Две томские тайны (Исторические повести) - Барчук Дмитрий Викторович (читать книги полные TXT) 📗
Парень зачерпнул ладонью воды из реки и ополоснул лицо.
— Тёплая. Жаль, искупаться не успел, — сказал Наиль, а затем спросил отца: — А зачем это сделали?
Вилен Рахматуллович пожал плечами и ответил:
— Религия ведь — «опиум для народа». Советские люди должны верить только учению Маркса и Ленина, а не в бога.
Впереди замаячили портальные краны, и гребец опустил весла на воду.
— Постой-постой, ата, — опасаясь, что откровенный разговор может закончиться, Наиль поспешил задать последний вопрос. — А про подземные ходы ты что-нибудь знаешь?
На лицо отца снова наползла строгость.
— Кто тебе про них рассказал?
— Никто. Просто я вчера, убегая от драчунов, провалился в подземелье возле Дома учёных.
И Наиль вкратце поведал отцу о том, что с ним произошло. Внимательно выслушав сына, Сабанаев-старший ответил:
— До революции в Доме учёных жил губернатор, а в здании СФТИ [54] располагалось губернское управление. Вот и прорыли этот туннель для губернатора, чтобы он ходил на работу, не замочив сапоги, или мог сбежать незаметно от народного бунта.
— Но я своими глазами видел: ход ведёт дальше!
Отец приложил палец к губам:
— Все подземелья в нашей стране — это государственная тайна. Ты ещё от милиции не сбежал, а уже с комитетчиками хочешь познакомиться. Нет уж, улым, плыви-ка ты лучше на север, в тайгу, нефть искать.
И отец с удвоенной энергией налёг на вёсла, опасаясь, что быстрое течение может пронести лодку мимо пристани.
Журналистка оказалась молодой и очень симпатичной. Черноволосая, с античным профилем и карими дерзкими глазами, в которых, как показалось Наилю, играли чёртики.
— Гульнара Мансурова, корреспондент «Молодого ленинца», — представилась она и поправила выбившуюся из-под вязанной мохеровой шапочки чёлку.
— Наиль Сабанаев, буровой мастер.
Печка-буржуйка раскалилась докрасна и натопила вахтовый вагончик до полуденной летней жары. Он скинул с себя промасленную телогрейку, шапку-ушанку и развязал длинный шарф. В шерстяном свитере с высоким воротом, связанным матерью из овечьей и собачьей шерсти напополам, раскрасневшийся с мороза, Наиль выглядел моложе своих лет. Нос — картошкой, и ямочки на щеках, когда улыбался. А улыбался он тогда очень часто, даже во сне. При виде же такой красавицы — просто сиял, как новенький пятак.
— А я думала, что мастера — старше, — улыбнувшись в ответ, с лёгким кокетством произнесла журналистка.
Продолжая сиять, Наиль подошёл к печке и поставил греться чайник.
— Я, когда шёл сюда, тоже ожидал встретить, по меньшей мере, сорокалетнюю тётку в очках. Мне почему-то казалось, что в газете должны работать люди опытные. Знатоки человеческих душ, как-никак. А тут — настоящая Бриджит Бардо [55]!
На лице Гульнары появился румянец, комплимент буровика достиг цели.
— Вы разочарованы? — приподняв брови, спросила она.
— Что вы! Ни в коем случае! Юность города берёт, юность строит города. Аркадий Гайдар вообще в четырнадцать лет командовал полком.
Корреспондентка областной молодёжной газеты почему-то замолкла и сразу достала из сумки блокнот и авторучку, нарочито демонстрируя рабочий настрой.
— Ну, положим, в четырнадцать лет Аркадий Голиков только вступил в партию большевиков и записался в Красную армию. А полком ему поручили командовать почти в восемнадцать, и то — против восставших кулаков на Тамбовщине.
Улыбающийся парень сел за стол напротив неё с двумя дымящимися алюминиевыми кружками.
— Как интересно! А я и не знал. Спасибо за информацию. Чаю будете? Да вы пальтишко-то своё снимите, спаритесь. Разговор, чувствую, нам предстоит долгий.
Эта зима была уже его третьей на томском севере. Механик-водитель приплыл в Александровское накануне торжественной отгрузки первой баржи с нефтью. Начальники толкали с рубки лихтера [56] пламенные речи: «Даёшь томскую нефть!», «Даёшь Нефтеград!». Студенты в стройотрядовских куртках кричали громкое «Ура». Играл духовой оркестр.
Дядя Фанзиль, встретивший двоюродного племянника с теплохода, тоже выступил на митинге, как главный геолог разведочной экспедиции, и говорил о метрах проходки, о дебете разведанных скважин, о потрясающей перспективе Западно-Сибирской нефтеносной провинции. Свою речь он закончил призывом: «Даёшь томский Самотлор!» [57].
А потом они битый час пробирались на вездеходе по заболоченным лугам, штурмуя мелководные обские протоки, до посёлка нефтяников.
— И какой же дурак придумал здесь город строить?! Летом даже вездеходы тонут! А каково осенью и весной, в распутицу?! На Оби, что ли, места не нашлось? — костерил геолог высокое начальство.
Племянник же по мере отдаления от цивилизации, напротив, ощущал себя всё уверенней и свободнее. Даже аппетит в молодом организме разыгрался, целого барана один бы съел.
Наиль никогда не забудет этого, ни с чем прежде не сравнимого ощущения — близости нефти. Непроходимая таёжная глухомань. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется гул, словно реактивный самолёт летит низко-низко над землёй. Гул всё нарастает и нарастает, одновременно с чувством голода. А ещё… Так женщину хочется!
За ужином он слопал половину огромной кастрюли гороховой каши с тушёнкой, причитавшейся на всю буровую бригаду из двенадцати человек.
— Да, Фанзиль Нурлыгаянович, знатного едока ты привёз! — прикуривая папиросу от головёшки, добродушно поддел геолога седой мастер Иван Кузьмич, а потом добавил: — Если он работать, как жрать горазд, точно новый Сам от лор отыщем.
Сидевшие вокруг костра буровики рассмеялись, а один мужик, тоже в годах, заметил:
— А в старину так работников и выбирали. Кто как ест, так и работает!
— Ага, особенно — как прошлой зимой! Месяц жратвы никакой не привозили. Всех собак у местных пожрали. До сих пор аборигены на нас косятся.
Дядя Фанзиль попытался успокоить бригаду, что больше такого не повторится. Теперь здесь — Всесоюзная ударная комсомольская стройка, объект государственного значения, обеспечение будет по первому разряду.
Наиль понемногу обвыкся на новом месте. Даже тучи кровожадных комаров перестал замечать. И чувство голода вместе с похотью понемногу притупились, но всякий раз, когда он подходил к нефтяной скважине, оба желания в нём просыпались снова.
Структуру месторождения геологи изучили уже основательно, и сейчас бригада занималась бурением разведочных скважин для определения запасов.
— Здесь везде — нефть, — раскинув руки, словно стремился охватить необъятную тайгу, восклицал дядя Фанзиль. — Где-то пласт толще, а где-то тоньше, в каком месте он выходит ближе к поверхности, а где прячется, мы точно не знаем. Бурим наугад. Попали — замечательно, а нет — продолжаем дальше бурить. Потому и дебет у всех скважин — разный. А каждая скважина — это два с половиной километра проходки. Буры, цемент, горючее, амортизация техники, зарплата, наконец! Кругом — народные деньги!
Из Томска постоянно приезжали разные учёные, испытывали новые приборы. И электрические, и гравитационные, и магнитные, и даже сейсмические. Абзый [58] со всеми «Кулибиными» возился, как с малыми детьми, опекал, помогал, чем только мог. Отдача от новых разработок, конечно, была, но не та, на какую рассчитывали промысловики, и какую требовали партия и правительство.
Мастер Иван Кузьмич, приметив в Наиле неподдельный интерес к бурению, взял его к себе помощником. Дядька не возражал, водителя на вездеход он всегда найдёт, а вот настоящий бурильщик не из всякого получится.
— Запомни, сынок, скважины не бурят, их строят, — учил Кузьмич нового подмастерья. — Вначале широким буром проходим на глубину 30 метров, опускаем в скважину трубу и заливаем вокруг неё цементный раствор. Это — направление скважины. Оно укрепляет верхний грунт. Потом устанавливаем бур поменьше и бурим, бурим, бурим, пока не пройдём всю зону пресных вод.
