Сальватор. Том 2 - Дюма Александр (книги полностью бесплатно txt) 📗

– Слышите, ваше сиятельство, слышите? Ну не грустно ли это, спрошу я вас!

– Господа, – проговорил граф, поднимаясь, дабы показать двум братьям, что аудиенция окончена, – через неделю вы получите официальный заказ на десять фресок.

– Мы сто, тысячу, миллион раз уверяем вас в своих добрых делах, а также в том, что примем живейшее участие в завтрашней великой битве, – сказал аббат. – Засим позвольте вашим покорным слугам откланяться!

С этими словами аббат Букмон низко поклонился графу Рапту и сделал вид, что действительно уходит, как вдруг его брат Ксавье схватил его за руку и сказал:

– Минуту, брат! Я со своей стороны тоже должен сказать несколько слов господину Рапту. Вы позволите, ваше сиятельство?

– Говорите, сударь, – кивнул депутат, не скрывая скуки.

Два брата были, конечно, достаточно умны, чтобы не заметить его движения. Однако они сделали вид, что не поняли этой молчаливой игры, и художник отважно начал:

– Мой брат Сюльпис только что говорил вам о моей робости и скромности. Позвольте и мне, ваше сиятельство, указать вам на его бескорыстие, какому нет равных в мире. Знайте:

во-первых, я согласился сопровождать его сюда, хотя не хотел вас беспокоить, лишь по одной причине – прийти ему на помощь и призвать вас проявить заботу о нем. О, если бы речь шла только обо мне, поверьте, я никогда не посмел бы потревожить ваш покой. Мне самому ничего не нужно, я могу и подождать.

Ведь я постоянно себе повторяю, что мы живем в такое время и в такой стране, где великими мастерами называют людей, едва ли достойных мыть кисти Беато Анжелико и Фра Бартоломее!

Почему так происходит, ваше сиятельство? Потому что художники в наше время ни во что не верят. Вот у меня вера есть!

А потому мне ничего не нужно, как, впрочем, и никто не нужен, а следовательно, я не умею просить, за себя во всяком случае. Но когда я вижу своего брата, своего несчастного брата, сударь, святого, стоящего перед вами, когда я вижу, как он раздает нищим тысячу двести франков своего дохода и даже не оставляет гроша на вино, которым должен причащать на следующее утро, у меня сжимается сердце, ваше сиятельство; я набираюсь смелости и не боюсь показаться назойливым. Ведь я прошу не для себя – для брата!

– Ксавье, дружок! – лицемерно остановил его аббат.

– О, тем хуже, если я все-таки сказал что хотел. Теперь вы знаете, ваше сиятельство, что делать. Я, упаси Бог, вам не указываю и ничего не приказываю. Я доверяюсь вашему благородному сердцу. Мы не из тех, кто говорит кандидату: «Мы владельцы и редакторы газеты, вы нуждаетесь в поддержке нашего листка – платите! Оговорим заранее плату за услугу, мы вам ее вернем». Нет, ваше сиятельство, нет, мы, слава Богу, не такие.

– Неужели существуют на свете подобные люди, брат мой? – спросил аббат.

– Увы, да, господин аббат, они существуют, – подхватил граф Рапт. – Но, как говорит ваш брат, вы не из их числа.

Я займусь вами, господин аббат. Я переговорю с министром религии, и мы попытаемся хотя бы вдвое увеличить ваши доходы.

– Ах ты Господи!.. Знаете, ваше сиятельство, – проговорил аббат, – просить, так уж что-нибудь стоящее. Министр ни в чем не может вам отказать, ведь вы как депутат держите его в руках, и для него все равно, какой приход выделить: в три или в шесть тысяч. Да это не для меня, Бог мой! Я питаюсь хлебом и водой, но мои нищие или, вернее, Божьи люди!.. – прибавил аббат и поднял глаза к небу. – Нищие вас благословят, ваше сиятельство, а узнав, от кого исходит благодеяние, они помолятся за вас.

– Поручаю себя их и вашим молитвам, – в другой раз поднимаясь, проговорил граф Рапт. – Считайте, что приход ваш.

Братья совершили тот же маневр, к которому уже раз прибегли.

Они подошли к двери в сопровождении кандидата, считавшего своим долгом их проводить, как вдруг аббат снова остановился.

– Кстати, я совсем забыл, ваше сиятельство… – начал он.

– Что такое, господин аббат?

– Недавно в моем приходе Сен-Манде, – продолжал аббат с сокрушенным видом, – умер один из самых почтенных, достойных уважения всех верующих французов, милосердный человек и истинный христианин; имя его, несомненно, дошло и до вас.

– Как же его зовут? – спросил граф, тщетно пытаясь понять, куда клонит аббат и какую новую дань придется ему уплатить.

– Его звали видам 15 Гурд он де Сен-Герем.

– Ах да, Сюльпис! Ты совершенно прав! – вмешался Ксавье. – Да, вот уж был истинный христианин!

– Я был бы недостоин жизни, если бы не знал имени этого набожного человека!

– Так вот, – продолжал аббат, – несчастный достойный муж умер, лишив наследства недостойных родственников и завещав Церкви все свое имущество, движимое и недвижимое.

– Ну зачем вспоминать о грустном? – вздохнул Ксавье Букмон и поднес к глазам платок.

– Затем что Церковь – неблагодарная наследница, брат мой.

Задав этот урок признательности своему младшему брату, аббат снова обратился к графу Рапту:

– Он оставил, ваше сиятельство, шесть томов неизданных писем духовного содержания, настоящие наставления для христианина, второе «Подражание Иисусу Христу». Мы должны беспрестанно издавать эти шесть томов. Вы увидите фрагмент этих писем в следующем номере нашего журнала. Я решил, дорогой мой брат во Христе, пойти навстречу вашим пожеланиям и дать вам возможность принять участие в этом благородном деле, а потому включил вас в список избранных и подписал на сорок экземпляров.

– Вы хорошо сделали, господин аббат, – промолвил будущий депутат, до крови закусив от бешенства губы, но продолжая улыбаться.

– Я был в этом уверен! – воскликнул Сюльпис и снова двинулся к двери.

Однако Ксавье продолжал стоять, будто пригвожденный.

– Что это ты делаешь? – спросил его Сюльпис.

– Это я должен тебя спросить, что ты делаешь, – возразил Ксавье.

– Ухожу! Оставляю его сиятельство в покое; мне кажется, мы и так отняли у него достаточно времени.

– Ты уходишь, позабыв о том, ради чего мы, собственно, и пришли.

– Ах, и правда! – кивнул аббат. – Простите, ваше сиятельство… Да, всегда так и бывает: занимаемся мелочами, а о главном-то и забыли.

– Скажи лучше, Сюльпис, что твоя редкая скромность помешала тебе побеспокоить его сиятельство новой просьбой.

– Да, признаться, это правда, – проговорил аббат.

– Он всегда такой, ваше сиятельство, из него слова клещами не вытянешь.

– Говорите! – предложил г-н Рапт. – Раз уж мы собрались, дорогой аббат, лучше обсудить все сразу.

– Если бы не вы, ваше сиятельство, – робко заметил аббат, словно пытаясь победить робость, – я бы ни за что не решился.

Итак, у нас есть школа, основанная мной и братьями в пригороде Сен-Жак. Дело идет трудно. Но мы хотим, невзирая на возрастающие трудности, купить довольно дорогой дом и занять его с первого этажа до четвертого. Однако один фармацевт живет на первом этаже, а также занимает часть полуэтажа 16. У него там лаборатория, откуда поднимаются испарения, доносится шум, – все это вредно сказывается на здоровье детей. Мы хотели бы найти достойный способ заставить переехать этого беспокойного жильца. Ведь, как говорится, ваше сиятельство, дело не терпит отлагательств.

– Я в курсе этого дела, господин аббат, – перебил его граф Рапт, – я виделся с фармацевтом.

– Виделись?! – вскричал аббат. – Я же тебе говорил, Ксавье, что это он выходил, когда мы входили!

– А я говорил, что это не он: я был далек от мысли, что ему хватит наглости явиться к господину Рапту.

– Ну, как видите, хватило, – ответил будущий депутат.

– Вам достаточно было на него взглянуть, чтобы понять, с кем вы имеете дело, – заметил аббат.

– Я хороший физиономист, господа, и надеюсь, что отлично его разгадал.

– В таком случае вы не могли не обратить внимания на его развитые крылья носа.

– Да, нос у него и впрямь огромный.