Короли Альбиона - Рэтбоун Джулиан (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
Одно лишь слово достигает моего слуха:
— Альбион!
Я молчу, только теснее прижимаюсь к нему, но он догадывается, что я хотела бы задать вопрос. Он приподнимает мою голову так, что я касаюсь виском ямочки у него на шее.
— Альбион, — повторяет он, наклоняясь ко мне, водя губами и языком по моему уху. — Альбион, наконец-то я обрел тебя!
На миг мне почудилось, что он говорит со мной, обо мне, что он дал мне ласковое прозвище, но, подняв глаза, я убеждаюсь, что юноша не сводит взгляда с белых скал.
— Однажды я стану королем! — восклицает он. — Королем этой земли!
И он сжал мои груди так, что я чуть не вскрикнула.
Экипаж принимается готовить корабль к швартовке, деревянные части судна скрипят, паруса плещут на ветру, в лицо нам со всей силы ударяет порыв ветра с дождем. Это избавляет меня от несколько стеснительного общения с лордом Марчем. Мы входим в гавань, она распахивается перед нами, точно хищная пасть, и смыкается вновь. Ингерлонд, Англия, Альбион.
Глава восемнадцатая
ЛОНДОН!
Нам не удалось высадиться в Дувре. Мы стояли на якоре в гавани, пока Марч вел переговоры с гражданами Дувра, якобы друзьями Невила и Йорка, однако достопочтенные купцы чересчур боялись навлечь на себя гнев короля (вернее, королевы), если откроется, что они оказали гостеприимство сторонникам Йорка или хотя бы позволили им сойти на берег. Поскольку все поддерживавшие Йорка были указом парламента объявлены вне закона, позволить нам высадиться значило совершить акт государственной измены, а за это им грозила смертная казнь и, хуже того, конфискация имущества. Старшины Дувра посоветовали нам плыть в Лондон, где купечество также держало сторону Йорка и лучше могло постоять за себя. Так мы и решили: пройти еще небольшой отрезок вдоль берега Ингерлонда, а затем по Темзе подняться до Лондона. На это путешествие у нас ушло еще два дня и одна ночь.
В Дувре таможенники осмотрели наш товар — мешки со специями и обложили его довольно чувствительным налогом, зато, получив от Марча (а по правде — от Харихары) золото, сделали вид, что не замечают маленьких мешочков с драгоценностями. На все мешки чиновники поставили печати, удостоверяющие, что налог уплачен, и вручили нам расписку. Теперь мы могли плыть в Лондон, не опасаясь, что нам примутся вновь докучать слуги короны.
В этот город-порт в глубине страны лучше всего прибывать по реке. Как только низко висящее солнце миновало зенит, начались долгие зимние сумерки. Мы медленно поднимаемся вверх по реке, и сумерки столь же медленно сгущаются. Нашему продвижению больше способствует прилив, нежели почти незаметный ветерок с северо-востока.
Любой берег кажется таинственным, когда смотришь на него с реки. Он то улыбается, то хмурится, то зовет к себе, то отпугивает, он щедр или подл, он добр или страшен, и он всегда молчит или тихо, почти беззвучно шепчет. Сойди на эту землю, познай ее. Тот берег, который мы видим сейчас, какой-то смутный, незавершенный, однообразно-угрюмый. За спиной у нас море и небо слились воедино, в залитое светом пространство, и кажется, будто паруса кораблей, плывущих вслед за нами на приливной волне, застыли треугольными, поднятыми вверх клочьями материи, которая понемногу окрашивается в красный цвет заката и резко проступает на фоне блестящих, полированных рей. По низкому берегу разливается легкая дымка, отлого уходя к самому морю. Впереди, в районе Грейвзенда, сгущается потемневший воздух, там повисла тьма, окутавшая величайший и знаменитейший город Ингерлонда.
Рядом со мной на передней палубе сидит юнга, двенадцатилетний мальчишка с изувеченной рукой — он сказал мне, что после падения с мачты в его первое плавание перелом неудачно сросся. У мальчишки темная, как у арабов, кожа, хотя на самом деле он уроженец Лондона, или, точнее, Дептфорда, деревушки под Лондоном, на южном берегу. Он рассказывает мне о каждом местечке, мимо которого мы проплываем.
Сперва мы едва различаем низкие и плоские берега, они еще слишком далеки от нас, но постепенно река сужается и начинает петлять, как делают все реки, нам попадается по пути все больше поселений Грейвзенд и Тильбюри, Гринхит и Перфлит, Теймсмид и Грикмут. Кораблей и лодок появляется все больше, или это кажется, поскольку здесь становится довольно тесно: мы видим и каравеллы, вроде нашей, некоторые прибыли из дальних мест, видим плоскодонки и рыбачьи лодки, плетенные из ивняка, большие рыбачьи суда с тянущимися за ними сетями, баржи и ялики.
Лорд Джим (это прозвище, а не имя, ведь на самом деле этот мальчишка вовсе не лорд) показывает мне людей, которые пробираются на деревянных подошвах по оставленной отливом отмели, — на излучине реки, на участке земли, существующем от отлива до прилива, они собирают устриц, гребешки и мидий, другие люди добывают водоросли в тех местах, где в нашу реку вливаются мелкие притоки, — эти водоросли они сушат и кроют ими крыши. Мы видели также ангары и эллинги для строительства лодок, видели мельницы, колеса которых вращает вода большой реки. Хотя давно наступила зима и на холмах у Вулвича и Гринвича лежал снег, всюду кипела жизнь, за исключением лишь оставшегося по левую руку от нас болота Багсби Марш, дурного, проклятого места, окруженного со всех сторон петлей реки. Из болота поднимался ядовитый газ, там мелькали зловещие голубые огоньки.
Внезапно мы погрузились в страшную, противоестественную тьму. Солнце, только что светившее прохладным, но все же достаточно ярким светом мне приходилось даже заслонять от него глаза, — превратилось в красный диск, плавающий в черноте.
— Что случилось? — спросила я, в уверенности, что наше прибытие отмечено солнечным затмением или иным небесным знамением.
— Ничего, — с удивлением ответил Лорд Джим.
— Но стало совсем темно, солнце почти исчезло.
— Это просто смог туман над городом. Зимой, особенно в морозные безветренные дни, этот туман окутывает все словно одеяло. Иногда бывает такой густой туман, что посреди дня даже руки своей не разглядишь.
Медленно-медленно мы огибали очередной остров, приближаясь к правому берегу. Остров казался довольно болотистым, однако его покрывали груды, можно сказать — горы отходов. Некоторые из них горели, добавляя свою струю дыма к поглотившему нас туману. Я почувствовала отвратительный, тошнотворный запах вонь гниющей и горящей плоти.
— Собачий остров, — пояснил Лорд Джим, прикладывая к уху ладонь, чтобы лучше слышать. Я тоже начала различать унылое тявканье и завыванье, а вскоре и разглядела в тумане тощие фигуры больных, обреченных на смерть животных — одни из них выползали на берег и лаяли на нас, другие рылись в грудах отходов.
Река вновь совершила поворот, а затем пару миль мы плыли прямо. Солнце заходило, поверхность воды, там, где она смыкалась с дымкой смога, окрасилась в красный цвет — неровно, брызгами и зигзагами, в зависимости от того, как свет падал на гребешки волн. Казалось, в бархатистую ткань воды вонзили кинжал и хлынула кровь. Справа сквозь дым и туман проступили четыре высокие башни, накрытые треугольными крышами из черной черепицы или свинца. Башни окружала крепостная стена, построенная на невысоком холме. За стенами к небесам поднимался тонкий, изящный шпиль большую часть дня мы видели этот шпиль на горизонте, а теперь приближались к нему.
— Лондонский Тауэр, — провозгласил Лорд Джим. — А это собор Святого Павла.
Настала пора бросать якорь на ночь. Капитан подвел судно к гавани на южном берегу, и Марч созвал нас всех к главной мачте.
— Сегодня мы ночуем на борту, — громко и решительно заявил он. — Ночью опасно ходить по городу без стражи, и уже поздно искать подходящую гостиницу. Утром поднимемся пораньше и решим, что делать дальше.
Солнце нырнуло за линию домов, видневшихся позади башен Тауэра, и наступила тьма. Единственным источником света был факел в руках одного из матросов, да тускло светились окна на том берегу реки — казалось, там больше огоньков, чем на небе. Река избавилась от багрянца, но теперь в цвет крови окрасился западный край неба.
