Словарь Ламприера - Норфолк Лоуренс (бесплатные версии книг TXT) 📗
А потом появился черный мираж. Сначала это просто была тень «Тесрифати». Затем странное преломление нездешнего света породило темного двойника этой тени по левому борту. Потом у капитана разыгралось воображение; долгие часы, прошедшие в безмолвном полугипнотическом трансе, не прошли для Хамита даром, и вот у него перед глазами возник фантастический образ. И наконец из тумана выплыл и надвинулся прямо на «Тесрифати» незнакомый черный корабль. Хамит отвернулся и закричал. Темная фигура теперь двигалась бок о бок с его кораблем, совсем близко к «Тесрифати». Хамит сбежал по ступенькам, нырнул в люк, промчался по продольному мостику, крича и раздавая затрещины матросам. Пушки не были готовы к бою. Капитан слышал, как струится вода в узкой щелке между бортами двух кораблей. Два-три матроса зашевелились. Чужой корабль уже нависал над «Тесрифати». Хамит судорожно рванулся к пушке и принялся забивать в нее заряд. Два матроса из команды потянулись к капитану, но он оттолкнул их. Чужой корабль, огромный и черный, как ночь, уже заполнил собой почти все небо и разогнал туман. Капитан зажег фитиль. Матросы закричали, отступая назад. Хамит протянул руку к запалу, обернулся и увидел, что матросы, обхватив головы, бегут от него прочь, подальше от пушки. Запал зашипел, и капитан услышал, как первый абордажный крюк с глухим стуком упал на палубу «Тесрифати». А потом пушка взорвалась.
В докладах, которые впоследствии будут циркулировать между службами «Руус» и «Бейлик» в Константинополе, будет особо отмечено, что Халил Хамит, капитан «Тесрифати», с честью сражался до конца. Всевозможные записки, рекомендации и указания, предназначенные для внутреннего пользования и основанные на разноречивых сведениях, извлеченных из членов команды во время допросов в Крепости Семи Башен, не совпадут почти ни в чем, кроме одного несомненного факта — подлинного героизма, проявленного юным капитаном. Единственным официальным подтверждением несчастного случая станет короткая директива литейному заводу в Гераклее, но слухи о «деле „Тесрифати“», как его позднее назовут, не будут умолкать еще несколько лет. Честолюбивые младшие чиновники изобретут остроумное и оригинальное объяснение произошедшим в тот день событиям, которое не сможет нанести вреда их карьере. Людей, которые проявят себя с лучшей стороны в одном из периодических административных кризисов, в шутку будут называть «истинными работниками „Тесрифати“». Документация будет расти по мере поступления дополнительных сведений, доклады будут пересматриваться, и все происшествие в целом будет получать разные оценки, чтобы приспособиться к колебаниям и изменчивым настроениям начальства. В конце концов «Тесрифати» окажется погребенным под грудой бумаг и дело будет исчерпано.
Но в константинопольской гавани, где корабль только что разгрузили и где сидели в цепях матросы, младшим чиновникам еще предстояло нажать на спусковой крючок всех грядущих метаморфоз «Тесрифати». Перед ними был корабль, а за ним тянулась цепь событий, заставивших его вернуться домой. И теперь администрация начнет распутывать эту цепь, звено за звеном, пока не поймет, что же произошло с кораблем, и пока происшествие с «Тесрифати» не найдет себе место в докладе младшего особого помощника Службы Переписки, временно прикрепленной к Дивану; доклад этот будет гласить:
«Дрейфуя в тумане в двадцати лигах к западу от Сицилии, корабль „Тесрифати“ был атакован неизвестным судном. Черный корабль появился из тумана, застав капитана и команду врасплох. Капитан Халил Хамит успел произвести единственный выстрел из пушки, после чего ствол пушки взорвался и капитан погиб. После смерти капитана команда прекратила сопротивление, и пираты взяли „Тесрифати“ на абордаж. С корабля забрали весь груз, припасы и единственного пассажира, известного нам как Петер Раткаэль-Герберт, Посланник императора Иосифа, Нашего Врага. Со срубленными снастями и несколькими бочками рыбы, оставленной матросам, дабы те не умерли с голоду, „Тесрифати“ вернулся в порт. Черный Корабль, сделав свое дело, снова пропал в тумане. По этой причине невозможно установить ни название корабля, ни его местонахождение, ни государственную принадлежность».
В серии приложений перечислялось несколько последствий инцидента. Без селитры, составлявшей груз «Тесрифати», запасы древесного угля и серы в арсеналах Мидилли превращались в бесполезный порошок. Случай самопроизвольно взорвавшейся пушки подлежал дальнейшему разбирательству. Большинство дополнительных распоряжений касалось верховного интернунция. Похищение Петера Раткаэля-Герберта означало конец всем деликатным компромиссам и тонким стратегическим построениям, связанным с его отправкой на родину. Среди всех неудобоваримых для турецкой администрации элементов этого происшествия труднее всего оказалось проглотить исчезновение интернунция, Петера Раткаэля-Герберта.
Из своей клетки интернунций слышал сдавленные крики, стук абордажного крюка о палубу, заглушённый переборками взрыв, еще удары, отвратительный скрежещущий звук и топот матросов, разбегающихся во все стороны. Корабль взяли на абордаж. Интернунций слышал, как бочки катят по сходням и тащат по палубе. Отверстие, через которое его юный друг подавал ему пищу и воду, позволяло смотреть только прямо вверх. И это ничего не давало. Потом настала и очередь интернунция: клетку вытащили на палубу, на несколько мгновений она зависла в воздухе, а потом оказалась на палубе противника «Тесрифати». Интернунций услышал английскую речь. Снова раздался скрежет. Петер наконец догадался, что это судна терлись друг о друга бортами. Потом корабли разошлись. Интернунций слышал, как матросы снимают крышки с бочек. Он поднял было голову, чтобы оповестить людей о своем существовании, но крик застрял у него в горле. Его клетку поместили прямо под грот-мачтой. Выглянув в отверстие, Петер увидел клубящийся туман, голые снасти и рангоут. На верхушке мачты болтался потрепанный флажок, на котором были нарисованы череп и скрещенные кости. Матросы продолжали работать, вскрывая бочки ломами. Петер Раткаэль-Герберт скорчился в своей клетке, дрожа от страха и ожидая без надежды на спасение, когда его обнаружат. И вот пришла его очередь. Дерево над его головой треснуло, на голову интернунция дождем посыпались щепки и обломки, и он сжался, закрыв лицо руками. Крышку сняли, и над головой посланника каркающий голос произнес:
«Ага!» — а потом чьи-то сильные руки вытащили Петера из его убежища и поставили на палубу. Скрючившийся от боли в костях и суставах, измученный Петер Раткаэль-Герберт поднял глаза и увидел, что над ним стоит седеющий пожилой мужчина с обветренной кожей. Он наклонился над ним и протянул верховному интернунцию руку.
— Я — Уилберфорс ван Клем, — представился он Петеру. — Добро пожаловать на борт «Сердца Света».
Снова подул сирокко, и туман начал рассеиваться.
На борту «Сердца Света» Петер Раткаэль-Герберт впервые за две недели увидел солнечный свет. Глядя, как команда готовится поднимать парус, интернунций не мог не заметить, что все матросы были весьма пожилые. Ни один из них не выглядел моложе пятидесяти лет. Уилберфорс ван Клем стоял у штурвала.
— Выпейте чаю, — указал он на дымящийся чайник, стоявший рядом с ним на походном столике. — Уилкинс! — крикнул он. — Будьте добры, принесите чашку для нашего гостя.
Уилкинс, маленький и проворный шестидесятилетний старичок с длинными седыми усами, бросился выполнять приказ.
— Вы… пираты? — рискнул спросить Петер Раткаэль-Герберт, глядя, как пожилые матросы ползают вверх-вниз по снастям.
— Пираты? О да, мы — пираты что надо, настоящие пираты. Правда, парни?
— О да! — раздались возгласы со всех сторон.
— Но мы — пираты-пантисократики, — продолжал Уилберфорс ван Клем. — Мы никогда не хотели стать пиратами, — он сделал паузу и отхлебнул чаю. — В том, какими мы стали, виновато только общество.
— Общество? — Это замечание позабавило Петера Раткаэля-Герберта. — Но почему?
