Шхуна, которая не желала плавать (СИ) - Моуэт Фарли (читаем книги .txt, .fb2) 📗
На мгновение полицейские словно бы обалдели, затем, с чисто англосаксонской надменностью заключив, что их язык для нас непостижим, заговорили между собой.
— Елки зеленые! Только послушать их, лягушатников, — сказал один.
— Ну, в штаны они у нас наложили, — добавил другой.
— Угу. Груз сбросили, ничего не соображая. Ну и перекосит же их, когда они узнают, что находятся в шести милях от Пасса и в трех от территориальных вод.
До этой секунды я не питал личной неприязни к этим служакам. Но тут я взбесился. Бросил разыгрывать испанца и выплеснул на них весь накопившийся у меня яд:
— Ах вы ночные горшки в красных мундирах, помидорники трусливые! — начал я. — Ах вы… — Но что, если меня слышали дети?
Полицейские зримо побелели. Затем их вожак обрел дар речи.
— Ты это брось! — взвыл он. — Думай, что говоришь, приятель! Мы все про ваши штучки с соляными мешками знаем. Если ты думаешь, что твои дружки там (он яростно махнул рукой на левый борт) хоть каплю получат из того, что ты за борт кинул, фиг тебе! Мы останемся тут, пока все не всплывет, а тогда утопим все чертовы ящики до последнего! Ладно, Джонс! Задний ход! Хватит стоять рядом с этой вонючкой!
«Голубой Ирис» загрохотал мощными дизелями, двинулся кормой вперед и почти сразу же растворился в тумане.
Едва катер скрылся из вида, Майк повернулся ко мне, я повернулся к нему — и мы расплылись в улыбках, как пара идиотов.
Нет, с ума мы не сошли. Но улыбаться у нас хватало причин. Начать с того, что теперь мы примерно знали, где находимся, где ждут нас братья. А во-вторых… но погодите минутку.
Мы включили обалдуйку и час осторожно шли на восток. А когда снова остановились и прислушались, то очень скоро услышали глухое «бум!» тяжелого дробовика. Пятнадцать минут спустя мы увидели силуэт судна. Это был большой рыбачий баркас братьев Мануэль. Он и еще три такие же стояли на якорях на банке острова Пасс. Все четверо подняли якоря и подошли к нам.
Первым на борт поднялся Алмон. Я потряс его мозолистую лапу, а его блестящие голубые глаза обвели взглядом нашу пустую палубу. Объяснять ему, что произошло, нужды не было.
— Не повезло, шкипер! — сказал он и захохотал.
— Поймали нас, сукины дети! — ответил я мужественно. — Милях в шести на юго-запад отсюда. Пришлось все вышвырнуть. И они собираются торчать там, пока груз не всплывет.
К этому времени на палубу уже забрались другие дюжие рыбаки. Они выслушали мою горестную повесть и не сумели совладать со своими чувствами.
Начали хихикать, покатываться со смеху, хлопать друг друга по спине с силой, какая могла бы свалить быка.
— Зря смеетесь, — сказал я, когда мне удалось вставить слово. — Мы немного перегнули палку и выкинули собственный запас.
— Сынок, мил человек, — сказал Хондас сквозь струившиеся по его щекам слезы смеха, — вот что значит с душой дело делать. Но вы, ребята, не горюйте. Сегодня вечером вам будет чем глотку промочить.
И было. Оставив наш потопленный груз на милость цепких парней с «Голубого Ириса», мы двинулись дальше. С включенной обалдуйкой мы вошли в бухту Хермитидж с Алмоном у румпеля. Три часа спустя «Ишь ты!» уже уютно стояла на якоре у Солбис-Коува, а мы с Майком наслаждались гостеприимством маленького селения. И, как предсказал Хондас, промочить глотку было более чем. Мы переходили из дома в дом, в каждом должны были снова рассказывать свою повесть, и в каждом нас утешали стаканчиком алки с горячей водой.
Около двух ночи, когда праздновало уже все селение, в дом Хондаса Мануэля влетел молодой парень вне себя от возбуждения.
— Подходят! — закричал он. — Я их слышал!
Все жители повалили к общей пристани у ближнего края маленькой бухты. Увлекли с собой они и Майка, и меня. В темноте ночи даже приглушенное бормотание двигателей было слышно хорошо. В тумане мелькнул свет, и один за другим три больших баркаса, которые мы повстречали днем на банке острова Пасс, возникли из черного тумана и подошли к пристани.
Они были нагружены по самые борта. На них ведь разместились сорок ящиков и дюжина бочонков.
Груз был любовно вынесен на берег — настоящий груз, тогда как мы забрали из Сен-Пьера четырнадцать деревянных ящиков, набитых камнями и скрепленных с четырнадцатью мешками из-под соли, полных песка. Братья Мануэль отвели нам роль подсадной утки, чтобы отвлечь и занять ищеек закона, а тем временем баркасы, поджидавшие нас у Пасса, без помех и незаметно сплавали на Микелон и обратно, не опасаясь вмешательства «Голубого Ириса».
Как сказал Хондас, поблагодарив нас от имени всего истомленного жаждой населения берегов бухты Хермитидж:
— Есть много способов ловить треску… или подлавливать полицию. И мы знаем их все.
Глава семнадцатая
Держать на запад! Как бы не так!
Мы не задержались в Солбис-Коуве: отплыли задолго до полудня и обошли банки острова Пасс далеко стороной. «Голубого Ириса» мы не повстречали. Предположительно он все еще бдел над утопленным грузом, точно наседка, ревниво оберегающая гнездо, в котором все яйца — болтуны.
Поведение «Ишь ты!» во время этого плавания было образцовым. Она выполняла все, чего мы у нее просили, и не устраивала никаких сомнительных сюрпризов. Конечно, она по-прежнему текла, но мы уже к этому привыкли, а часы у насоса настолько вошли нам в кровь, что мы могли бы качать и во сне. Наконец-то она вроде бы приготовилась к настоящему плаванию — но слишком поздно. Майк и так слишком задержался и, открыв столько библиотечных филиалов на ньюфаундлендском побережье, сколько позволили обстоятельства, должен был с неохотой попрощаться и вернуться в Сент-Джонс.
Я провел еще неделю в Сен-Пьере, играя с мыслью взять в помощники Пауло или Тео и сплавать в Карибское море, но начался сезон ураганов, и когда в следующем шторме на банке Сен-Пьера погибли два больших рыболовных судна, меня удалось убедить, что океанское плавание следует отложить до следующего года.
Решив, что «Ишь ты!» разумнее всего будет перезимовать в Сен-Пьере, я договорился с Тео, Пауло и Мартином, что они будут за ней присматривать — мне казалось, что трое крестных отцов будут заботиться о ней втрое лучше одного. Я поручил им втащить ее повыше на слип и принять все нужные меры, чтобы ее можно было без хлопот спустить на воду весной. После чего я вернулся на материк к обычной зимней рутине, поддерживаемый мечтами о будущем лете.
Но теперь Джек Макклелланд не разделял мои мечты. Слухи о закидонах «Ишь ты!» достигли ушей его деловых партнеров, а также членов его семьи, а ни те ни другие не считали, что способны без него обойтись.
— Если бы мне было по карману учетверить мою страховку, — печально объяснил Джек, — думаю, никто не стал бы особенно возражать против того, чтобы я отправился с тобой. Но взноса, которого требует мой агент, мне взять неоткуда. Он говорит, что взнос был бы много меньше, если бы я собрался слетать на Луну в ракете янки.
Я не был так уж огорчен. Как ни восхищался я Джеком, мое восхищение девушкой, которая недолгое время была членом моей команды в Сен-Пьере, было еще больше. Открытие, что Клэр сможет — и хочет! — отправиться в плавание со мной следующим летом, заметно смягчило разочарование, вызванное дезертирством Джека.
Зимой я не получал никаких известий об «Ишь ты!», но это меня не тревожило, так как никто из моих сен-пьерских друзей не был любителем писать письма. Однако в мае я получил каблограмму от Мартина, довольно-таки неясную. Из нее вроде бы следовало, что случилось небольшое происшествие, и «Ишь ты!» в результате «проткнулась», но «пострадала не очень», и, насколько я понял, отремонтировать ее труда не составит. Я догадался, что при спуске на воду произошла небольшая поломка. Полностью полагаясь на своих трех друзей, я в ответной каблограмме распорядился немедленно произвести необходимую починку и — какая непростительная глупость! — заверил Мартина, что шхуна прилично застрахована.
