Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич (версия книг TXT) 📗
Исторический день: мы свернули в горы, пройдя около 360 километров по леднику Ларсена. Этот начальный участок маршрута был относительно спокойным как в смысле погоды, так и в смысле поверхности, и он вселил в нас определенный оптимизм и веру в осуществимость всего задуманного нами Великого маршрута.
Третий склад с продовольствием находился за нунатаками Три Слайс, что в переводе означает Три Ломтя, и действительно эта скала, видневшаяся впереди и слева от нас, при определенном ракурсе напоминала три лежащих рядом на белой скатерти ледника куска черного хлеба. С северо-восточного склона ее сползал голубой язык висячего ледника.
По мере приближения к горам рельеф поверхности изменялся: рыхлый снег уступал место более плотному, и «ледниковые волны», более пологие и длинные на леднике, становились, как это обычно и бывает около берега, круче и короче. Поэтому идущие впереди меня упряжки то и дело скрывались из вида, и, только взобравшись на очередной гребень, я мог оценить крутизну и протяженность следующего спуска и решить, надо ли притормаживать собак или можно дать им полную волю. И вот тут, когда мы уже выбрались на относительно ровную поверхность в непосредственной близости от нунатаков, мы получили первое, но чрезвычайно серьезное предупреждение этой таинственной, внушающей одновременно какое-то смутное чувство тревоги и совершенно ясное чувство восхищения горной страны, в которую мы вступали. Упряжка Джефа, шедшая впереди метрах в ста перед остальными, внезапно остановилась. Я не придал значения этой остановке — они часто случались у нас по разным причинам и прежде — до тех пор, пока не увидел, что Джеф выбежал нам навстречу и делает знак всем остановиться. Этот знак — скрещенные над головой лыжные палки — был понятен всем без исключения. Я остановил свою упряжку, застопорил ее якорем и подъехал поближе посмотреть в чем же дело. То, что я увидел, подтвердило мои опасения — в упряжке Джефа не хватало трех собак. На их месте зияла черная дыра, в которой скрывались оранжевые, особенно яркие на фоне снега веревки. Судя по их натянутости, собаки должны были быть на весу, однако ни визга, ни стона, ни лая слышно не было. Оставшиеся на поверхности собаки тоже молчали. Эта тишина, а также бесшумно скользящие с вершин совсем уже близких гор, как бы крадущиеся к нам грязно-белые облака производили совершенно жуткое впечатление. На мгновение мы просто оцепенели. Первым пришел в себя Джеф — он принялся быстро разматывать специально приготовленную для спасательных операций в трещинах длинную альпинистскую веревку, висевшую на стойке его нарт, укладывая ее на снег большими кольцами. Жан-Луи, наиболее опытный из нас альпинист, бросился ему помогать. Мы с Кейзо, стоя на лыжах, придерживали находящихся в непосредственной близости от трещины и прямо на ней собак Джефа. Дахо держал нарты, Уилл — фотоаппарат. Разматывая веревку, Джеф рассказывал, что как раз в тот момент, когда он только подумал о том, чтобы выйти вперед разведывать дорогу, так как заметил слева и справа по курсу характерные для снежных мостов понижения рельефа, три собаки (две шедшие за Тьюли — Спиннер и Джоки — и Пап, левая собака из следующей пары) исчезли в трещине; Тьюли же, бегущая впереди на более длинной веревке, каким-то чудом трещину проскочила. Привязав веревку к нартам и обвязав себя ею за пояс Жан-Луи подошел к трещине и лег на живот рядом с обвалившимся краем, свесив голову в провал. Уже в следующее мгновение он крикнул нам: «О'кей! Кажется, все в порядке. Я вижу всех трех собак — две висят в постромках в двух метрах подо мной, а одна упала вниз, но, к счастью, неглубоко — прямо на снежный карниз, находящийся на глубине метров семи — десяти!» Джеф подполз к Жану-Луи, и они вдвоем одну за другой извлекли тех двух собак, которые имели счастье остаться в постромках. Это были Пап и Джоки. Появление на поверхности этих чудом избежавших гибели собак не вызвало никаких особенных эмоций у их четвероногих собратьев, поскольку ни они, ни сами спасенные просто не поняли, что, собственно, произошло и что могло произойти, вывались они из постромок и окажись этот спасательный снежный карниз всего в метре правее или левее. Начались спасательные операции по извлечению Спиннера, черневшего спиной в темно-голубом полумраке трещины. Жан-Луи спустился вниз, затем мы подали ему веревку с привязанными к ней постромками Спиннера. Жан-Луи не без труда, полувися в тесноте трещины, надел постромки на собаку. Нам сверху было слышно, как он беседует со Спиннером, убеждая его не волноваться. Наконец он крикнул нам: «О'кей! Можно тащить». Мы начали дружно вытаскивать веревку, а Жан-Луи, поднимаясь следом, страховал собаку снизу. Наконец-то — ура! — над кромкой трещины появилась голова Спиннера, и вскоре уже сам он весь оказался на поверхности. Как ни в чем не бывало он с наслаждением отряхнулся, вибрируя всем — от кончиков ушей до кончика хвоста — телом и медленно отошел от трещины, всем своим независимым видом как бы говоря: «Эка невидаль, трещины, ничего страшного. Подумаешь, упал. Иной раз здесь на поверхности больше достается!» У Спиннера вот уже около года не прекращалось вооруженное противостояние со Стигером, очевидно, несправедливо наказавшим его во время тренировок на ранчо еще перед Гренландией. С тех пор Спиннер неизменно облаивал Уилла каждый раз, когда тот проходил мимо, и, несмотря на многократные попытки Уилла с помощью разного рода подачек вновь снискать его расположение, пес не унимался. Именно такого рода несправедливости собачьей жизни и имел, наверное, в виду Спиннер, сравнивая их с моральным и физическим уроном, нанесенным ему падением в трещину.
С помощью лыжных палок прощупали поверхность, определяя направление трещины, после чего приняли решение объехать ее справа от провала в наиболее узком месте — здесь уже от собак требовалась максимальная прыть. Одна за другой все упряжки благополучно миновали опасный участок. Джеф вышел вперед на лыжах, чтобы пощупать дорогу и выбрать участок для стоянки поближе к тому месту, где он оставил склад с продовольствием, когда в январе прилетал сюда на «Твин оттере». За весь день прошли 19 километров и остановились в точке с координатами: 68,05° ю. ш., 65,01° з. д.
Накануне вечером, когда мы ставили лагерь, Джеф и Жан-Луи предприняли попытку отыскать склад. У Джефа были с собой сделанные в январе фотографии, на которых было видно положение склада относительно нунатаков Три Слайс. Эти нунатаки, три вершины которых отчетливо прорисовывались километрах в трех позади, были нашим единственным ориентиром для поисков склада. От них в юго-западном направлении тянулся гигантский пологий снежный гребень, как бы связывающий эти одиноко стоящие скалы с горными массивами полуострова Йерг. Дойдя вместе до подножия этого гребня, Джеф и Жан-Луи разделились и пошли в противоположные стороны. В наступающих сумерках нам были достаточно отчетливо видны их маленькие на фоне снежного гребня фигурки, периодически останавливающиеся, чтобы получше осмотреться. Быстро темнело, продолжать поиски было бессмысленно, и ребята вернулись в лагерь.
Сегодняшний день принес потепление до минус 20 градусов и пургу. С утра видимость менее 50 метров, ветер около 25 метров в секунду, так что поиски невозможны. Сидели в палатках. Я сочинял поздравительные стихи Уиллу на предстоящий 27 августа полукруглый юбилей: ему исполнялось 45 лет. Необычность этого в общем-то привычного для меня занятия заключалась в том, что сочинять надо было на английском языке. Буквально каждая строчка приводила к противоречию между ее содержанием и способом выражения этого содержания, ограниченным крайне скудным словарным запасом. В этой постоянной борьбе на удивление быстро рождались все новые и новые строки. Примус был выключен, поскольку из-за не слишком тщательной установки палатки накануне между наружным и внутренним чехлами на потолке набилось много снега и при работающем примусе теплый воздух и поднимаемые им вверх испарения конденсировались на холодном потолке и падали вниз редкими, но крупными каплями, причем почему-то именно на страницы моей поэтической тетради, в результате чего и без того туманный смысл моих «аглицких» стихов становился еще более расплывчатым. Уилл рисовал эскизы дома-обсерватории, который он задумал построить у себя на ранчо. Судя по его наброскам, это должно было быть нечто грандиозное о пяти этажах, с огромным куполом, большими причудливой формы окнами, одно из которых — овальной формы — он и вычерчивал сейчас, позаимствовав для этой цели у меня иголку с нитками. Воткнув две иголки в точки предполагаемых фокусов овала и накинув на обе иглы связанную кольцом нитку, он чрезвычайно изящно простой шариковой ручкой, прикрепленной к кольцу, вычерчивал эллипс. Ай да Уилл! Ай да погонщик собак! Да это же крупнейший геометр среди нас! Заметив, какой эффект произвело на меня его нехитрое приспособление, Уилл остался очень доволен. К полудню ветер немного стих — настолько, что мы смогли собраться вместе в палатке Жана-Луи и обсудить создавшуюся ситуацию. Приняли решение продолжить поиски склада, как только позволит видимость, и, если они и сегодня закончатся безрезультатно, в чем уже практически никто, за исключением меня и Жана-Луи, не сомневался, прекратить поиски и продолжить движение. При подготовке экспедиции мы проигрывали такой вариант с потерей склада, поэтому сейчас на нартах у нас имелся десятидневный запас продовольствия, корма для собак и горючего. Следующий самолет должен был доставить к нам киногруппу через три-четыре дня, и мы могли попросить подвезти нам немного продовольствия на случай, если и следующий склад не будет найден. Джеф предложил немного сократить маршрут. Он показал на карте, как можно попасть в залив Мобил-Ойл, не огибая полуостров Йерг с северо-востока, как мы первоначально планировали, а пройдя напрямик через два перевала, что даст возможность сэкономить время и сократить маршрут на 30 километров. Сомнения в том, что мы отыщем склад, были вызваны не только неудачными поисками накануне и плохой погодой сейчас, но и тем, что ночью мы все отчетливо слышали, как «дышит» ледник. Сухие щелчки, а иногда и просто «выстрелы» трещин свидетельствовали о том, что ледник в этом районе очень подвижен и что, возможно, наш склад за прошедшие семь месяцев сместился значительно в сторону от того места, где был установлен. Мы рассматривали версию о том, что его могло занести снегом, однако это было маловероятно. Трудно было предположить, что за это время могло выпасть более 3,5 метра снега. Поэтому решили искать в основном ниже «по течению» ледника. Однако погода позволила нам приступить к поискам только к вечеру, когда видимость улучшилась до одного километра. На поиски отправились мы с Джефом. Я пошел в сторону нунатаков, считая, что лагерь находится, дальше «по течению» от склада, а Джеф, придерживавшийся противоположной точки зрения, пошел вниз «по течению» от лагеря. Дул довольно сильный ветер, который поднял снежную пыль, скользящую вдоль поверхности гибкими, лавирующими между застругов ручейками. Иногда во время особенно резких порывов эти ручейки сливались в огромный летящий вдоль поверхности и скрывающий ее сплошной поток; белая плотная пелена его временами заслоняла и Джефа, и казавшиеся очень далекими палатки лагеря. Над всей этой мелкой снежной суетой невозмутимо и непоколебимо возвышались темные скалы нунатаков, придававшие мне всякий раз при взгляде на них уверенность в том, что даже если я и не найду склада, то дорогу обратно в лагерь уж найду наверняка. Поискав в своем районе и не найдя ничего похожего на склад или вероятное место его захоронения, я скатился с попутным ветром поближе к Джефу и продолжал поиски там, но, увы, безрезультатно. Наступающая темнота прервала наше занятие, и мы вместе вернулись в лагерь. Объяснять ничего не пришлось — и так все было ясно. Жан-Луи вышел на связь и сообщил Крике и Джону о нашем решении идти дальше. Мы попросили Джона загрузить в самолет корм для собак и запасные нарты для нас с Уиллом.
