Атаман Платов - Корольченко Анатолий Филиппович (книги хорошего качества txt) 📗
— Ну вот, — генерал, обернувшись, сказал адъютанту: — Запиши для памяти… А генералу Иловайскому передать, чтобы и дальше действовал так же.
Подскакал Строганов:
— Ваше превосходительство, там колонна неприятельская. Я решил атаковать!
Они поспешили к опушке. Щурясь, Матвей Иванович всмотрелся вдаль. Наметанным глазом определил, что двигавшаяся колонна не что иное, как обоз, однако же вызвало сомнение, что было при нем немалое количество охраны.
— Сам поведешь полки или мне возглавить дело?
— Дозвольте мне. Все сделаю в самый аккурат.
Стоя в отдалении и наблюдая в зрительную трубу, Платов видел, как казаки врубились в колонну и там началась схватка.
«Вот те и обоз!» — подумал он и поскакал туда. В хаосе звуков уловил женские визги. «Неужто бабы? Откуда ж они?» Но сомневаться не приходилось: женские голоса слышались все отчетливей.
— Никак у Наполеона бабий полк, — высказался кто-то. Тогда нам не сдобровать…
Творилось невообразимое. Одни казаки бились верхом, другие продолжали схватку спешившись, третьи, забравшись в повозки, шурудили в них, и из повозок летели ящики, тюки, узлы, тряпье.
Командира полка не было видно: он рубился вместе с казаками. И Матвеем Ивановичем овладело непонятное недовольство. Когда через четверть часа подъехал разгоряченный, в поту, Строганов, генерал спросил:
— Ну, сказывай, что к чему?
— Обоз взяли, ваше превосходительство. Охраны при нем тьма: не иначе как полк.
— Откуда ж тебе знать, когда ты ни черта не видел? Ты кто? Командир полка или урядник? Твое дело наблюдать и управлять сражением!
— Так вы тоже…
— Что я тоже? Рублюсь? Ты это хотел сказать? А что же мне — стоять в стороне? Ноя когда рублюсь, то все едино зрю за всеми.
Привели французского полковника, стали допрашивать: кто таков и что за обоз?
— Я комендант Гутштадта полковник Мурга. А обоз самого маршала Нея. В обозе — канцелярия маршала, его секретари, казна и гардероб. И жены генералов тоже здесь, а с ними прислуга.
— Вот уж с бабами никогда не воевал. Отпустить их! И немедленно! — приказал атаман. И обратился к французу: — Кто такой Ней? Что за начальник?
— Ней — маршал Наполеона, очень храбрый и преданный императору.
— Он кто же, кавалерист?
— Кавалерист. Во всех сражениях был с императором.
— Молод ли?
— С императором одного года. Тридцать восемь зимой исполнилось.
«Тридцать восемь, — отметил про себя Матвей Иванович. — А мне скоро пятьдесят шесть».
— Ладно. Будем и Нея бить. Кстати, Строганов, сколько-то в плен взято?
— Сорок шесть обер-офицеров и четыреста девяносто нижних чинов. Остальных порубали. Тех, кто сопротивлялся.
29 мая произошла схватка с кавалерией Нея у местечка Гельсберг. Первыми тогда вступили в бой полки Багратиона. Видя, как французы бросились в штыки, Платов послал на подмогу казаков Иловайского.
— С фронта не нападай! — предупредил генерала. — Зайди за этот лесок и уж оттуда ломись.
Однако выполнить задуманное не удалось. Едва казачья лава вынеслась из лесу, как на нее обрушилась французская кавалерия. И числом поболее.
К Платову прискакал адъютант Багратиона.
— Ваше превосходительство! Князь просит поддержки! Требует вмешаться в дело!
— Передай князю, что Платов все видит и не оставит полки в беде.
Признаться, ему не хотелось бросать в сражение атаманский полк. Это его резерв. Все ожидал, что вот-вот подойдет Денисов со своими тремя полками. Двух гонцов за ними посылал: и ни их, ни Денисова. Тот словно провалился! «Ну, Андриан, погоди!» — негодовал атаман. Послал третьего, приказав строго-настрого генерала найти и вызвать сюда.
Денисов между тем уже шел после схватки на соединение, и последний гонец встретил его на полпути. Узнав у казака обстановку, генерал свернул с дороги.
— Ваше превосходительство, кажись, не туда мы едем. Нужно левей.
Денисов подоспел в самый последний момент, когда Платов послал в дело атаманский полк, и его стали теснить подошедшие французские полки. Вот тут-то и решили дело денисовцы.
И только ввязались, как из леса показались французские кирасиры. День был ясный, светило солнце, и всадники сверкали: на каждом стальные латы, на голове шлемы. Такого неприятеля казаки еще не видывали.
А те с неумолимой решительностью приближались на сильных тяжелых конях.
— Латники! Латники! — разнеслись крики. — Бей их, донцы-молодцы! Кроши!
Иван Тропин служил вместе с отцом, Семеном Гавриловым Тропиным. Сын хотя и имел чин урядника, но в ратных делах учился у отца.
— Держись в седле крепче! — крикнул ему отец, выбрасывая вперед пику, и повернул коня на кирасира.
Иван тоже помчался с пикой, намереваясь сбить ею всадника. Направив острие прямо в грудь, ударил, но наконечник скользнул. В следующий миг Иван увидел над головой занесенный палаш. Подставил саблю, едва вывернулся, чуть не упал с седла.
Казаки пытались бить закованных в латы всадников пиками, но безрезультатно. Тропин-старший, нацелившись, ударил одного пикой в голову. Сделал это с такой силой, что голова вместе со шлемом отлетела напрочь, ударил фонтан крови.
— Братцы! Сбивай с их колпаки! — закричал он товарищам. — По шишакам бей! Вот та-ак! — И нацелился на второго.
— По ши-ишака-ам бей! — понеслось над полем. — Лупи-и по шашака-а-ам!
Нащупали казаки слабое место кирасир и начали их ссаживать с коней. Ивану удалось сбить двоих, Семену Гавриловичу — трех. Распалясь, отец действовал с удивительной ловкостью и сноровкой. Он кричал что-то и тут же бил насаженным на древко стальным наконечником в голову всадника.
Несдобровать бы французам, да подоспели на подмогу драгуны, и казаки отступили.
Иван Тропин бросился искать отца.
— Тро-опин! — кричал он во весь голос. — Тро-опин! Ба-тя-ня-я! — И бросался от одной сотни к другой. — Батяню мово не видали? Тропика Семена Гаврилыча.
— Схватили твово отца французы, — сообщил кто-то. — Схватили и уволокли.
— Куды уволокли? Не может того быть!
Проезжая мимо, Платов услышал этот разговор. Нахмурил брови, дернул плечом. Приказал урядника подозвать.
— Что, казак, проворонил отца?
— Дык, в схватке рази узришь?.. Гурт на гурт сошелся…
— Отца и в гурту должен видеть. Отец один, стало быть, глаза с него не спускай: одним зри на неприятеля, а вторым — на отца. Эх, казак! А еще урядник…
— Ваше превосходительство, дозвольте ошибку справить… Только прикажите.
— Справляй, если сумеешь.
К вечеру сражение затихло, и Матвей Иванович со своей свитой расположился неподалеку от бивуаков Денисова. Тот, зная слабость атамана к донскому вину, приказал нацедить из своих скрытых запасов цимлянского. Застолье подходило к концу, когда один из офицеров доложил Матвею Ивановичу:
— Какой-то казак просит принять его. Говорит, что очень нужно.
— Коль нужно, пусть войдет.
Казак приблизился, лихо щелкнул каблуками, вскинул к папахе руку:
— Дозвольте доложить: приказ ваш выполнил и ошибку справил!
— Какой приказ? Какую ошибку? — Матвей Иванович приподнялся, вглядываясь в вошедшего.
— Это урядник Тропин, что отца в сражении потерял, — подал голос Денисов.
— Высвободил отца из плена? Ну-ка, сказывай, что и как.
— Сказывать-то нечего. Пустил я коня к лесу, а от него метнулся к дороге, что ведет к городу. Думаю, непременно батяню там поведут. И точно: смотрю, два француза гонят пешего. Присмотрелся: отец! Э, думаю, была не была! Наскочил на драгун: одного из пистолета, а второго пикой ссадил. Отец на лошадь, а я другую под уздцы. Все сделал в аккурат.
— А отец где?
— Где же быть? Тута.
— Зови его.
Вошел отец, коренастый, чернявый, с заросшим лицом. Сын-урядник стал в полшага позади.
— Какой станицы?
— Казак Семен Тропин, станицы Пятиизбянской!
Матвей Иванович поднялся из-за стола.
— Спасибо, донцы, за службу верную и лихость. — Глаза его горели, лицо сияло. — Перво-наперво спасибо, Семен Гаврилов, тебе. Не потому, что избежал плена, а за то, что вырастил такого сына.
