинней.
– Разве нельзя в парике провести его в строю?
– Нет, уже известно людям, что японцы будут нас считать. Если один окажется лишним, то мы с ними до скончания века не разделаемся.
– Хорошо. Пусть сделают ящик побольше, чтобы его не изуродовать.
– Слишком большой нельзя, заметно станет, что ящик большой, и нетрудно догадаться, что в нем человек.
– Сделайте несколько таких ящиков... Для отвода глаз. Идите, Христом-богом, и сами разберитесь с Иван Терентьевичем. Унтера вам лучше моего дадут совет.
– Главное, не вздумайте делать руль по-своему, – объяснял на другое утро на стапеле Глухарев артельному плотнику Уэда Таракити. – Нельзя рубить дыру. Понял?
– Понял, – отвечал Таракити.
– Эй, Иосида... Сюда переводчика.
– Его нет, – отозвался голос снизу.
– Да ты понял?
– Я и так понял, – сказал Таракити.
– Вот тут. Нельзя.
– Да. Ясно.
– А где Кокоро-сан? – спросил Хэйбей.
– А кто его знает, где он. Он должен был сам объяснить, а его нет. Вам все оставляем. Плаз, чертежи, все будет при вас. Надо на чертеже еще раз посмотреть руль.
– Вот, Никита, мы и уходим! – поднявшись на палубу шхуны, сказал Аввакумов. – Все, брат!
«Не доделали!» – подумал молодой плотник с сожалением.
– Колокольцов должен был вам все рассказать, а его нет. Куда-то ушел, наверно прощается с ней или пьет с Ябадоо. Сибирцева второй день не видно. Потом, так же как Ваську, найдут его...
Японские плотники все выслушали и ушли в новую сакайя к Пьющему Воду. На шхуну принесли кувшины сакэ.
– Адмирал наш рад, что это все прекратится, – сказал Аввакумов; выпил чашечку и крякнул довольно. – Он и не запрещает нам. С вами ведь лучше не связываться!
На палубе появились другие матросы. Русские и японцы, все вместе пили и разговаривали, а потом разлеглись на солнышке на шхуне и на стапеле. Русские полагали, что теперь уж поздно что-то объяснять и говорить, да японцы народ смышленый, захотят – все поймут. Как-нибудь разберутся.
Японцы, опьянев, молчали из гордости, не хотели спрашивать. Из вежливости они со всем соглашались. К тому же люди уходят, у них голова не тем занята. Это очень невежливо заставлять людей уезжающих заниматься делом, которое им уже не нужно. Да и самим уж не хотелось в этот день думать о работе. Поэтому все дружно захрапели. Без всякой охраны и без наблюдения.
Глухарев проснулся первым, оглядел полозья спускового устройства и покачал головой. «Авось!» – подумал он, И пошел в лагерь.
– Ты откуда, Глухарев? – спросил адмирал, шедший с переводчиком и встретивший своего старого мастерового в кривом переулке между Хосенди и канцелярией бакуфу.
– С работы, Евфимий Васильевич.
– Все показал японцам?
– Так точно.
– Ты, никак, выпил там?
– Мы работы заканчивали и задержались. Они все жалеют, что вы уходите.
– А-а! – отозвался адмирал. – Иди сам соберись. Ночью закончим погрузку.
– А японцы работать не хотят, Евфимий Васильевич.
– Ка-ак?
– Говорю, Евфимий Васильевич, работать не хотят. Посмотрите, их никого нет на шхуне, все лазают по клиперу и все осматривают. Им только бы не работать.
– Они учатся.
– Учатся! Я ему сказал: «Бери рубанок и учись'» А они говорят: «Америка пришла!»
– Нет, я не согласен, они старательные. Другого такого старательного народа нет на свете.
– Японцы? Да они увидели, что наша команда ушла, и все до одного бросили работу.
У себя в храме Путятин ждал, что прибудет Накамура, но тот не ехал. А хотелось отдарить его чем-то, попрощаться, передать хорошие пожелания Кавадзи... «Как я, однако, сжился с этими чужими людьми!»
Матросы велели Точибану залезть в ящик и лечь. Просунули ему подушки и одеяло под спину и плечи и закрыли крышкой.
«Если я попадусь, – думал Точибан, – это ужасно!» Решил наговорить на себя. Что будто бы убил свою любовницу – беременную женщину. Что много пил, играл и совершил преступление в тяжелом опьянении, в состоянии сумасшествия, что бывало и прежде с перепоя. Где это было – не помнит. Поэтому решил убежать из боязни возмездия, а по ошибке, ночью, в темноте, вбежал в русский лагерь. А они заколотили его в ящик, он был слаб и болен и не мог сопротивляться... Или же принять смерть с гордостью, молча?.. Да, я очень испугал полицию! Все на ногах! Узнают в Эдо!.. Я все достал для Гошкевич-сан. Сколько книг! Целую библиотеку. И карты. Много карт!
Двое матросов взяли ящик па плечи, пронесли его во двор лагеря, там осторожно поворачивали, ставили на землю, приоткрыли крышку. Внесли ящик в барак и помогли японцу вылезть.
– Выдюжит, – молвил Синичкин.
– Трудное занятие! – сказал японцу Маточкин.
Точибан сел на корточки.
«Да, трудная работа!» – понял он. Известен способ «горелое мясо». В стан врага, силы которого неизвестны, приползает человек, весь избитый, обгорелый, в ранах, со следами пыток огнем и каленым железом. В ужасных слезах и страданиях – кусок горелого мяса. Проклинает своего властелина! Отказывается от него и от родины, проклинает и просит спасти. Рассказывает все тайны своего войска и царства. Но это лишь искусный, гениальный лазутчик! Он пользуется полным доверием в стане врагов и вскоре узнает все их секреты. Излечивается и скрывается к своим. «Неужели и я лишь «горелое мясо»?»
