Царевна Нефрет (Том II) - Масютин Василий Николаевич (книги хорошего качества .txt) 📗
В машине Райт взвесил все возможности. Не могла ли Нефрет подать признаки жизни в его отсутствие? Если человеческая воля может действовать на расстоянии, то это касается и времени. Между временем и пространством нет принципиальной разницы. Волевые усилия Райта в последние месяцы могли аккумулировать такое количество неведомой энергии, что она стала действовать сама по себе, силой своей потаенной динамики, не нуждаясь больше в первопричине, то есть его воле. Возможно, он совершил серьезную ошибку, не наблюдая тайком за Нефрет, когда она оставалась в одиночестве. Известно ведь, что самые таинственные явления умерших происходят именно в одиноких, заброшенных домах, когда люди покидают эти места, предоставляя мертвым полную свободу. Когда же в подобных местах появляются ученые или другие скептики, явления, как правило, прекращаются, словно сверхъестественные силы не желают раскрывать свои тайны, доступные лишь горстке избранных, способных проникнуть в законы потустороннего мира.
Райт весь взмок, его мысли метались, догоняя друг друга. В воображении он уже видел новую книгу, которая ошеломит всех его противников доселе невиданным материалом. Если даже такой толстокожий тип, как ни во что не верящий Шульц, слышал в музее шорохи, то нет сомнения…
Шульц ждал Райта у входа в большой коридор. Видно было, что сторож волновался.
— Где? в моем кабинете? — отрывисто спросил Райт.
— Да… но я не посмел…
— Очень хорошо. Дверь взломана? Вы осмотрели замок?
— Замок цел. Но внутри будто кто-то возится… Прошу меня извинить, время ночное, но… долг, господин профессор…
— Можете подождать в коридоре… Я не боюсь и войду один. Воры! Смешно!
Поворачивая в замке ключ, Райт не услышал никаких шорохов. Высоко поднял фонарик, осветил всю комнату. Все в порядке, все стоит на своих местах, письменный стол аккуратно прибран… саркофаг? Райт увидел, что Нефрет спокойно лежит в своем гробу, и это сразу его успокоило.
Он механически снял пальто и, как всегда, подошел к саркофагу.
Нефрет окружало необычное свечение. Бывали минуты, когда он видел ее такой в своем воображении, в одиночестве, в бессонные ночи, но никогда — наяву.
Отступил на шаг, словно не доверяя своим глазам. Ему и в голову не пришло зажечь свет. Он привык сидеть здесь в сумраке, размышляя о жизни и смерти. По спине пробежали мурашки, но он знал, что это не страх. Только легкий испуг, который он не мог подавить: страшила мысль, что он недостаточно владеет своими нервами и не может достоверно знать, не изменяет ли ему зрение при взгляде на неподвижные предметы. У него и раньше бывали видения, когда предметы оживали на глазах и он, как Фома неверующий, вынужден был подходить и прикасаться к ним, чтобы рассеять навязчивую иллюзию. Но если живые люди могут обладать всеми внешними признаками мертвых предметов, почему мертвые предметы не могут оживать?
Он машинально придвинул к гробу кресло. Фонарик оставался в левой руке и был направлен вниз, освещая пол. Так врач, помнящий всю картину болезни, садится у постели хорошо знакомого ему пациента и проверяет пульс.
Райт совершенно отчетливо почувствовал, что рука Нефрет стала теплой. Это могло быть, однако, тепло его собственной руки. Он сидел неподвижно. Казалось, ощущал двойной ток крови — своей и ее. Взволнованно закрыл глаза — словно вспоминал такие же ощущения, посещавшие его во время частых ночных сеансов, когда он напрасно пытался различить биение жизни в мягком, холодном и всегда неподвижном теле.
Задумчивость длилась недолго. Его глаза помимо воли открылись и он взглянул на Нефрет. Ее взор — удивительно глубокий в своем покое. Теперь эти глаза были другими… совсем другими. Судорожно сжал фонарик, осветил лицо, заигравшее новыми красками. Одно мгновение — и рука с фонариком упала, как если бы непроизвольное сокращение мышц не позволяло ее поднять.
Боялся выпустить фонарик и руку Нефрет. Так и сидел, не в силах пошевелиться. Поразила мысль, что в эту минуту воплощается в жизнь его вера. Он ни разу не изменил своей вере, но именно теперь его настигли сомнения: не ошибается ли он, не ошибался ли до сих пор?
Рука? — смешно. У Нефрет такие же руки, как у тысяч других женщин, пусть ни одна в ее возрасте не написала своей рукой подобных стихов. Но у нее есть то, чего нет ни у кого, живого или мертвого — сердце, что не умерло, хоть и не жило тысячи лет. Только благодаря этому сердцу она сохранила радость и покой, что жили в ней, когда она ходила по земле.
Райт продолжал судорожно сжимать в руке фонарик — как вор, которого здесь не было. Ему стало стыдно. Так мог представить себе происходящее в кабинете разве что наивный Шульц… Проверять бессмертную жизнь светом фонарика, даже светом самого солнца! — эта мысль показалась Райту святотатством. Он был осиян светом непоколебимой веры. Положил фонарик на стоявший рядом стул, ниже наклонил голову над гробом.
Он столько раз мечтал услышать биение сердца Нефрет, что ощутил бы его даже в развалинах великой пирамиды, в подземелье, без единого лучика света… О, теперь он слышит. Райт сдержал трепетный вздох. Не верил. Еще никогда так явственно не слышал, как бьется сердце Нефрет. Не только бьется — слышно дыхание ее тела.
Закрыл глаза, чуть не лишившись чувств. Страшно было думать, что его вера, его молитвы осуществились. Боялся спугнуть неловким движением переполнявшее его неизъяснимое блаженство. Склонился еще ниже и коснулся губами ее уст.
В тот же миг две длинные руки потянулись к его шее и обняли, словно увлекая вниз, в гроб.
Попытался высвободиться, встать, глянуть, крикнуть: — Нефр..! — и повалился в беспамятстве на пол.
Курт Ремер выбежал из-за ширмы на страшный замерший крик Райта и зажег лампу. Райт лежал вверх лицом, как мертвец. Рядом беспомощно стояла Жанна Бельмар. Актриса сделала патетический жест:
— Все твои шутки! А если он умер, тогда что?!
Курт только отмахнулся и выбежал в коридор:
— Господин Шульц! скорей! профессор упал в обморок, а может, что-то и похуже!.. Принесите воды… спирт, коньяк… я не знаю!
Сторож, сохраняя полное спокойствие, подошел к Райту и приложил ухо к его груди.
— Жив. Нужно положить мумию на место и прибраться, пока он не очнулся… — сказал шепотом Курту. — А госпожа… — обратился к Жанне.
— Тебе лучше будет исчезнуть, — сказал Курт. — Если придется вызывать врача и тебя здесь увидят… выйдет неприятная история. Как объяснить, откуда ты здесь взялась? Мы двое — другое дело. Господин Шульц, выпустите даму, а здесь управлюсь…
Курт, оставшись один, последовал совету старика. Прежде всего необходимо было навести порядок и расставить все по своим местам. Его больше беспокоил возможный скандал с полицией, которая заведет свои многочасовые допросы с протоколами, чем мысль о смерти Райта. Профессора уже несколько раз находили без сознания в кабинете и все давно свыклись с этими «нервными ударами».
«Если жив, то ничего с ним не случится, а если умер, нечего сразу звать врачей или полицию. Всему свое время», — приблизительно так рисовалось Курту положение дел со сценой, которую он сам же и поставил.
Курт поставил кресло на обычное место, присмотрелся, не видно ли где беспорядка, и стал ждать Шульца. Иногда он склонялся над Райтом и тут же снова выпрямлялся, точно был не в силах решить, выполнять ли ему обязанности милосердного самаритянина или добросовестного музейного ассистента.
Сторож вернулся с готовым планом действий, который тихо изложил, отведя Курта в сторонку:
— Положим мумию обратно и занесем профессора ко мне. А там посмотрим…
Райт не открыл глаза даже в освещенной комнате сторожа и лишь что-то невнятно бормотал.
— Живой, без сомнения. Надо позвонить жене профессора, пусть приедет за ним. Для нее такие истории не в новинку, — сказал Курт.
— А что мы ей скажем?
— Скажем, что вы услышали в кабинете крик, когда проходили по коридору… вы заподозрили неладное… телефонировали мне… когда мы вошли в кабинет, обнаружили его на полу без памяти.
