Короли Альбиона - Рэтбоун Джулиан (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗

Я люблю час отъезда, люблю час прибытия, а сегодня мы сможем насладиться и тем и другим, нам предстоит сегодня же высадиться в Дувре, где держат сторону Йорка, или, кто знает, быть может, нас нынче примет морская пучина.

Из всех проделанных нами морских путешествий это будет самым коротким, зато корабль куда больше прежних, трехмачтовик, похожий на огромную бочку, его раздувшиеся бока с трудом удерживают ободья и клепки. В гавани я насчитала еще несколько таких большегрузных судов — они называются «каравеллы» и предназначены для перевозки шерсти из Ингерлонда, а также угля и свинца, древесины, кое-каких изделий из железа и дешевой оловянной посуды, а обратно они везут меха и шелк, немецкие доспехи, французские вина и прочий ценный товар, которым купцы, подобные Али, торгуют по всему миру от Востока до Запада. Но больше всего вина — англичане есть англичане, — французского и немецкого вина.

Корпус корабля высоко нависает над причалом, и нам понадобились сходни длиной в восемь футов. Они довольно широкие, ограждены канатами, к продольным доскам основы для безопасности прибиты поперечные. Погонщики уже разгрузили мулов и снесли багаж вниз, сложили его в трюме, и наступил черед жеребца, которому Марч дал имя Генет. Генет отказывается ступить на сходни. На плечах жеребца выступил обильный пот, ветер срывает и уносит прочь клочья пены. Запрокинув голову, Генет закатил глаза так, что показались белки, заржал, затрубил точно боевая труба, поднялся на дыбы и забил копытами. Металлические подковы высекают искры из гранитной ограды набережной. Конь испускал запах докрасна раскаленного железа, точно рядом с нами ударила молния. Двое погонщиков с трудом удерживали его, жеребец ухитрился прихватить одного из них зубами за плечо, да так, что рекой хлынула кровь.

Тут Эдди Марч делает шаг вперед, лицо его потемнело от гнева. Он выхватывает у главного погонщика длинный хлыст, складывает его так, что конец бича обвивается вокруг рукояти, и принимается хлестать животное по морде и шее. Конь пятится назад, пригибая голову, он вроде бы готов сдаться, но, как только его пытаются вновь подвести к сходням, жеребец принимается бунтовать. В какой-то момент он чуть было не вырвался. Марч собирается снова пустить в ход хлыст, но мне жаль благородное животное, и я спешу заступиться.

— Дайте мне, — громко прошу я. — Я с ним справлюсь.

— Отойди, парень! Он тебя разжует и выплюнет. — Когда английский вельможа хочет поставить тебя на место и утвердить свое превосходство, он начинает говорить с ленцой, с эдакой оттяжечкой.

— Ничего подобного.

Я берусь за уздечку у самой головы коня, приподнимаюсь на цыпочки и шепчу, бормочу ласковые слова прямо ему в ухо. Конь польщен, он настораживает уши — еще, еще! Свободной рукой я глажу, ласкаю вздымающийся бок. Коротко подстриженная грива кажется гладкой, как шелк, но если вести рукой против роста волос, она покажется грубой, точно акулья кожа. Я наслаждаюсь прикосновением к влажной от пота коже, запахом сена в его дыхании, я заглядываю прямо в раздутые, розовые изнутри ноздри. Генет очень силен, его мощь, будто приливная волна, сотрясает своим напором мышцы и кожу коня, но потом, почувствовав мою ласку, он успокаивается, и эта волна отступает вглубь. Я представляю себе, как эта сила возвращается к своему источнику, к сердцу, легким, печени. Глаза его немного сужаются, белок уже не сверкает так отчаянно, под длинными пушистыми ресницами — о, если б и у меня были такие! — разливается агатовая чернота с примесью янтаря. Свободной рукой я нащупываю во внутреннем кармане три засахаренных орешка, я и забыла о них, подставляю открытую ладонь влажным, ищущим губам лошади. Теперь он мой навеки.

Я становлюсь у его левого плеча, чуть впереди. Склонив голову, Генет трется мордой о мое лицо. Я слегка ослабляю уздечку, и он сам ведет меня по сходням, а затем по палубе в стойло, приготовленное для него в трюме.

Только я закрыла низенькую дверцу стойла, как за спиной послышался грохот это Эдди Марч во всей красе своих доспехов. Он явно разозлился: еще бы — такой урок на глазах у всех. Он хватает меня за плечо рука у него крепкая и хватка что тиски кузнеца, — разворачивает спиной к себе, прижимая лицом и грудью к борту, и принимается задирать на мне сзади плащ и длинную тунику.

— Ты испортишь животное, если станешь с ним так обращаться, — рычит он. — Разве он понесет меня в бой, если не будет бояться меня больше, чем ядер и стрел?

— Если он полюбит тебя, он понесет тебя в ад и обратно, — с трудом выговорила я.

Я поднялась на палубу через пять минут после того, как Эдди покусился на мой зад. Экипаж уже трудился вовсю, поднимая на вершину мачты главный парус и разворачивая второй, треугольный, или латинский. Оба паруса надулись от ветра, сделались похожими на чрево беременной женщины беременной будущим. Я так и не поняла, догадался ли Марч, к какому полу я принадлежу. Может быть, догадался, но едва Марч вместо того отверстия, на которое он изначально польстился, вошел в другое, все тут же и закончилось. Наверное, виной тому сильное удивление, но вообще-то англичан не слишком занимает совокупление. Они и времени ему почти не уделяют, и удовольствия получают не больше, чем когда справляют малую нужду, — а то и меньше, судя по тому, сколько они дуют пива. Ладно, мы еще поглядим.

Наконец мы отплыли. Белые утесы позади, белые утесы впереди, и там и там они отмечают линию горизонта. Но вот ветер стихает, тучи замедляют свой бег, льнут, будто страстный любовник, к морю — море, как только мы вышли из гавани, сделалось серо-зеленым, тучи, пытаясь оплодотворить море, проливают на него то ли дождь, то ли туман, и каждая капелька, падающая мне на лицо и шею, колет ледяным жалом. Как я люблю внезапные перемены погоды! Даже не будь у меня никаких иных впечатлений от этой поездки, их одних хватило бы, чтобы окупить тяготы долгого путешествия. Я хотела бы скинуть с себя плащ и всю одежду, ступить нагой под этот дождь, пусть он щиплет и очищает мою кожу, пусть ласкает и щекочет меня. Моим ягодицам и бедрам пошел бы на пользу душ, неплохо бы смыть с себя памятку милорда Марча. Однако необходимо соблюдать осторожность, иначе я могу лишиться столь желанных мне впечатлений. Зато мое воображение ничем не ограничено и свободно устремляется в полет.

Наше судно плывет, покачиваясь, то приподымаясь, то опускаясь на волнах, зарывая нос и бушприт в буруны, а затем влага и пена прокатываются по передней и главной палубе — это напоминает мне слонов там, дома: они тоже погружают голову и хобот в воды Кришны и окатывают пенистой струей бока и спину. У меня слегка кружится голова, в животе какое-то неприятное ощущение но это тоже ощущение, часть жизни, единственная возможность понять, что ты и вправду жива. Над головой раздаются крики чаек, они повисают над самым парусом, а вон справа играет стайка дельфинов — играет, но вдруг бросается врассыпную, завидев парочку убийц в черно-белых масках.

Мне нужно все, все, что смогу впитать, почувствовать в каждый момент. Вот почему я оказалась здесь, вот зачем я отправилась в это путешествие — чтобы пережить самые сильные впечатления, какие только бывают на свете, и так пробудить обитающую во мне богиню. Я подымаюсь по ступенькам в кубрик, хватаясь за перила и канаты, подтягиваюсь вверх, подставляя лицо и верхнюю часть тела струям влаги. Дождь приятно щекочет шею, намокшая одежда облепляет грудь, живот и бедра, из-за спины дует ветер, тот самый ветер, что наполняет наши паруса. Я словно оседлала ветер, я мчусь вперед и там, впереди, уже различаю сквозь туман и дождь высокие белые утесы, гораздо выше и прекраснее тех, что мы оставили позади. Все ближе, ближе я вижу гнездовья чаек, я различаю их мяуканье сквозь грохот прибоя. И вот снова я чувствую, как его руки обнимают меня сзади, как он прижимается ко мне, заслоняя меня со спины от ветра, и вновь его упругий жезл касается моих ягодиц, такой же крепкий, такой же большой, мне кажется, как у его жеребца.

Широкие ладони крепко обхватывают мою талию, перемещаются вверх и немного вперед, надежно смыкаются каждая на своей груди. Я слышу удовлетворенный вздох теперь он точно знает, что я женщина.