Колыбель ветров - Бенк Теодор Поль (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Наш разговор был прерван приходом худой нечесаной женщины с усталыми, печальными глазами. Она несла круглолицего младенца, а за ней робко ступал второй ребенок.
- Это моя жена Прасковья, - сказал Михи вставая, чтобы нежно пошлепать маленькую девочку, - а это двое моих ребятишек.
Прасковья изобразила на лице улыбку, которая тут же погасла, и с прежним, ничего не выражающим взглядом села на стул, не поднимая глаз от пола. Мне стало ее жаль. Она казалась изможденной и истощенной, едва державшейся на ногах. Михи объяснил, что его жена очень тяжело болела в японской тюрьме. Она потеряла ребенка и схватила там бери-бери и туберкулез.
Вдруг маленькая девочка, пялившая на меня глаза из глубины комнаты, присела на корточки. Не меняя выражения лица, она помочилась прямо на пол.
- Ай-яй-яй, - добродушно засмеялся Михи. Ее мать подняла с пола тряпку и кое-как обтерла ребенку ноги.
Никто не стал угощать меня, чему я был искренне рад. Михи опять принялся рассказывать о тяжелом времени, проведенном ими в концлагере, и когда он закончил, мы все молча сидели, уставившись себе под ноги. Пора было уходить. Я встал и поблагодарил хозяев. Они ответили на любезность улыбкой и приглашали заходить. На улице Михи заговорил о семье в третий раз.
- Я так люблю своих ребят. Я не видел их все время, пока работал на военном буксире. Затем он намекнул на свои отношения с женой: - Пока я в деревне, у Прасковьи родятся дети. Так, может быть, это и лучше, что я работаю на буксире?
Утверждение Михи, что его односельчанам приходится голодать, привело меня в раздумье. Почему это происходит? Ведь столько пищи можно найти вокруг - в море и на суше.
Я рассказал Михи о двух старухах, которых застал на берегу за сбором съедобных даров моря, и спросил, почему, завидев меня, те побросали всю добычу в воду. Он покачал головой.
- Им стало стыдно. Аттуанцы собирают все, что годится в пищу, как они делали прежде, живя в Атту, атханцы же стыдят их и оговаривают.
Он объяснил, что некоторые белые учителя высмеивают алеутов за то, что они едят местную пищу, например тюлений жир, морские водоросли, ракушки и улиток. Теперь, опасаясь, как бы другие не стали потешаться над ними, аттуанцы перестали ею питаться. Но иногда, гонимые голодом, они отправляются на поиски съедобного, надеясь, что никто не застанет их за этим занятием.
Посещение двух деревенских лавок сразу объяснило мне, почему алеуты не могли получить того, в чем нуждались на своих островах.
Хозяином меньшей лавки был очень смышленый алеут по имени Сергей Голый. Но так как Сергей проявлял в своих делах отталкивающую алеутов навязчивость, он потерял покупателей, которые заходили к нему, лишь когда во второй лавке, находившейся под опекой администрации, не оказывалось нужных им товаров. Тогда Сергей отобрал для продажи лишь то, что могло наверняка найти сбыт, большей частью предметы роскоши, и установил на них завышенные цены.
Другую лавку держал Денни Невзоров, кажется занявший в деревне чуть ли не все официальные должности. Однако в настоящее время контроль над ней осуществлял Всеаляскинский кооператив, правление которого находилось в Сиэтле.
В магазине Денни можно было найти все, что наполняло лавки старого образца, - от рыболовных крючков до детской присыпки. С потолка свисали длинные промысловые сапоги, керосиновые лампы, оцинкованные ведра и чайники. Полки ломились от самых различных консервов, отрезов материи и скобяных товаров. Денни никогда не получил бы премии за порядок. Тем не менее он скрупулезно записывал каждую покупку в грязную учетную книгу, после чего отзванивал на старой кассе, присланной ему правлением.
Поскольку он был одновременно и почтмейстером, в углу той же лавки помещалась почта. Здесь его можно было застать за гашением марок на письмах и бандеролях - занятие, которому он отдавался с детским увлечением. Он производил эту операцию так энергично, что приходилось удивляться, как корреспонденция вообще уходила с Атхи целой и невредимой.
Цены в лавке были возмутительно высоки. Тут сказывалась наценка за доставку из Сиэтла. Кофе продавалось по 1,80 доллара за фунт. Баночка консервированных бобов стоила 50 центов. Консервированное мясо, завезенное контрабандным путем, продавалось по 1,40 доллара за небольшую банку, персики - по 60 центов банка. Многие товары, представлявшие роскошь даже в Штатах, на Атхе были до смешного неуместны. Например, лососина в изысканной упаковке стоимостью дороже доллара за банку. У меня не укладывалось в голове, зачем алеуту покупать консервированную лососину, когда каждое лето море буквально кишело лососями.
- Это превосходная лососина, - сказал Денни серьезно, - ее хорошо берут.
Я взглянул на этикетку. Лососина была выловлена и законсервирована на Аляске в Бристольском заливе; доставленная по морю в Сиэтл на продуктовую базу, она проделала обратный путь на Атху, чтобы поступить в продажу.
Здесь продавались также консервированная голубика, вишня, черная смородина и малина, стоимостью около доллара за банку. А за деревней склоны холмов были усыпаны дикими ягодами, которые через несколько недель созреют и станут удивительно вкусными. Их с избытком хватит для всех жителей деревни.
- Конечно, - нахмурив брови ответил Денни, когда я спросил, неужели народ действительно покупает такие вещи. - Консервированные продукты гораздо лучше. Алеуты имеют такое же право есть консервированные ягоды, как и все другие люди.
Он повернулся ко мне спиной и заговорил с покупателями. Опять эта алеутская обидчивость!
Я вышел из лавки, покачивая головой. Нет ничего удивительного в том, что алеутский народ беден, если он расходует такие деньги на продукты, не являющиеся первой необходимостью.
И нет ничего удивительного в том, что алеутская деревня является рассадником болезней. Доктор Александер установил, что в течение большей части года алеуты получают в среднем всего 800-1400 калорий в день. При таком недоедании и тяжелой работе люди быстро теряют в весе, становятся вялыми и легко поддаются любому заболеванию.
Результаты переписей показывают, что в 1741 году алеутов насчитывалось около двадцати тысяч, в настоящее же время их число составляет менее тысячи человек, и этот процесс вымирания не приостановлен. Средняя продолжительность человеческой жизни на Атхе исчисляется всего двадцатью пятью годами [17]. Мы обнаружили, что из шестидесяти шести человек, проживающих на Атхе, всего четверо мужчин и две женщины были в возрасте свыше пятидесяти лет. За последние двадцать лет на острове Атха в девяти семьях из одиннадцати наблюдались случаи заболевания туберкулезом, в шести - венерическими болезнями и в шести - воспалением легких. Все они переболели гриппом. В настоящее время почти сорок процентов атханцев больны туберкулезом. Три четверти взрослого населения получает какое-нибудь государственное пособие, например, "помощь на детей-иждивенцев", "пенсию престарелым" или материальную помощь остро нуждающимся.
В этом нет ничего нового. К сожалению, история человечества изобилует главами, подобными этой, повествующей о вымирании алеутов - народа, в прошлом сильного и многочисленного, великолепно приспособившегося физически и духовно к окружающей суровой среде, ныне же обнищавшего, пораженного болезнями и ослабленного морально. Численность алеутов угрожающе сокращается, а их древняя культура подвергалась почти полному разрушению. Старая экономика, на которой основывалось все существование и общее благополучие алеутов, к настоящему времени в результате аккультурации [18] претерпела такие разительные изменения, что возврат к ней для них уже невозможен. А то, что алеуты получили взамен, ни в какой мере не восполняет утраченного.
ГЛАВА XI
Вскоре после того как в сопровождении Михи я побывал в домах аттуанцев, Кулачи - алеутский мальчик, который в день нашего приезда в деревню показал нам свой деревянный рыболовный крючок, вручил мне записку. Оказывается у алеутов принято посылать приглашение или наносить оскорбления через посыльных, в роли которых выступали дети. Следовательно, при отрицательном ответе нет необходимости встречаться с другой стороной. В записке, полученной от Клары, стояло лишь: "Надеемся, что вы зайдете к нам сегодня".
