Сальватор. Том 2 - Дюма Александр (книги полностью бесплатно txt) 📗

– Никогда, сударь.

– Как это – никогда?

– Просите у меня все, что хотите, ваше сиятельство, только не садиться в вашем присутствии. Я слишком хорошо знаю, чем вам обязан.

– Не стану возражать. Скажите, чему я обязан вашим визитом, но как товарищу, как другу.

– Сударь! Я домовладелец и фармацевт и достойно совмещаю оба эти занятия, о чем вы, похоже, догадываетесь.

– Да, сударь, знаю.

– Я служу аптекарем вот уже тридцать лет.

– Да, понимаю: вы начали с одного, а оно постепенно привело вас к другому.

– От вас ничего не скроешь, сударь. Осмелюсь сказать, что вот уже тридцать лет, хотя мы пережили консулат и империю господина Буонапарте, я не видел ничего подобного.

– Что вы имеете в виду? Вы меня пугаете, дорогой господин Рено!

– Торговля не идет. Я едва зарабатываю на жизнь, сударь.

– Чем объясняется подобный застой, особенно в вашем деле, дорогой господин Рено?

– Это больше не мое дело, ваше сиятельство, и именно это должно вам доказать, насколько я бескорыстен в данном вопросе. Это дело моего племянника: вот уже три месяца, как я передал ему свое предприятие.

– И на хороших условиях, по-родственному?

– Вот именно по-родственному: в рассрочку. И вот, ваше сиятельство, дело моего племянника на время приостановилось. Когда я говорю «на время», я выражаю скорее надежду, нежели уверенность. Вообразите, сударь, что все стоит на месте.

– Дьявольщина! – смущенно пробормотал будущий депутат – Кто же может препятствовать торговле вашего уважаемого племянника, спрошу я вас, дорогой господин Рено? Его политические воззрения или ваши, может быть, слишком, так сказать, передовые?

– Нисколько, сударь, нисколько. Политические воззрения здесь ни при чем.

– Ах! – воскликнул граф с лукавым видом, придав в то же время своим словам и интонации простонародный характер, что было, надо заметить, не в его привычках; но теперь он счел своим долгом это сделать, чтобы быть ближе к своему клиенту. – Вот ведь есть у нас фармацевты-кадеты…

– Да, господин Кадет-Тассикур, фармацевт так называемого императора, господина де Буонапарте! Знаете, я всегда зову его именно Буонапарте.

– Его величество Людовик Восемнадцатый тоже признавал за ним исключительно это имя.

– А я и не знал: король-философ, которому мы обязаны Хартией. Но вернемся к торговле моего племянника…

– Я не смел вам это предложить, дорогой господин Рено Однако, раз уж вы сами это предлагаете, мне это только доставит удовольствие.

– Итак, я говорил, что, кем бы ни был человек: жирондистом или якобинцем, роялистом или сторонником империи, а именно так я определяю наполеонистов, сударь…

– Определение кажется мне весьма живописным.

– …я говорил, что, каковы бы ни были мнения, они не мешали ни катарам, ни насморкам.

– Тогда, позвольте вам заметить, дорогой господин Рено, я не понимаю, что может остановить расход медикаментов, предназначенных для простудившихся людей.

– Тем не менее, – в задумчивости пробормотал себе под нос фармацевт, – я прочел ваш циркуляр; мне кажется, я понял его тайный смысл и с тех пор убежден, что мы поймем друг друга с полуслова.

– Объясните, пожалуйста, вашу мысль, дорогой господин Рено, – попросил граф Рапт, начиная терять терпение, – сказать по правде, я не очень хорошо понимаю, какое отношение мой циркуляр имеет к застою в делах вашего уважаемого племянника.

– Неужели не понимаете? – удивился фармацевт.

– По правде говоря, нет, – довольно сухо проговорил в ответ будущий депутат.

– Да вы же довольно прозрачно намекнули на гнусности попов, не правда ли? Именно так я называю всех священников.

– Давайте договоримся, сударь, – перебил его граф Рапт и покраснел; он не хотел оказаться слишком сильно втянутым на путь либерализма, как понимал это «Конститюсьонель». – Я говорил, несомненно, о несправедливостях, совершенных некоторыми лицами под покровом Церкви. Однако я не употреблял выражения столь крепкие, какие выбираете вы.

– Простите мне выражение, ваше сиятельство; как сказал господин де Вольтер:

Я называю кошку – кошкой,

Роле – мошенником

Граф Рапт собирался было заметить достойному фармацевту, что его цитата неточна в отношении автора, если даже она точна в отношении стиха. Но он подумал, что не время затевать литературную полемику, и промолчал.

– Я не умею играть словами, – продолжал аптекарь. – Я лишь получил образование, необходимое для приличного содержания своей семьи, и не претендую на то, чтобы выражаться как академик. Но я возвращаюсь к вашему циркуляру и повторяю:

мы с вами единомышленники, если только я правильно его понял.

Эти слова, произнесенные довольно резко, обескуражили кандидата; он подумал, что избиратель может слишком далеко его завести, и поспешил остановить его такими лицемерными речами:

– Честные люди всегда поймут друг друга, господин Луи Рено.

– Раз мы договорились, – отвечал тот. – Я могу вам рассказать, что происходит.

– Говорите, сударь.

– В доме, где я жил до того, как уступил его племяннику, – и я говорю вам об этом со знанием дела, потому что дом этот мой, – жил до недавнего времени бедный старый школьный учитель, то есть первоначально и не учитель даже, а музыкант.

– Ну не важно.

– Да, не важно! Звали его Мюллер, и он почти бесплатно занимался с двадцатью ребятишками. На этом благородном и трудном посту его заменил настоящий учитель по имени Жюстен; он уехал за границу в результате не дурных поступков, но семейных происшествий. Достойный господин Мюллер пользовался уважением всего квартала. Но черные люди из Монружа часто проходили мимо школы, они не могли без грусти или ненависти видеть детей, воспитывавшихся не ими. И вот однажды утром к бедному учителю явились незнакомые люди и сказали, что ему необходимо срочно убраться вместе с детьми и с семьей учителя, которого он замещал. Вот уже две недели братья-игнорантены захватили школу. Вы же понимаете, что там должно твориться хотя бы только в нравственном отношении, не так ли?

– Признаться, я не очень понимаю, – смущенно произнес г-н Рапт.

Посетитель подошел к графу и подмигнул:

– Вы же знаете новую песню Беранже?

– Я должен ее знать, – сказал г-н Рапт, – но нужно мне простить, если не знаю: меня два с половиной месяца не было во Франции, я ездил ко двору царя.

– Ах, если бы господин де Вольтер был жив, великий философ не сказал бы, как во времена Екатерины Второй:

С севера идет к нам свет.

– Господин Луи Рено, – теряя терпение, молвил граф, – умоляю вас, вернемся к…

– …к новой песне Беранже! Вы хотите, чтобы я вам спел ее, ваше сиятельство? С удовольствием!

И фармацевт затянул:

Эй, черные люди! Откуда идете?

Мы выходим из недр земных

– Да нет, – оборвал его граф. – Вернемся к вашему господину Мюллеру. Вы требуете для него возмещения ущерба?

– Существуют различные права, – отозвался фармацевт. – Но я хочу говорить не только о нем: я обращаюсь к вам, чтобы исправить несправедливость, которая коснулась и вас, как я вижу. Нет, я хочу поговорить о торговле моего племянника.

– Заметьте, уважаемый господин Рено, что я все время только к этому вопросу и пытаюсь изо всех сил вас вернуть.

– С одной стороны, торговля моего племянника терпит убытки, потому что братья-игнорантены заставляют детей петь целый день, и завсегдатаи аптеки разбегаются, едва заслышат эти вопли.

– Я обещаю найти способ перевести школу в другое место, господин Рено.

– Погодите, – остановил его аптекарь. – Ведь это не все.

С одной стороны, у этих братьев есть сестры; монашенки торгуют дешевыми лекарствами, которые они делают сами, настоящим дурманом! И бывают такие дни, когда в аптеку не заходит никто, даже кошка! А мой племянник, которому осталось сделать мне три выплаты, готов уже закрыть лавочку, если вы не найдете, как помочь этому горю, в котором повинны как сестры, так и братья!

– Как?! – вскричал г-н Рапт с оскорбленным видом, видя, что он никогда не кончит с путаником-аптекарем, если не будет ему поддакивать. – Сестры-игнорантенки позволяют себе торговать медикаментами в ущерб честнейшим фармацевтам Парижа?!