Библиотека мировой литературы для детей, том 36 - Джованьоли Рафаэлло (е книги txt) 📗
— Но тогда тебе уж не придется есть сосиски Куриона и пить это превосходное цекубское.
— Ну и что ж! — воскликнул с негодованием раб. — Разве цекубское и фалернское так уж необходимы для жизни? Разве ключевая вода в моих родных горах не утоляет жажду свободного человека?
— Отличная вода… для омовений и купанья, — ответил с насмешкой другой раб. — Мне милее цекубское.
— И розги тюремщика! — добавил каппадокиец. — Эх, Гинезий, эх ты, афинский выродок! Как тебя унизило долголетнее рабство!
Остановившись, чтобы выпить чашу тускуланского, Арторикс прислушивался к разговору каппадокийца и грека.
— Ого! — воскликнул какой-то гражданин, обращаясь к каппадокийцу. — Ты, милейший Эдиок, под защитой сатурналий, кажется, ведешь среди рабов пропаганду в пользу Спартака!
— К Эребу проклятого гладиатора! — крикнул с возмущением какой-то патриций, услышав страшное имя.
— Пусть Минос в аду даст ему в неразлучные спутники всех эриний! — воскликнул тут же один из граждан.
— Будь он проклят! — закричали остальные шесть или семь сотрапезников каппадокийца.
— О доблестные, о храбрые! — произнес каппадокиец со спокойной иронией. — Стоит ли вам метать дротики в низкого, презренного гладиатора, когда он находится так далеко от вас?
— Клянусь богами, покровителями Рима, ты, подлый раб, осмеливаешься оскорблять нас, римских граждан! Выступаешь защитником гнусного варвара!
— Потише вы там! — сказал Эдиок. — Никого я не оскорбляю, и меньше всего вас, уважаемые патриции и граждане, тем более что один из вас — мой господин. За Спартаком я не пойду, как не пошел до сих пор, потому что не верю в успех его дела, потому что против него — счастливая судьба Рима, любимого богами. Но хоть я и не последовал за ним, я все же не считаю себя обязанным ненавидеть его и проклинать по вашему примеру: Спартак надеется завоевать свободу для себя и для своих собратьев, он взялся за оружие и отважно сражается против римских легионов. Я имею право говорить что хочу — ведь священными обычаями сатурналий в эти три дня предоставлена полная свобода действий и слов.
В ответ на речи каппадокийца послышался громкий ропот неодобрения, а его господин сердито воскликнул:
— О, во имя богини целомудрия, что мне привелось услышать!.. Ты меньше обидел бы меня, безумный раб, если бы обругал меня, мою жену, оскорбил честь моего дома!.. Проси, моли своих богов, чтобы я не вспомнил твоих нелепых речей, когда пройдут дни сатурналий!
— Защищает гладиатора! Каково!
— Превозносит его подлые деяния!
— Восхваляет подлого разбойника!
— Клянусь Кастором и Поллуксом!..
— Клянусь Геркулесом, это просто наглость!
— И как раз сегодня, именно сегодня, когда мы как никогда испытываем гибельные последствия его восстания! — воскликнул хозяин Эдиока. — Как раз теперь, когда по милости этого Спартака в Риме не осталось даже сотни, даже десятка гладиаторов! Некого нынче зарезать в цирке в честь бога Сатурна!
— Неужели? — печально и с удивлением воскликнули семь или восемь его сотрапезников.
— Клянусь Венерой Эрициной, покровительницей дома Фабиев, моей повелительницей, в этом году сатурналии будут праздноваться без гладиаторских боев.
«Вот беда!» — насмешливо воскликнул про себя Арторикс, прихлебывая маленькими глотками тускуланское.
— А между тем, согласно древнему обычаю, всегда свято соблюдавшемуся, — сказал патриций, — Сатурну надо приносить человеческие жертвы: ведь Сатурн первоначально был божеством преисподней, а не тверди небесной, и его можно было умилостивить только человеческой кровью.
— Да испепелит Сатурн этого мерзкого гладиатора! Спартак— вот кто единственный виновник такого несчастья! — воскликнула свободнорожденная гражданка, сидевшая рядом с патрицием; лицо ее раскраснелось от возлияний цекубского.
— Нет, клянусь всеми богами, мы не допустим такого позора! — воскликнул патриций, вскочив с места. — Мы чтим бога Сатурна, и, раз ему полагаются человеческие жертвы, он их получит. Я первый подам пример и отведу к жрецам одного раба для заклания на алтаре бога. Найдутся и еще набожные люди, Рим недаром славится своим благочестием. Многие последуют моему примеру, и Сатурн, так же как и в прежние годы, получит человеческие жертвы.
— Да, но кто порадует нас любимым нашим зрелищем — боями гладиаторов?
— Кто, кто нас порадует? — воскликнула римлянка с глубоким сожалением и, подавив вздох, поспешила утешиться десятой чашей цекубского.
— Кто, кто нам предоставит любимое зрелище? — скорбно воскликнули все восемь сотрапезников.
На мгновение наступило молчание. Арторикс закрыл лицо рукой. Ему было стыдно при мысли, что и он также принадлежит к человеческой породе.
— Об этом позаботятся наши доблестные воины Луций Геллий Публикола и Гней Корнелий Лентул Клодиан, избранные консулами на будущий год. Весною они выступят против гладиатора, — сказал патриций, и глаза его сверкнули жестокой радостью. — У них будет две армии, почти тридцать тысяч солдат у каждого… Тогда посмотрим, клянусь Геркулесом Победителем, посмотрим, удастся ли этому варвару, похитителю скота, оказать сопротивление четырем консульским легионам, их вспомогательным частям и союзникам!
— Можно подумать, — с усмешкой произнес вполголоса каппадокиец, — что легионы, разбитые им под Фунди, не были консульскими легионами.
— О-о! Между преторским войском и двумя консульскими армиями большая разница. Тебе, варвару, этого не понять! Клянусь чудесным мечом бога Марса, гладиаторов быстро разгромят, и пленные попадут к нам в тюрьмы, а оттуда тысячами будут отправлены в цирки на уничтожение.
— Без пощады!..
— Никакой жалости к этим разбойникам!..
— Вот тогда уж мы вознаградим себя! А то что ж это такое! Нет и нет гладиаторских боев! Изволь-ка терпеть!..
— Да уж, клянусь Геркулесом Мусагетом, мы вознаградим себя!
— Устроим невиданные гладиаторские бои — такие, чтоб шли целый год.
— Вот-то будет праздник! Вот-то будет ликованье!..
— Потешимся! Повеселимся!
— Еще посмотрим, — пробормотал сквозь зубы Арторикс, побледнев и весь дрожа от гнева.
И в то время как эти звери в образе людей упивались мечтами о будущих кровавых побоищах, фокусник заплатил за выпитое вино и ушел. Он направился в сторону Палатина и свернул на верхнюю Священную улицу, по которой с неистовыми криками медленно двигалась толпа, сквозь которую он с трудом пробился, усердно работая локтями.
Толпа эта, пройдя верхнюю Священную улицу, наводнила затем все улицы вокруг Палатинского холма, по которым фокусник должен был пройти, чтобы добраться до верхушки северного склона холма, где стоял дом Катилины.
Арториксу до отвращения надоели толчея и давка, он чуть не оглох от неистового шума и гама. Наконец он дошел до портика, украшавшего дом патриция. В портике оказалось великое множество клиентов, отпущенников и рабов фамилии Сергия; рассевшись как попало, они пировали, предаваясь безудержному обжорству и пьянству. Весь дом высокомерного и неукротимого сенатора был полон гостей, судя по доносившимся оттуда крикам и песням.
Появление фокусника было встречено бешеными рукоплесканиями, и вскоре ему пришлось повторить перед этим сборищем пьяниц свои фокусы, которыми он три часа назад развлекал случайную публику на площади Карин. Как и тот раз, Эндимион и Психея отлично исполнили свои номера и вызвали нескончаемые рукоплескания, неистовый смех и восхищение зрителей.
Пока один из гостей Катилины собирал вознаграждение фокуснику, Арторикс, потешая публику, не переставал наблюдать за всем, что происходило вокруг него. Заметив в портике управителя дома, которого он узнал по одежде и по властному тону его приказаний рабам, приставленным к кухне, Арторикс подошел к нему и попросил доложить о себе, сказав, что принес Каталине важные сведения.
Домоправитель смерил его взглядом с ног до головы; затем небрежно и почти презрительно ответил:
— Господина нет дома, — и повернулся спиной к фокуснику, собираясь уйти.
