Святослав - Скляренко Семен Дмитриевич (е книги .txt) 📗
Этот окрик, видимо, подействовал на Ангела. Микула услышал, что друг стал дышать ровнее, спокойнее. А в темноте нашла и сжала Микулину руку рука Ангела.
Так, держась за руки, они помолчали некоторое время: Ангел — лежа у стены, Микула — сидя на земле возле него. И хотя за Дунаем одна за другой сверкали зарницы, друзья, казалось, их не замечали, каждый погрузился в свою думу.
— Так, — промолвил напоследок Микула. — Ты сказал — конец. Нет, Ангел, не конец! А разве мало урона причинили мы ромеям? Верь, они едва не истекли кровью, и долго еще будут кровоточить их раны. Да и люди, сколько бы они ни жили, этого не забудут! Разве можно забыть?
При свете молний, сверкавших все чаще и чаще, они смотрели на стены Доростола, которые напоминали каменные глыбы, на широкую, необъятную гладь Дуная, где вырисовывались ряды людей, на воев, которые ходили вдоль берега и казались великанами.
— И тебя я никогда не забуду, — добавил Микула, вспоминая все дни, которые ему суждено было провести с Ангелом. — Разве можно это забыть? — закончил он, пожимая руку побратима.
Ангел в ответ только крепко-крепко стиснул руку Микуле.
— А ты тоже не забывай, — снова начал Микула. — Будет трудно — вспоминай меня, всех нас… Вот тебе и станет легче.
— О! — вырвалось тогда у Ангела. — Тебя и всех вас я никогда не забуду.
— Вот видишь! — Микула засмеялся. — Д ты говоришь — конец! Нет, лиха беда — начало. А конец еще далек, далек…
Он на минуту задумался, потом нерешительно промолвил:
— Вот я думал: что бы тебе оставить на память? Меч или щит — у тебя они есть, а мне еще пригодятся. Жаль, Ангел, ничего у меня нет… А впрочем, погоди, придумал…
Он порылся за пазухой и положил Ангелу в руку небольшую, но довольно тяжелую вещицу.
— Это Мокоша, — сурово промолвил Микула. — Добрая боги-' ня, богатая, она родит все на земле, оберегает человека и все живое. Помнишь, Ангел, я молился ей тогда, перед битвой? Она и помогла — тишина, мир… А теперь я дам ее тебе, пусть помогает.
— Но ведь это твоя богиня, — ответил Ангел.
— Я возвращаюсь домой, — возразил Микула, — там у меня много богов. Там они повсюду — там у меня жена, дочь, сын… Нам боги помогут. А Мокоша пусть тебе служит, хоть ты и веришь в Христа.
— Я верю в тех богов, которые мне помогают. Спасибо, Микула, я возьму Мокошу.
И он повесил оберегу Микулы себе на шею.
В это время к ним подошли вой. Пора было нести раненых. Микула помог отнести Ангела, сам уложил его в уголке одной из лодий, а прощаясь, склонился к нему и поцеловал.
Это была последняя лодия с ранеными болгарами. Микула стоял на берегу, а лодия уплывала все дальше и дальше.
Осень ходила над морем. Порой с запада еще подувал теплый ветерок, но его встречали с востока бури, быстро остывала вода. Взбесившиеся волны бороздили море, тяжелые свинцовые тучи низко висели над небосводом, время от времени проливаясь дождем.
Когда ветер дул с запада, вой стояли у ветрил, когда заходил с востока — садились на весла и вычерпывали воду. Стояли на острых носах, вглядываясь в темную даль, не отходили от кормил.
Их невзгоды разделял и князь Святослав. Он довольствовался, как и все, коротким ночным или дневным отдыхом, а остальное время проводил со своими людьми, смотрел на высокие волны, с шумом и ревом вздымавшиеся впереди и позади лодий, поглядывал на запад, где остались берега Дуная, и на серый, затянутый туманами восток. А когда становилось трудно, брался за весло или кормило.
Лодии не останавливались. Когда же волны стали вздыматься, как горы, князь день и другой советовался с воеводами: не лучше ли во избежание беды зайти в какой-либо лиман? Однако, взвесив все, решили пробиваться сквозь бурю и волны, чтобы быстрее войти в лукоморье и быть поближе к родной земле, к Днепру.
Но когда однажды утром вырвались они из пасмурных морских просторов и увидели излучину, страх запал в их души. Пески там уже покрыл иней, под лучами выглянувшего из-за туч солнца берега лежали ослепительно белые, холодные.
И все— таки они поплыли вверх по Днепру, чтобы добраться хотя бы до острова Григория, а там дать весть тиверцам и уличай, послать гонцов в Киев. И хоть зимой добраться в Киев!
Но чем дальше они поднимались по Днепру, тем гуще плыли и с шумом налетали одна на другую и выскакивали на берега льдины. Лодии затирало; порой, казалось, их зажмет со всех сторон, превратит в щепы. И дозор, которому Святослав белел идти впереди лодий вдоль берегов Днепра и смотреть, не притаился ли где враг, вдруг вернулся и сообщил, что ниже порогов по обе стороны видел в плавнях печенегов, которые, наверно, поджидают русских воев.
Задумался князь Святослав с воеводами. Весной и летом печенеги часто стоят над порогами в ожидании легкой добычи, но что делать им тут зимой, когда все вокруг засыпает снегом? Уж не подослал ли их кто?
Некоторые воеводы советовали князю:
— Оставим, княже, лодии здесь, сами купим коней у херсо-нитов и борзно двинемся в Киев…
— Не продадут нам коней херсониты, — ответил на это Святослав. — А коли и ехать борзно, то как повезем с собой наше добро?!
Князь говорил правду: надеяться, что херсониты продадут им лошадей, не приходилось. А если бы они и раздобыли коней, то как ехать? С неба валит снег, морозы крепчают с каждым днем, в поле ни проехать, ни пройти, у порогов и на каждом шагу их подстерегают печенеги.
Князь Святослав велел воям возвращаться к белым берегам, к лукоморью. Лучше уж стоять там, где есть хоть одиночные села, где, может, что-нибудь продадут херсониты, чем замерзнуть среди Днепра или погибнуть от кривой сабли печенега.
Это была лютая, холодная и голодная зима. В позднейшие времена летописец, упоминая о походе князя Святослава и об этой зиме, писал, что не было у них брашна, и быша глад ве-лий, по полгривныллатили за конскую голову. Сколько горя и мук, сколько смертей таится за этими скупыми словами!
Чтобы деревянные лодии не затер лед, князь велел вытащить их на кручи.
И вой, да и он сам несколько дней по пояс в ледяной воде тащили тяжелые лодии на берег, волочили на высокие кручи.
Некоторые лодии перевернули, чтобы в долгую зиму приютиться под ними, выкопали на берегу землянки — спасаться от ветров и мороза. Обошли вокруг берега, вырубая каждое деревцо, подбирая каждую щепку, чтобы хоть немного согреться зимой и сварить какую ни на есть похлебку. И когда наступила зима, здесь, на белых берегах, вырос целый стан, окруженный песчаными валами на случай, если посмеет напасть враг.
