Елизавета I, королева Англии - Грибанов Борис Тимофеевич (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
«Мадам, – произнес он, склонившись в глубоком поклоне, – Ваше Королевское Величество…» Видимо, потрясенный всей этой сценой и абсолютным спокойствием королевы, он четыре раза повторил эти слова. Когда он произносил их в четвертый раз, королева прервала его:
«Мистер настоятель, я католичка. Бесполезно пытаться поколебать меня, и ваши молитвы ни к чему не приведут».
«Вы должны изменить свое мнение, мадам, – выдавил из себя настоятель, к которому вернулся наконец дар речи. – Раскайтесь в ваших грехах, утвердитесь в вашей вере в Христа, и Он спасет вашу душу».
«Не утруждайте себя больше, мистер настоятель. Я принадлежу своей вере, за которую готова пролить кровь».
«Мне очень жаль, – сказал лорд Шлозбери, – видеть, как вы преданы папскому престолу».
«Это изображение Христа, которое вы держите, – сказал граф Кент, – не принесет вам добра, если он выгравирован на вашем сердце».
Королева ничего не ответила на это оскорбление, она повернулась спиной к настоятелю и опустилась на колени для молитвы. Однако ей не дали спокойно помолиться – настоятель с сопровождавшими его людьми затянули молитву. Королева не обратила на них никакого внимания, а стала читать по-латыни покаянные псалмы и молиться.
Фрейлины Марии подошли, чтобы снять с нее одеяния. Она сняла с шеи крест, фрейлины повесили ее вуаль на ограду. Потом, когда черное платье сняли с нее, она осталась только в багровом наряде – она шла на казнь только в нижнем белье цвета крови.
У палача, которому впервые довелось иметь дело с королевской кровью, задрожали руки, и он ударил топором не по шее, а по голове. Второй его удар тоже был неудачен. И только с третьей попытки топор палача отсек голову Марии Стюарт.
Так была поставлена точка в затянувшемся на десятилетия противостоянии двух королев – Елизаветы, королевы Англии, и Марии, королевы Шотландии.
Глава 25
Эхо
Точка-то была поставлена, но эхо от удара головы королевы Марии о доски эшафота разнеслось по всей Европе, не говоря уже об Англии.
Елизавете четыре дня не докладывали о том, что казнь совершена. Когда же она узнала эту новость, то дворец сотрясался от ее плача и криков, она рвала и метала, утверждая, что приказ о казни был отдан без ее ведома и за это они будут наказаны. Первым ее движением было обвинить Уолсингема, но он уже несколько недель лежал больной у себя дома и не присутствовал на заседании Тайного совета 5 февраля, когда было принято отправить решение о казни в Фовернтхэй.
Королева знала, что главная ответственность лежит на лорде Берли, но он плохо себя чувствовал из-за приступов падагры и не принимал участия в том заседании Тайного совета, где принималось решение о посылке в Фоверингей приказа о казни. Кроме того, она не могла забыть, как Берли верноподданно служил ей многие годы.
В итоге ее гнев обрушился на государственного секретаря Дэвидсона, через руки которого проходили все бумаги, связанные с судом и казнью Марии. Елизавета приказала бросить его в Тауэр. Первые несколько дней после получения известия о казни Марии гнев Елизаветы против Дэвидсона все больше распалялся. Она все чаще говорила своим приближенным, что решила повесить Дэвидсона.
24 февраля Елизавета вызвала в Гринвич судью сэра Эдмунда Андерсона и спрашивала у него, может ли она на законных основаниях повесить Дэвидсона. Андерсон явно колебался с ответом. Он ненавидел протестантов и всегда отстаивал право монарха распоряжаться жизнями своих подданных, сказав Елизавете, что она вправе казнить любого без всякой судебной процедуры.
Однако советник Елизаветы и ее кузен лорд Бакхерст прямо заявил королеве, что она не имеет права приговаривать своих подданных к смертной казни без судебного процесса. Она была весьма рассержена таким заявлением, кричала и оскорбляла его. Тем не менее, она решила посоветоваться с другими судьями. Узнав об этом, Берли поспешил связаться с ними и написал им: «Я не хотел бы дожить до того дня, когда женщина такой мудрости, как королева, прислушивается к ошибочным советам, которые даются ей из страха или по другим необоснованным причинам и сводятся к тому, что ее власть выше закона».
Судя по всему судьи посоветовали Елизавете не отдавать приказа повесить Дэвидсона, но, тем не менее, суд Звездной палаты решил, что он подлежит аресту. По истечении нескольких месяцев группа придворных, включая нового фаворита Елизаветы Роберта Девирея, графа Эссекса, попыталась встать на защиту Дэвидсона. Елизавета отказалась выслушивать какие-либо просьбы о помиловании Дэвидсона. Он провел в Тауэре двадцать месяцев, а после освобождения отправился доживать свои дни в имении Стенси.
Довольно бурную реакцию вызвала весть о казни Марии Стюарт и в Европе. Эта новость дошла до французского короля Генриха III на тринадцатый день. Он отказался дать аудиенцию представителям Елизаветы Статфорду и Вааду и даже приказал держать Ваада под домашним арестом в посольстве.
Статфорд писал Уолсингему, что был поражен яростью парижан при известии о казни Марии. 13 марта в столице Франции в Соборе Парижской Богоматери была отслужена траурная месса по Марии, королеве шотландцев. По давней традиции ни король, ни королева Франции не посещали траурные мессы по правителям других государств, но на этот раз Генрих III и Екатерина Медичи сломали эту традицию и приехали – правда, инкогнито – в Собор Парижской Богоматери.
Возмущение во Франции казнью Марии было необыкновенным. Даже гугеноты, которые поначалу приветствовали эту расправу над католичкой Марией, вскоре изменили свою позицию – вероятно, для того, чтобы не выступать вразрез с общественным мнением страны.
В Шотландии взрыв возмущения был не менее сильным, чем во Франции. Джеймс VI и его посол в Лондоне намекали на возможную войну.
Филипп II тоже высказал свое возмущение. Его посол в Риме умолял испанского короля увенчать его «славные усилия во имя святого Христа и наказать эту женщину, ненавистную Господу Богу и людям и возродить страну к былой славе и свободе». Чарльз Арандал, католик, который пошел на службу к Елизавете, но потом присоединился к английским эмигрантам во Франции, писал министру Филиппа II, что король должен «отомстить за вред, причиненный ему самой чудовищной и варварской женщиной, которая когда-либо носила на голове корону, а в руках держала скипетр». Берли и Уолсингем беспокоились, как будет реагировать Елизавета на протесты заграницы. Они просили Стафорда смягчить тон его донесения Елизавете о возмущении во Франции или посылать свои донесения не королеве, а Тайному совету. Они писали, что не показывали его донесения Елизавете, опасаясь, что еще больше настроят ее против безвинного Дэвидсона и некоторых других членов Тайного совета. Стафорд сожалел, что его донесения ухудшают положение Дэвидсона, но он отвечал Берли: «Я должен сообщить вашей светлости правду, что я никогда не видел, чтобы что-то вызывало столько эмоций у простых людей и великих, старых и молодых, как смерть королевы шотландцев и, в частности, ее казнь».
Берли, Лестер и Уолсингем были озабочены тем, чтобы приглушить раздор между Елизаветой и Генрихом III, ибо полагали, что реальным врагом Англии является Испания, а не Франция. Однако Елизавета упорствовала в своих чувствах по отношению к Франции. Советники Елизаветы надеялись, что возмущение во Франции и Шотландии постепенно стихнет и государственные интересы возобладают над эмоциями, что Джеймс VI решит оставаться в добрых отношениях с Елизаветой, и она назначит его наследником английского престола, и что страх Генриха III перед Филиппом II и Гизами подтолкнет его восстановить англо-французский союз. Их надежды оправдались – им удалось убедить Елизавету дать аудиенцию Мовисьеру. Французским купцам выплатили компенсацию за товары, захваченные у них пиратами, английские суда, арестованные во Франции, были освобождены. Таким образом, мало-помалу отношения с Францией налаживались.
Елизавета писала Джеймсу VI и Генриху III, что она не несет ответственности за казнь Марии Стюарт, что это Дэвидсон послал приказ о казни в Фоверингей без ее ведома. Однако Тайный совет не отказался от своих намерений помочь Дэвидсону. В своих инструкциях Стафорду члены Тайного совета именовали происходящее досадным недоразумением. Они старались найти компромисс и изобразить дело так, как будто Елизавета вручила Дэвидсону приказ о казни, но сказала, чтобы он не отсылал его без ее указания, а Дэвидсон не понял, сочтя, что она ничего не хочет слышать.
