Атаман Платов - Корольченко Анатолий Филиппович (книги хорошего качества txt) 📗
— Мы будем бить Бонапарта там, на высоте, — указывал он на возвышенность за городом.
Всю ночь на высотах слышались голоса артиллеристов, устанавливавших орудия, скрип повозок. Войска готовились к решающему сражению. Позади них, всего в тридцати верстах, находилась важная крепость Кенигсберг, к которой никак нельзя было допустить врага.
Русская армия расположилась на широком фронте в плотных строях с сильными резервами. На правом крыле — корпус генерала Тучкова, в центре — Сакена, на левом, южном крыле — Остермана. Южнее этого крыла, в местечке Серпалан, находился отряд Багговута. Все отряды имели сильные артиллерийские батареи.
Генерал Платов расположил казачьи полки за боевыми порядками пехоты: четыре — за левым крылом, два — за правым и еще два — в центре.
Наступил рассвет, тяжелый и тревожный. По-прежнему сыпал снег, дул ветер, мороз усилился. Усталость валила с ног: многие за всю ночь не сомкнули глаз. Но солдаты знали, что с утра начнется сражение, и сознание этого заставляло их действовать, забыв об усталости…
И вот забили дробь барабаны, прокатились из конца в конец необозримого строя команды, ожили заснеженные склоны высот, и замерли в строю люди, ожидая вражеской атаки. Семьдесят тысяч человек приготовились к сражению.
У французов столько же. Они торопятся вначале сбить русских ударами с флангов, прежде чем подойдет семитысячный корпус Лестока, а потом уже без труда разделаться с пруссаками.
Первая неприятельская атака предпринята на левое крыло русских. Здесь наступал корпус маршала Даву. Задача его — опрокинуть противника и, обходя его фланг, зайти в тыл, отрезая путь отхода к границам России. А маршал Ней должен обойти правый фланг и не допустить подхода Лестока. Если лихой Ней добьется этого, то русским отрезан путь к Кенигсбергу.
Маршал Ожеро своими действиями скует силу русских в центре.
Наблюдавший за неприятелем генерал Сакен, чья пехота должна была принять удар французов, поглядел на Платова:
— Навались на них всеми полками, Матвей Иванович, да смети под корень эту нечисть.
— Непременно так и поступлю. Только на это достаточно и двух полков. — Он обернулся, подозвал адъютантов. — Скачите, голуби, к войсковым старшинам Ефремову да Грекову. Пусть немедля атакуют пехоту. А вы уж, генерал, французскую кавалерию возьмите на себя, мушкетами да пушками подавите.
Через четверть часа загромыхали орудия батареи Сиверса, ударили из мушкетов стрелки. Огонь был открыт разом, когда французы приблизились настолько, что можно было поражать их картечью.
Одновременно слева казаки двух полков атаковали французскую пехоту.
— Аи да молодцы-донцы! Так им! Так этим французишкам! — восклицал Матвей Иванович, наблюдая в подзорную трубу, как казаки, врезавшись в дрогнувший строй неприятеля, рубили направо и налево.
Покрытое снегом поле разом потемнело, на нем виднелись недвижимые и ползущие фигуры и убегающие в беспорядке к лесу солдаты в незнакомой форме.
Утро было морозное. Но генерал не замечал холода, даже наоборот, ему было жарко, и он сдвинул с потного лба залихватски заломленную по-казачьи папаху.
Между тем повалил снег, усилился ветер. И было полной неожиданностью, когда из этой белой круговерти, будто призраки, выплыли плотные колонны французской гвардии.
Наполеоновская гвардия была цветом французской армии. Ее обычно вводили в дело в самый решающий момент, на главных направлениях. На этот раз она атаковала центр боевого порядка русских.
В нескольких местах гвардейцам удалось ворваться на позиции, но когда, казалось, успех был достигнут, обороняющиеся бросились на неприятеля в штыки. Пальба орудий, ружейные выстрелы, крики и стоны, вой ветра — все смешалось.
Один французский эскадрон прорвался в глубь нашей обороны, поражая ударами палашей все живое.
Но уже к расположенному в центре казачьему полку Киселева мчался порученец Платова:
— В атаку, марш-марш! — кричал он еще издали, передавая командиру приказ атамана.
— В атаку, марш-марш! — скомандовал старшина и первым бросился на французских кавалеристов…
Как стойко ни бились русские солдаты, но силы врага превосходили, и их медленно теснили с позиций.
На помощь пришли артиллеристы. Двадцатитрехлетний генерал Кутайсов, командовавший артиллерией правого крыла, увидев опасность на левом фланге, не теряя времени приказал перебросить три батареи на угрожаемое направление. Тридцать шесть орудий ударили по врагу. Французы рвались вперед, порой подступали к самим орудиям, но картечь косила их боевые цепи. А когда неприятелю удавалось пробиться к артиллерии, в ход шли штыки, приклады, банники…
В том большом и кровопролитном сражении Наполеон вплотную столкнулся с казачьей конницей. Ранее он слышал о казаках и предводителе их атамане Платове. «О-о, казаки — это сила! Это — осы, которые жалят наповал», — говорили ему. Но он не очень верил.
Наполеон наблюдал за сражением с возвышенности, где находилось кладбище. На его плечах тяжелая шуба, на лоб надвинута треуголка, лицо каменное. Вездесущие адъютанты вырастали перед ними, докладывали и уносились к боевой линии, чтобы передать его волю.
— Император! Корпус Ожеро разбит! — прискакал адъютант. — Он сбился с дороги и напоролся на русскую батарею. Они ударили разом, все семьдесят орудий. Картечью! В упор! Маршал Ожеро ранен, погибли дивизионные генералы Дежарден и Геделе. Потом русские бросились на нас в штыки. Мы дрались врукопашную у самых орудий… Знамена потеряны.
Вырос новый адъютант, от гвардии:
— Мой император! Гвардия прорвалась сквозь строй русских, опрокинула их, но подоспела русская конница и эти казаки. Мы отступили. Погиб начальник кирасирской дивизии Гопульт, командир гвардейских егерей Дельман, ваш генерал-адъютант Корбино…
Вблизи кладбища вдруг вспыхнула ружейная пальба, донеслись крики. В снежной мути обозначились всадники, высокие шапки, пики.
— Казаки! Казаки! — послышались из свиты голоса. Всадники, как призраки, проносились совсем близко от Наполеона. За ними бежали с ружьями солдаты.
— Мой император, — появился Ожеро, — я остался без войск, все они там.
— Подите, маршал, прочь…
В тот день французская армия потеряла двадцать пять тысяч солдат. Потери русских были такими же. Но ночью русская армия неожиданно отступила к Кенигсбергу. Узнав об этом, Наполеон был шокирован: ведь он сам готов был это сделать.
— Богом суждено назвать меня победителем. Беннигсен опередил меня! — воскликнул он.
В преследование Наполеон направил лишь один корпус — герцога Бергского. Вся же армия не в состоянии была тронуться с места. Словно истерзанный зверь, она осталась у Прейсиш-Эйлау, залечивать раны.
Отход русских войск прикрывал арьергард, который возглавил Платов. Умело отражали казачьи полки все неприятельские попытки прорваться к главным силам. И не только отражали, но и наносили врагу чувствительный урон, завершавшийся чаще всего уничтожением и пленением неприятеля.
31 января отряженный из полков Андронова и Сысоева отряд в две сотни казаков напал близ селения Будбуждорф на неприятельский эскадрон и полностью уничтожил его.
На следующий день полк Андронова нанес поражение трем вражеским эскадронам, а еще три рассеял. Два других полка — Грекова и Ефремова — схватились с неприятельским конным отрядом, возглавляемым генералом. Генералу чудом удалось избежать пленения.
2 февраля полки Сысоева и Андронова выбили неприятеля с большими для него потерями из селения Фридрихштейн.
На следующий день большой отряд из двенадцати эскадронов кавалерии под командованием генерала Тилье пытался прорваться к главным силам русских. Враг был уничтожен полностью. При этом взято в плен одиннадцать офицеров и около ста восьмидесяти рядовых.
5 февраля главнокомандующий русской армией направил Платову письмо. Он писал: «Прибытие Вашего превосходительства в армию есть истинная гибель наших неприятелей; я не успеваю благодарить Вас за хорошие известия, которые Вы мне сообщаете; продолжайте поражать общего врага, заставьте его бдеть день и ночь о своем спасении, и совсем тем не избегнуть гибели своей полками Вашими».
