Противостояние - Витич Райдо (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Спорщики смолкли, развернулись к капитану, вслушиваясь в слова песни.
Осипова голову опустила, закурила опять, чувствуя себя лишней. Она понимала, что
Николай поет не о ней и не для нее, и было оттого невыносимо больно. Чтобы она
не делала, меж ними всегда, как монолитная стена, стоял образ этой незнакомой
ненужной мертвой женщины. Мила бы поняла, будь она живая, но погибшая? Как с
такими спорить? Как отодвигать? Как выгонять из души и сердца?
Струны гитары смолкли, Николай замер, глядя перед собой. Ему виделась Лена,
смущенно, в тайне поглядывающая на него на перроне Московского вокзала. Синева
ее наивных, чистых глаз, пушистые ресницы, губы нежные, по-детски пухлые.
— Чьи стихи? — спросил Ефим и Николай очнулся, только понял, что невольно
улыбается. Посерьезнел:
— Есенин.
— Так он же запрещен, — бросила Осипова.
— Да? Но я же его не читаю, а пою. И музыка не моя — курсант один, еще в
академии, пел. Мне понравилось, запомнил.
Убрал гитару. Подошел к столу, допил свою порцию и закурил, глядя в открытую
дверь из землянки.
— Знаешь, Мила, нельзя мерить всех одним аршином. Женщины бывают разные, и
мужчины бывают разные. Как люди — все мы отличны, неодинаковы.
— Тебе идеал попался? — не скрыла своего раздражения и злости лейтенант.
Коля развернулся к ней, прислонился к косяку плечом, и, помолчав, ответил:
— Нет.
Он не мог ей доступно растолковать то, что и сам-то не понимал.
Странно все было. И отношение к Лене странное. Его привязанность к ней была выше
понимания, выше любой попытки найти причину и следствие. Да и была ли это
привязанность? Там, тогда не думалось, после отодвигалось, а сейчас вдруг со
всей ясностью пришло одно, единственное объяснение — любовь.
Наверное, только это могло объяснить, почему Лена будто вросла в него корнями, и
живет в его душе каждый день, каждый час. Наверное, только так можно было понято
то, что образ девушки не мерк, не уходил. Да он и помыслить не мог ее забыть.
Это было равносильно перестать дышать.
— Я люблю ее, — сказал.
Вышло просто и обыденно, а в душе было так не просто и так необычно. И было
безумно жаль, что эти простые и ясные слова он не смог сказать живой и уже не
сможет.
Если б тот молодой, амбициозный лейтенант был немного умней на деле, а не в
своем воображении…
— Но она мертва! — закричала женщина, понимая, что он жестоко и окончательно
лишает ее всякой надежды, не просто вычеркивает и отталкивает — уничтожает,
давит, как сапогом гусеницу, причем, не замечая, что Мила совсем не она.
— Не для меня, — бросил Санин и отвернулся от Осиповой. Вновь уставился в
дверной проем.
Тихо стало. Мужчины переглянулись и, кивнув Николаю ушли, а Мила так и осталась
сидеть будто приморозило — потерянная, расстроенная и растерянная.
— Так не бывает. Ты все равно забудешь ее, — прошептала, уверяя скорее себя.
Санин не стал спорить о том, чего не знает:
— Может быть.
А это уже была надежда.
Женщина приободрилась. Встала напротив него, руки на груди сложила:
— Я готова ждать. Я готова забыть гордость и признаться тебе, что давно, как
только увидела тебя, люблю…
— Не надо, — отбросил щелчком окурок капитан.
— Что не надо? — нахмурилась Осипова.
— Ни любить, ни гордость забывать.
У Милы руки опустились:
— Почему ты такой трудный?
— Обычный. Просто мы разные с тобой. Абсолютно.
— Ну и что?
— Ничего.
Действительно — ничего — ни в глубь, ни вширь.
Коля оглядел ее — красивая, но чужая.
— Тебе пора.
— Проводишь?
Мужчина улыбнулся, пряча взгляд — хорошая уловка, но глупая — ничего не значащая.
Связисты жили буквально в двух шагах от штаба.
— Почему нет?
Вышли на свежий воздух и заметили переминающегося у березки бойца. Молоденький,
максимум шестнадцать лет:
— Уберешься там, Миша, хорошо? Если из штаба свяжутся, позовешь. Я здесь.
Паренек кивнул и пошел в землянку, а Мила посмотрела на капитана:
— Ординарец?
— Да. Мальчишка совсем. Прибился к Ефиму и не уходил. Убьют, жалко. Вот я и
взял его к себе.
— Жалостливый ты. Мальчика пожалел, а меня? Неужели ничуть?
Коля молчал, посчитав вопрос риторическим.
— Тяжелый ты человек, капитан, — сказала понуро. Повернулась к нему у избы,
где связисты располагались и девочки из санбата отдыхали. — А скажи мне, какая
она? — спросила вдруг.
Коля задумчиво посмотрел в темноту и пожал плачами: не объяснить не в двух
словах, ни в десяти. Но даже если сподобится, это будет что-то значить только
для него.
— Может, ты ее себе выдумал? — прошептала, потянувшись к нему, словно
надеялась — так и есть. Все это бравада, а любит он ее, и сейчас обнимет,
поцелует.
— Спасибо за вечер. Спокойной ночи, — сказал Николай и пошел к себе.
Мила ревела навзрыд, мяла и била кулаками подушку.
Клава, сменщица Осиповой, Света и Аня, медсестры, сидели как три матрешки и
смотрели на истерику подруги, не зная, что делать.
— Может, капель каких? — шепотом спросила Клава.
Света уверенно мотнула головой — не поможет.
— По щекам нахлопать, — предложила Аня.
— Она тебе нахлопает, — бросила Мятникова и решительно встала, взяла кружку,
почерпнула воды из ведра. Подошла и вылила ее на подругу. Осипову подкинуло. Она
с минуту таращилась на Свету, беззвучно открывая рот. И сникла, оттерла лицо,
всхлипнула.
— Санин? — спросила девушка.
Мила кивнула. Минута и опять слезы из глаз брызнули:
— Не могу без него! Всю душу выел! Ну, чем я плоха? Ну, скажи, что не так?
— Все так, — переглянулись девушки.
