Прекрасные незнакомки - Бенцони Жюльетта (мир книг .txt) 📗
Пустынными в эту ночь бульварами семейство добралось до замка Ла Мюэтт, где госпожа Фиёль оказала им теплый прием и где они провели остаток ночи.
Госпожа Розали-Анн Фиёль, в девичестве носившая фамилию Боке, была обаятельнейшей женщиной. К тому же она была одной из лучших учениц знаменитой госпожи Виже-Лебрён, придворной художницы королевы. Знаменитая портретистка была подругой Эмили Шальгрен, в ее доме и познакомились две молодые женщины, они подружились, и дружба продолжилась и после отъезда госпожи Виже-Лебрён в Италию. Сотни раз Розали умоляла подругу не ютиться в старом неудобном Лувре, а переселиться к ней. В замке Ла Мюэтт она занимала квартиру консьержки, которую выделила ей Мария-Антуанетта, квартиру просторную, удобную и хорошо проветриваемую. Замок, разумеется, очень скоро был национализирован, и на него покусились заступы разрушителей, но на служебные помещения никто не посягал, и никто не собирался выгонять оттуда их обитателей. Эмили с дочерью провели несколько приятных после парижского пекла дней у подруги, дыша деревенским воздухом и запахом цветов. Но молодая женщина не собиралась злоупотреблять гостеприимством и вскоре нашла себе квартиру по соседству, в Пасси, на улице Буа-ле Ван. Квартира была скромной, ничуть не похожей на роскошные апартаменты прежних дней, зато в ней она чувствовала себя хозяйкой.
В Пасси Эмили зажила тихой жизнью, до того тихой, что ей показалось, будто поселилась она в сотне лье от Парижа. Единственным развлечением ее были встречи с Розали Фиёль, которую она часто навещала, и прогулки с дочкой по красивому парку, разбитому вокруг целебного источника.
В этом парке она и встретила однажды молодого, элегантно одетого мужчину с тяжелым взглядом темных глаз, чьи чувственные губы часто складывались в неприятную презрительную улыбку. Звали его Луи Давид. И этот человек станет ее судьбой.
Губительная любовь…
Эмили Шальгрен была знакома с Давидом, но он ей никогда не нравился. Скажем больше, он внушал ей даже своего рода страх, потому что она знала неистовость его характера и непримиримость в случае недружелюбия. Через Карла и Розали до Пасси докатились вести о том, что случилось в Лувре после разграбления Тюильри, она знала, что Давиду удалось сохранить свою обширную мастерскую, но его жена после сентябрьских кровопролитий уехала от него, забрав с собой обоих детей. Давид смотрел на кровавую бойню глазами заинтересованного зрителя, видя вокруг лишь материал для набросков.
Париж мало-помалу привыкал к всевозможным трагедиям на своих улицах, а Давид с неутолимой жадностью брал их на карандаш, сидя неподалеку с блокнотом на коленях и делая зарисовки. В день, когда королева поднялась на эшафот, Давид был на площади и нарисовал ее последний портрет, жестокий, похожий на карикатуру, говорящий лишь о ненависти. Его супруга, госпожа Давид, не смогла больше выносить своего мужа.
Эмили не успела спросить себя, с какой стати художник вдруг оказался в Пасси, как Давид, держа шляпу в руках, направился прямо к ней. Тут она сообразила, что он к ней и приехал, но вот почему, понять не могла. Оказывается, он приглашал ее вернуться в Лувр и уговаривал с большой горячностью. Он обещал ей свое покровительство и сулил полную безопасность. Сейчас жить интереснее, чем когда-либо, и глупо прятаться в глухом углу. Если она приедет, то, вполне возможно, ей даже вернут часть состояния ее супруга… Эмили изящно отвела от себя это предложение. Она всегда, с самого раннего детства, любила деревенскую жизнь. Еще с тех пор, когда они с братом совершили вместе с отцом, великим художником Жозефом Верне, путешествие по провинциям Франции – в это время отец писал знаменитую серию картин «Порты Франции». И ей так здесь нравится!..
Эмили говорила, Давид смотрел на нее. Несмотря на то, что ей было уже за тридцать, красота ее стала еще ярче. Высокая, тонкая, гибкая, с пышными темными волосами, перехваченными простой голубой лентой с бантом в цвет пояса, обхватившего под грудью черное платье. Большие темные глаза всегда полны огня, лицо дышит гармонией, а руки – у нее самые прелестные ручки в мире! Неожиданная мысль пришла Давиду в голову: а что, если попросить ее позировать? Согласится она приезжать к нему время от времени? Он бы хотел написать ее портрет.
Несмотря на определенное предубеждение, Эмили была польщена, получив такое предложение от великого художника. А Давид был великим художником. К тому же он улыбался ей с такой любезностью, какой она за ним еще не знала. Кроме того, она побоялась, что отказ оскорбит гордеца до глубины души. И она согласилась.
Прошло несколько дней, и Эмили на курсирующем по Сене пассажирском судне добралась до Лувра. По просьбе художника она надела то же самое платье, в каком была при их встрече, и ее стройная шейка так мило выглядывала из облака белой муслиновой косынки, перекрещенной на груди.
Давид посадил ее перед большой красной шторой и принялся за работу. За первым сеансом последовали другие, их было множество. Давид все никак не мог уловить конечного сходства, но на самом деле хотел удержать Эмили как можно дольше возле себя и видеть ее как можно чаще. Она и раньше привлекала его внимание, но теперь он воспылал к ней безудержной страстью, которая у таких неистовых натур может повести к весьма опасным последствиям. Настал день, когда он не смог больше молчать и признался своей модели в любви.
Эмили выслушала его признание без удивления. Она давно привыкла к подобным излияниям и научилась отвечать на них с любезной шутливостью, стараясь не слишком ранить. Однако ответить Давиду ей оказалось нелегко, она его немного побаивалась. Поэтому она разыграла удивление, и отказ ее таил в себе надежду: они знакомы так недавно, так плохо знают друг друга… Пусть пройдет время…
Вместе с тем встревоженная Эмили решила ездить на сеансы пореже и отложила следующий на много дней. Тогда Давид приехал к ней сам. Она сказалась больной. Он привез ей цветы, сладости, мелкие подарки. Он ухаживал за Эмили по всем правилам. Был с ней очень нежен и сказал даже, что останется ее самым верным другом так долго, как она того пожелает.
И она вновь приехала в Лувр.
Но увы! Как только они остались наедине, он не смог долго сдерживать пыл своей страсти. Перед ним женщина, которую он любит, которую страстно желает, он и так слишком долго ждал… Он не может, не хочет жить без нее!
Эмили слушала, глядя на него большими темными глазами, но в них не читалось даже отблеска чувства. Художник попытался ее разжалобить, он даже плакал. Но она не смогла сказать ничего, кроме:
– Я не люблю вас… Я не могу…
Эмили собралась уходить. Тогда он пригрозил ей: «Я донесу на вас, если вы не станете моей». Она побледнела, вздрогнула, но согласием не ответила. Однако теперь в ее глазах он прочитал страх и глубокую тоску. Он пылал страстью, она казалась смертельно испуганным ребенком. И тут Давид вспомнил, что мать Эмили Виржиния Паркер, прелестная англичанка, от которой дочь унаследовала свою красоту, умерла в сумасшедшем доме в Монсо, и испугался сам: не зашел ли он слишком далеко. Если он притронется к ней, она, без сомнения, истошно завопит, разыграется безобразная сцена, и Робеспьер, человек безупречных нравов, никогда не простит ему подобного скандала. Тогда он схватил незаконченное полотно, швырнул его в противоположный угол мастерской и, стиснув зубы, процедил:
– Убирайся! И чтобы я никогда тебя больше не видел! Слышишь? Никогда!
Вскрикнув от ужаса, Эмили бросилась бежать, а в Пасси крепко заперла двери и окна, боясь, что художник вот-вот нагрянет к ней. Но никто к ней не приезжал, и она понемногу успокоилась и стала жить, как жила прежде: виделась с друзьями, с Розали и симпатичным соседом господином Пасторе, администратором парижского департамента. Пришли дни террора. 7 марта 1794 года Пасторе был арестован, вместе с ним арестовали и поэта Андре Шенье, который бывал у него. 20 июня печально известный Бланш, представитель Комитета общественного спасения, явился к Эмили с обыском. Розали Фиёль и другие обитатели замка Ла Мюэтт были арестованы несколько дней тому назад.
