Атаман Платов - Корольченко Анатолий Филиппович (книги хорошего качества txt) 📗
Потеряв почти весь брошенный в преследование русских корпус, Наполеон дал команду на отход к реке Пассарге. Казачьи полки немедленно бросились за ними, и 7 февраля ворвались в Прейсиш-Эйлау.
Вечером, докладывая Наполеону о дневных событиях, Бертье упомянул о казачьих налетах и протянул донесение о потерях.
— Опять казаки? — вскипел Наполеон и посмотрел на Бертье тяжелым взглядом.
— Они самые, ваше величество.
Тонкие губы императора скривились, пальцы сжались в кулак.
— Дьявол бы взял их! — Он разорвал смятый лист и швырнул под ноги. — Это не люди! Это посрамление рода человеческого! Они не соблюдают никаких военных правил!
На берегах Лавы
Все же русской армии пришлось отойти от Прейсиш-Эйлау к реке Лава и там закрепиться. Французы оставались на западном берегу, не осмеливаясь наступать, да и сделать это было почти невозможно. Снег занес все дороги и продолжал идти, образуя сугробы. Часто с Балтики налетал острый, обжигающий ветер, и тогда все тонуло в снежном вихре, деревья от мороза скрипели, и казалось, зиме не будет конца.
А потом наступила оттепель, и пошли дожди. Вода залила низины, сделала их непроходимыми. Река и каналы еще не вскрылись, и по ним двигались с опаской: лед предательски трещал и не раз обламывался под тяжестью смельчаков.
Войска остановились, но казаки продолжали действовать. Они забирались в глубокий тыл неприятеля, нападали там, где их совсем не ждали.
В конце мая половодье пошло на убыль, и армии зашевелились.
В ночь на 24 мая 1807 года казачьи отряды Платова сосредоточились в лесу, неподалеку от реки. Из предписания Платову стало известно, что Наполеон замыслил в ближайшие дни начать наступать, а прежде того соединить два разрозненных корпуса. Лазутчики даже донесли, что французские полки уже начали движение: корпус маршала Даву — с юга, через Алленштейн, а маршала Нея — с запада, через Гутштадт.
Русское командование решило упредить сей неприятельский замысел и внезапно переправить через Лаву целый корпус генерала Багратиона с казачьими полками Платова впереди.
Штаб атамана расположился в затерявшейся мызе с кирпичным домом и островерхой крышей. Когда сгустились сумерки, в доме собрались командиры отрядов и полков, чтобы выслушать последнее напутствие начальника. Они теснились у стола, на котором лежал лист плотной бумаги с вычерченным планом предстоящего дела.
Горели свечи в медных шандалах, и свет падал на бумагу и склоненного над ней Матвея Ивановича.
Атаман представил место переправы: по обе стороны к реке подступал лес, на опушке — неприятельские позиции.
Накануне Платов с командирами отрядов был у переправы. Не у самой реки, а в лесу. Река разлилась, в мутном потоке плыли коряги и слышался ровный гул, какой издает тугой стремительный поток.
Там он и определил, кто первый должен переправляться, чтобы на противоположном берегу оттеснить от реки неприятеля. Рискованной чести удостоился отряд Иловайского.
Конечно, Матвей Иванович мог поручить дело и генералу Денисову.
Когда-то Андриан Денисов, молодой войсковой старшина, прибыл в Чугуев формировать казачий полк. Понравился он Матвею Ивановичу серьезностью, исполнительностью. А потом и в сражении отличился: и при штурме Измаила, и в польской кампании, а в далеком Итальянском походе заслужил уважение самого Суворова.
Так и подмывало Матвея Ивановича назначить для верности в авангард Денисова, однако решил по-иному. Негоже Иловайского держать в тени. Пусть и он проявит себя. Но предупредил:
— Смотри, Николай Васильевич, не подведи. Если не потянешь, скажи сразу. Пошлю Андриана Карповича. Он на такие дела горазд.
В противоположность спокойному Денисову Иловайский горяч, вспыхивает, будто порох. Он сухой, как жердь, лицо обросло густыми бакенбардами.
— Дозвольте мне. Умру, но своего добьюсь, — заверил Иловайский.
Размышления Матвея Ивановича прервал бородатый Денисов:
— Все в сборе, ваше превосходительство. — И многозначительно посмотрел на часы.
Платов отодвинул от себя лист, поднялся: высокий, грузный, с мешками под глазами.
— Выступать будем в полночь. Опозданий не допускать. Первым к переправе выходит ваш отряд, генерал Иловайский. На заре — и не часом позже — должны быть у реки! Там не топтаться! Подошел — и вперед! Если что — домысливай сам, но только не мешкай! — Матвей Иванович говорил с напористой мягкостью, в которой чувствовалась непреклонная воля. — Переправившись, не задерживаться! Гони и преследуй неприятеля, однако ж от своего направления не уклоняйся! Вперед на Алленштейн и к мосту, что за ним. Главное, не дать французам перебраться через реку!
Слушая, Иловайский слегка кивал головой, как бы говоря: сделаю, непременно исполню, не извольте беспокоиться.
Потом Платов поставил задачу полковнику Строганову, возглавлявшему центральный отряд. Указал, что главная цель отряда — захватить район, где должны соединиться французские корпуса. Матвей Иванович не стал распространяться в объяснении, потому что с отрядом Строганова должен был находиться сам и мог при необходимости подсказать командиру нужное.
Не столько много Платов говорил и с Денисовым. Указал лишь, чтобы от реки тот шел с отрядом из трех полков к Гутштадту, навстречу Нею и сделал бы так, чтобы войска французского маршала задержать, пока не перейдет реку корпус князя Багратиона. В случае схватки без промедления должен сообщить ему об этом, а уж он решит, что делать далее.
У реки все произошло так, как говорил Платов. Едва из леса выехал разведывательный дозор, посланный генералом Иловайским, как с противоположной стороны захлопали выстрелы. А потом громыхнуло орудие, и ядро взорвалось у реки, перед дозором. Дико заржал раненый конь, взвился на дыбы, сбросил седока. Подхватив раненого товарища, казаки отступили. Одна из сотен спешилась, открыла из ружей огонь.
Генерал Иловайский видел все происходившее. Собрал сотенных начальников:
— Теперь атаковать всем разом. Делайте, как я!
Хлестнув коня, он бросился к реке. Какие-то секунды скакал один, потом из лесу вынеслась лава всадников, и река вспенилась от нее.
Вскоре казаки уже были на противоположном берегу.
С гиком, блеском сабель, мокрые с ног до головы, мчались они на позицию французов.
Через четверть часа схватка кончилась. Началась переправа. Вслед за отрядом Иловайского стал переправляться атаманский полк Строганова. На противоположном берегу Матвей Иванович увидел капитана Мельникова, командира полка из отряда Иловайского.
— А ты почему замешкался, капитан?
— Был связан перестрелкой…
Генерал мысленно прикинул, что коль удачно идут дела у Иловайского, то нелишне полк Мельникова оставить при себе.
— Пошлите связного к Николаю Васильевичу, доложите: полк остается в моем резерве. Пусть действует наличными силами…
А отряд генерала Денисова, преодолев реку, словно спущенная стрела, устремился к Гутштадту.
Теперь полки растекались от переправы, напоминая гигантский веер. Веер разрастался, тесня неприятеля от реки и давая возможность пионерской [10] команде установить для переправы понтоны.
Верные своей тактике, казаки продвигались не по дорогам, а тропами. Скрываясь в лощинах и перелесках, отряд полковника Строганова вышел к небольшому поселку. Вдали по дороге от Гутштадта тянулась колонна. Вперемежку с повозками и экипажами ехали верховые, группами и в одиночку шли солдаты. Полковник хотел было с ходу атаковать, но не решился. Поскакал к атаману.
Матвей Иванович находился в лощине. С ним десятка два офицеров и казаков. Сам он выслушивал прибывшего от Иловайского верхового.
— Где отряд? — генерал преобразился: голос звенел, глаза молодо блестели, папаха сбита со лба.
— Под городом, тем… Лен… штайном! Вроде бы…
— Не вроде бы, а точно нужно. Чего же добились?
— Это зараз скажу. Запомнил точно. В плен взяли, стало быть, двух офицеров и шесть унтеров, а прочих — полторы сотни. И столько же, сказывал генерал, посекли.
