Свежий ветер океана - Федоровский Евгений Петрович (книги онлайн полные версии .TXT) 📗
«Неужели на таком суденышке („Пеликан“ был три метра длиной и полтора шириной) столько пройдено?» — удивлялись многие. И бывалые полярники смущенно разводили руками: мол, что поделаешь, большего не было…
Кое у кого из журналистов, видимо, уже вертелось в голове начало репортажа. Вроде: «Они вышли победителями из сражения с океаном». К таким фразам прибегали многие авторы, когда писали о знаменитых мореплавателях. Но в том-то и дело, что эти мореплаватели ничего не побеждали. Они тем и славны, что смогли найти с океаном общий язык, научились согласовывать его и свои усилия.
Кравченко тоже надеялся сдружиться с Ледовитым океаном, чтобы одолеть нелегкую поморскую дорогу.
Когда идея стала витать в воздухе, друзья начали строить катер. Судно должно было быть предельно устойчивым, но в то же время достаточно легким, с сильным автомобильным мотором, мачтой для крепления паруса. Осадка должна быть небольшой, до шестидесяти сантиметров, чтобы можно было идти по мелководью вдоль берега.
Правда, попытка впрячь в одну телегу «коня и трепетную лань» обернулась большими неудобствами. В рубке с трудом помещались трое, не было камбуза, туалета, радиорубки, места, где хранились бы вещи, продукты, запасные канистры с горючим. Для серьезного морского путешествия катер подходил мало. Он больше годился для тихих речек средней полосы, когда можно в любой момент пристать к берегу, приготовить на костре обед, сходить в магазин за продуктами, устроиться на ночлег в палатке. Тем не менее Дима дал ему название «Замора». Несведущие спрашивали: «„Замора“? Это от слов „заморить“, „заморыш“?» Диме приходилось объяснять, что, согласно словарю Даля, это поморское слово означает «моряк, побывавший за морем».
Едва «Замора» спустилась на воду, Дима тут же погнал ее «в даль светлую». Первыми пошли на ней скептик и постоянный спутник Димы во всех странствиях научный работник одного из исследовательских институтов Сергей Красносельский и осторожный, уравновешенный Аркадий Корольков, инженер Ленинградского оптико-механического объединения, с которым друзья познакомились в одном из походов.
Из Москвы по системе каналов они перегнали катер в Архангельск, отсюда ринулись в Белое море. Тут-то и хватили лиха. В ветер волна свободно гуляла по палубе, быстро намокала одежда, зубы начинали выбивать дробь.
Нелегко пришлось им и в устье реки Чижи на полуострове Канин, где начинался знаменитый поморский волок.
Исследователь Русского Севера Константин Сергеевич Бадигин так оценивал значение древней дороги: «Пути через волоки положили начало особому виду полярного мореплавания, прибрежному, при котором использовалась тянувшаяся вдоль берега полоса чистой воды — рынчара (заберега). Тактика прибрежного плавания, выработанная нашими северными мореходами, долго давала единственную возможность плавания по Северному морскому пути. Так плавали вплоть до начала применения авиаразведок».
Когда Дима с друзьями очутился у Чижи, он узнал, что Чешский волок летом вообще непреодолим. Обходить же Канин морем он не захотел. Промышленный человек пинежанин Фома Борисов писал об этом волоке так: «…а река Чижа пала устьем в большое море-окиян с востока на запад; а Чижа река невелика, поперек сажени с три (около шести с половиной метров); а шли они тою рекою вверх до Чесского волоку день да ночь, а по реке Чиже по обе стороны тундра, а большого лесу нет, а кочует по той речке каменская самоядь, а ясак дают на Мезень в слободу, а кочуют невеликие люди. А через Чесский волок кочи их перевозила самоядь, на оленях наймуючись, а волоку Чесского сажень о двадцать, место тундряное, а в большую воду тот волок поймает водою. А перешед Чесский волок, пришли на Чошу, а речка Чоша невелика, ходят ею прибылою водою, как приходит вода с моря».
Дима все же решил идти напролом. У реки Чижи оказался зловредный нрав. Несколько часов она текла к морю, словно пытаясь отбросить «Замору», потом замирала, спокойненько струилась, притупляя бдительность, затем вдруг набирала скорость и неслась в противоположную сторону, таща катер в глубь полуострова.
Много сил потратили ребяга, когда плыли, вернее, ползли, орудуя веслом, как багром, по самой грязной в мире грязи с ласковым названием «няша», устилавшей дно старого волока. Все тяжелые вещи они сложили в рюкзаки, взвалили груз на спину и толкали катер вперед. Мотор работал на малых оборотах. Из-под винта лезла густая торфяная каша. Ноги в болотных бахилах увязали выше колен. Так продвигались метр за метром. Когда попадалась глубь, катер, облегченно вздохнув, вырывался вперед, и его приходилось догонять, то и дело купаясь в жидкой грязи.
Поломали они спины и на перекопе — канале, когда-то вырытом поморами. Сейчас он зарос и сильно обмелел. Сережа и Аркадий приладили бечеву к носу и впряглись в лямку, как бурлаки, а Дима приподнимал корму, чтобы дать ход винту.
Измучившись, они сели на траву и уже решили повернуть обратно, плюнув на свое бесполезное занятие. Поморы, видно, были покрепче, да и помогала им «самоядь с олешками». Однако, отдохнув, они впряглись снова.
Потом призвали на помощь опять же поморский опыт. Древние мореходы орудовали вагой: клали бревно поперек русла, концами в ямы между кочек, чтобы оно не вырывалось, накручивали трос, прицепленный к судну, и потихоньку тащили. Они же применяли «шлюз»: вешали парус на веревке поперек протоки, нижний край придавливали камнями или каким-нибудь грузом, получалась плотина. Когда вода поднималась, плотину разбирали, и некоторое время судно двигалось с водяным валом.
Поливая волок обильным потом, с проклятиями тащились Дима Кравченко и его товарищи по тундровой хляби. Были моменты, когда они собирались отступить, уйти назад на резиновой надувной лодке, а завязший катер оставить посреди тундры как памятник упрямству и безрассудству. И все-таки им удалось в конце концов прорваться в Чешскую губу. Через неделю. А ведь поморы проходили Канинский перешеек всего за трое суток, да и их лодьи, наверное, были потяжелее «Заморы»…
«Здесь нас вынужден был покинуть Аркадий, у него кончался отпуск, — рассказывал Сергей Красносельский в своем дневнике. — Проводив Королькова на „резинке“, на обратном пути думаю, что нам с Димой будет трудно вдвоем — Аркадий со своим спокойствием и мягкостью был демпфером в нашем небольшом коллективе…»
Поскольку до Индиги не хватало бензина, Дима решил остановиться на мысе Микулкин, где находилась метеостанция. Здесь он поставил катер на два якоря носом к волне. Съехали на берег на резиновой лодке и пошли к домику метеорологов по прямой через тундру.
На другой день катер оказался на камнях, метрах в семидесяти от воды.
«Лопасть винта сломана, погнут кронштейн вала, и катер полон воды, — пишет далее Сергей Красносельский. — Как по команде встаем на четвереньки и заглядываем под брюхо катера — царапина на скуле, но неглубокая, и больше ничего.
— Ай да „Заморушка“! — Дима ходит вокруг, подбирает на берегу консервную банку и начинает вычерпывать воду. Меня возмущает это его свойство — хвататься за работу сразу, не подумав, не взвесив всего. Но у этого метода есть преимущество: Дима не дает намерению погибнуть под грузом сомнений, колебаний, рассуждений. Он берется, и плохо ли, хорошо ли, но делает такие вещи, за которые, подумав как следует, и вовсе не возьмешься. Вот и сейчас он не дал мне толком задуматься над тем, возможно ли в полевых условиях отремонтировать залитый водой движок. Поневоле переключился на более практические действия: отыскал в носовом отсеке кусок шланга, опустил его в корму, подсосал по-шоферски, и полилась вода веселой струйкой. Воды еще полкатера, а Дима уже орудует гаечным ключом, снимая карбюратор…
Надо отвезти на зарядку аккумулятор. Перед домом на траве стоят нарты на высоких полозьях.
Черемушкин, начальник метеостанции, внимательно разглядывает его.
