Даурия - Седых Константин Федорович (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Ламы, услышав этот разговор командира с бойцами, почувствовали себя смелее, и главный настоятель дацана, могучего телосложения бурят в очках, обратился к Удалову с просьбой разрешить отправить утреннее богослужение. Удалов сказал, что ламы могут молиться своему будде сколько им будет угодно, и в свою очередь попросил разрешения побывать у них в храме во время службы. Получив согласие, отправился он в храм вместе с Романом, Савватеевым и начальником своего штаба, которые пошли с ним из простого любопытства.
В храме, раскрашенном снаружи необычайно яркими и прочными, не утратившими своего первоначального цвета красками, увидели партизанские командиры множество отлитых из бронзы будд, одни из которых были не больше детских кукол, а другие возвышались от пола до потолка… Пятьсот коленопреклоненных лам, одетых в желтые и красные халаты, молились в дыму курений.
Не выстояв службы до конца, Удалов вышел вон из храма. Поспешившим за ним командирам он сказал на крыльце:
— Ну и дичь. Дрова бы рубить этим бездельникам, чтобы сало с них слезло. На них смотреть противно.
Вечером привели к Удалову задержанную на одной заставе девушку в черной барашковой шапке и в крытой плисом бурятской шубе. Разрумяненное морозом чернобровое лицо ее показалось Удалову необыкновенно красивым. Он поднялся из-за стола, приняв соответственную его положению позу, и спросил у доставившего девушку партизана-китайца:
— В чем дело, Седенкин?
— Шпионку поймали, — уверенно обьявил китаец.
Удалов оглядел девушку с ног до головы, строго спросил:
— Откуда, красавица?
— Из Оловянной.
— Зачем к нам пожаловала?
— Мне нужно видеть Удалова.
— Я Удалов. Давай говори, что надо.
— Надо переговорить наедине.
Удалов сделал знак рукой, и все находившиеся в избе люди немедленно вышли за дверь. Оставшись наедине с командиром, девушка сняла свою барашковую шапку, ловко распорола ее черную подкладку и, достав оттуда исписанный химическим карандашом лоскут белого шелка, протянула его Удалову.
Удалов повертел перед глазами исписанную шелковку и покраснел, словно его уличили в чем-то неприличном. Потом нехотя признался, что не умеет читать.
Девушка окинула его удивленным взглядом и тоном приказания сказала:
— Позовите надежного товарища, обязательно члена партии, и пусть он вам прочтет, что тут написано.
Удалов взглянул за дверь, крикнул, чтобы ему немедленно прислали Романа Улыбина. Когда Роман вошел, он подал ему шелковку и угрюмо сказал:
— Читай.
Роман взял в руки необычное письмо. Писал Оловяннинский комитет партии, что «предъявительница сего» Вера Алексеевна Пляскина командируется в партизанский отряд товарища Удалова со специальным поручением, которое изложит ему на словах лично.
— Вон ты пташка-то какая! Весенняя, — радостно изумился Удалов, а Роман стоял и глядел на девушку восхищенным взглядом.
Задав девушке несколько проверочных вопросов, Удалов попросил ее:
— Ну рассказывай, родная, с чем ты приехала.
Вера рассказала, что в связи с приближением партизан на станции Оловянная поднялась паника и что команда семеновского бронепоезда, разагитированная подпольщиками, готова перейти к партизанам.
— А какие части еще есть на станции? — спросил Удалов.
Вера перечислила с исчерпывающей точностью:
— Чехословацкий батальон подпоручика Кратохвилла, батальон юнкеров и две роты Второго Маньчжурского полка. Чехословаки уже объявили, что воевать с партизанами не будут. Начальство из Владивостока приказало им соблюдать нейтралитет.
— Это хорошо. Ну, а япошки как?
— Комитет считает, что если вы припугнете их, то и они заявят о нейтралитете.
— Что ж, тогда попробуем припугнуть. Предъявим им этот самый, как его…
— Ультиматум, — подсказала Вера.
— Вот, вот, сразу-то и не выговоришь, — рассмеялся Удалов и, вызвав адъютанта, приказал подымать полки.
На закате партизаны окружили Оловянную, разобрав на всякий случай полотно восточнее и западнее станции. Желая показать японцам и чехословакам свои силы, Удалов приказал передвигаться своим полкам в виду станции с места на место. Передвигались они до наступления темноты.
А в девять часов вечера на станцию поехали партизанские парламентеры. Возглавлял их Роман Улыбин. Одетый в черный полушубок и косматую баранью папаху, с маузером на правом и серебряной шашкой на левом боку, имел он достаточно внушительный вид. Четверо богатырского сложения молодых и бравых ребят сопровождали его.
Встреченные чехословацкой заставой, парламентеры явились сначала в вагон подпоручика Кратохвилла. Находившиеся на станции семеновцы хотели было схватить парламентеров с красными ленточками на папахах, но сопровождавшие их чехи решительно заявили, что не позволят этого.
С чехами Роман договорился быстро. Подпоручик Кратохвилл подтвердил, что во всех случаях чехи будут придерживаться полного нейтралитета. А в заключение сказал по-русски:
— Мы ничего не будем иметь против, если вы займете станцию и прогоните отсюда японцев и семеновцев. — И распорядился доставить парламентеров под охраной в штаб японского батальона, который находился в станционной школе.
В жарко натопленном коридоре, освещенном яркой лампой, Романа и его спутников встретили японские офицеры, все широкозубые и подстриженные под ежик, с красными от волнения лицами. Коренастый, с реденькими и жесткими усиками майор с каким-то змеиным шипением спросил Романа на ломаном русском языке:
— Что вам угодно от японского командования?
Роман взял руку под козырек и тотчас же опустил, затем, стараясь говорить как можно тверже, ответил:
— Передаю японскому командованию предупреждение командующего Особым партизанским корпусом: ровно в двадцать три часа части корпуса начнут занимать станцию. Наша цель — разоружить находящихся на станции семеновцев.
— Мы не позволим! — запальчиво крикнул майор, по-крысиному показывая зубы. — Мы будем воевать с вами!
— Попробуйте! Если с вашей стороны будет сделан по партизанам хоть один выстрел, вы будете уничтожены. Все до одного. Во избежание ненужного кровопролития вы должны соблюдать нейтралитет.
Майор дернулся к стоявшим поодаль японским офицерам, перекинулся с ними несколькими фразами по-японски, затем прошипел Роману:
— Хор-ро-со!.. Мы будем обсуждать ваш ультиматум. Вы будете ожидать здесь. — И направился в одну из комнат, куда вслед за ним двинулись и все офицеры.
Роман проводил их насмешливым взглядом и уселся на стоявшую у стены скамейку. Рядом с ним сели и его спутники, настороженно поглядывая на торчавших у всех дверей часовых. Никто из них не мог предвидеть заранее, чем могло кончиться это посещение японского штаба.
Долго споря, кричали удалившиеся в классную комнату японцы. Больше часа ждал их решения Роман, обливаясь потом в своем полушубке. Наконец не вытерпел, решительно поднялся на ноги и направился к двери, за которой совещались японские офицеры. Стоявший у двери часовой преградил ему дорогу винтовкой. Роман ловким движением отвел винтовку в сторону и рванул дверь. Офицеры изумленно уставились на него. Затем майор сердито крикнул:
— Как вы смеете входить без позволений!
— Время истекает, — обьявил Роман. — Через полчаса мы начинаем бой. Извольте поторопиться. — И вернулся на скамейку в коридор.
Через три минуты майор вышел к парламентерам в сопровождении своих офицеров и с важным видом заявил, что императорская армия не участвует в войне русских…
Ровно в 23 часа партизаны цепями двинулись со всех сторон на Оловянную. Семеновские офицеры попрятались кто куда успел, а солдаты сдались в плен. Команда бронепоезда, заранее обезоружив офицеров, перешла на сторону партизан.
К утру партизаны выловили всех прятавшихся офицеров, сняли пушки и пулеметы с бронепоезда, замели под метелку оружие и боеприпасы на складах и на мобилизованных подводах отправили трофеи в сторону Цугольского дацана.
Получив от разведки донесение, что на соседнем разъезде выгружается из эшелона японская пехота численностью до полка, Удалов приказал оставить Оловянную. Было уже светло, когда его полки удалялись от станции вниз по Онону. И когда они отошли примерно на версту, японцы открыли им вдогонку ожесточенную стрельбу. Партизаны хлестнули плетками по коням и скоро скрылись за увалами, имея ранеными всего двух бойцов.
