Одна на краю света - Галкина Марина (читать книги без сокращений TXT) 📗
В провалах между волнами линия далекого горизонта с боков скрывалась от меня. Большим пологим волнам, казалось, не было конца, земля впереди была все так же далека, как и сзади. Было страшно, но я аккуратно потихоньку гребла и гребла и, наконец, скалистая стена мыса встала передо мной, и я поняла, почему мыс казался мне близким с воды у противоположного берега. Скалы Толстого мыса были значительно выше, чем у мыса Тонкого, а других ориентиров для определения масштаба не было.
За мысом я вылезла на берег. Как раз садилось солнце. Меня незамедлительно облепило комарье — у безветрия есть свои недостатки. Даже в арке тающего снежника эти создания не давали покоя, серая туча, казалось, заслонила от меня пылающий закат, и, надев накомарник, я с благодарностью вспомнила геолога Сергея, подарившего мне этот ценный предмет.
Любуясь оранжево-красно-черными переливами заката, подгоняемая попутным юго-восточным ветром и приливом, я без приключений довольно быстро доплыла до мыса Калашникова. Заметно стемнело, наступало самое темное время суток, но все предметы были легко различимы. Рыбак на берегу так увлекся своим поплавком, что не заметил и не услышал, как я проплыла метрах в пяти от него и причалила.
— Здравствуйте! — нарушила я окрестную тишину. — Вот плыву из Шахтерского в Канчалан.
— В Канчалан? — удивился он. — А туда ведь сегодня баржа прошла.
— Как?! — я не могла поверить такому повороту событий.
— Туда прошла, — махнул рыбак рукой. — Только в Канчалан, больше некуда…
На мысе Калашникова было несколько деревянных строений. В единственной избе жила пожилая чета, супруги занимались разведением свиней. Рыбак Олег, мой ровесник, работал здесь свинопасом. Он был родом из Хабаровска, но, закончив школу, сбежал за приключениями на Чукотку. Кочевал по тундре с чукчами-оленеводами, пас оленей.
Олег пригласил меня в избу попить чаю. Теперь я всем представлялась как путешественница. Хозяева, угостив меня вкусными свежевыпеченными пирожками, недоверчиво выслушали мой рассказ о намерениях, который я отшлифовала и кратко преподносила в следующем виде: программа максимум — добраться до Ледовитого, и программа минимум (для успокоения слушателей) — до Амгуэмы и вниз по реке к Эультинской трассе.
— Конечно, можешь оставаться ночевать, но пока прилив идет, пока погода стоит, лучше идти.
Это напутствие «пока погода стоит» я часто слышала на Чукотке от разных людей. Прочувствовать всю серьезность, с какой произносится эта фраза, можно, наверное, только тем, кто попадал в непогоду этого края. Разомлев в избяном тепле, я встрепенулась, когда села в каяк. Олег махал мне вслед: «Если к нам подойдет моторка, я скажу, чтобы вас подобрали на пути!»
Темнота окружала меня, был полный штиль. Я автоматически гребла в нереальном недвижимом вязком пространстве, и черные очертания стен берегов смыкались впереди узкой полоской далекого горизонта.
К пологому мысу Озерный я подплывала уже при свете раннего утра. Видимо, начинался отлив, так как, ориентируясь по берегу, видела, что продвигаюсь медленно. «Заверну за мыс и отдохну», — решила я. Но за поворотом я узрела баржу, и это придало мне сил. «Вот класс, догнала! Вот повезло-то!» — ликовала я. Было пять часов утра.
Но оказалось, что на барже приехали школьники из Анадыря на пикник, они арендовали это судно и ловили здесь рыбу. Я поспела как раз к копченой нельме. К моей программе максимум школьники и их руководитель отнеслись скептически. «На этом (маленьком каяке) — до океана? Нет, не дойдете». Я не стала спорить и спокойно поведала о программе минимум.
Хотелось плыть дальше. Но, проплыв меньше километра, я поняла, что обессилела и практически не двигаюсь вперед — уже сильно чувствовался отлив. На берегу я растянула палатку на половинках весла, иначе комары не дали бы мне отдохнуть. Берег был абсолютно открытый, тундровый, лишь вдали на склоне холмика начинались редкие кусты. Жарило солнце, и, хотя я не ставила плотного тента, даже под тонким парашютным капроном моей палаточки стало невыносимо душно.
Заснуть так и не удалось. Окончательно на чукотское время я еще не перешла, да и столько энергии скопилось во мне за время сидения в Анадыре, что я готова была свернуть горы. И разве можно спать днем, когда «погода стоит»… Шум моторки вывел меня из полусонного оцепенения. Схватив бинокль, я выскочила наружу. Моторка шла в сторону Анадыря. Женщина-пассажирка тоже смотрела на меня в бинокль. «Сегодня суббота, наверное на выходные в город едут, завтра вечером обратно, а я уже доберусь до Канчалана…»
Я поплыла, хотя и был отлив. Было безветренно, но я долго и тяжело гребла, наискосок пересекая лиман с левого берега на правый, кратчайшим путем стремясь достигнуть поворотного мыса. Мыс, казалось, не приближался. В какой-то момент я ощутила, что силы резко покинули меня. Так бывает на лыжне стокилометрового марафона, если вовремя не перекусишь, пока еще совсем не выбился из сил, внезапно наваливается усталость и просто «встаешь», резко теряешь скорость. Я напрямик поплыла к берегу. Каких-то полтора-два километра, но как же долго я добиралась до него!
Вода здесь была мутной — берег был низкий, болотистый, торфяной и легко размывался волнами. Но выбора не было, пришлось кипятить эту воду. Дровами мне послужили выбеленные, словно истлевшие кости, сухие, как порох, небольшие коряги и палочки, видимо, давно выброшенные на берег большим штормом и ныне почти вросшие в лишайники и мхи. Первый мой костер на маршруте! Банка сгущенки, хлеб и запеченная в фольге кета неплохо подкрепили силы. Можно было плыть дальше.
Резко налетел шквал, начался дождь, пошла встречная волна. Я медленно, но верно пробиралась вдоль берега к поворотному мысу, за которым курс мой менялся почти на северный. Как же медленно я двигалась! Конечно, я ведь перегребала очень сильное встречное течение, но зато делала то, что мне хочется делать, что подсказывало чувство, а не то, что диктовал разум — в общем, я входила в нормальное для жизни на природе состояние. Повернув, наконец, к северу, я поняла, что окончательно выбилась из сил и хочу спать. «Да, до Канчалана сегодня не дойти. Ну, вон до того снежника на высоком берегу догребу и остановлюсь». Эту последнюю пару километров я гребла, наверное, часа полтора, бросая весло и отдыхая на волне, словно утка, видя, как меня легко сносит назад. Прислушивалась к шуму — не идет ли моторка. Моросил дождь, и жара была давно забыта. Снежник был недосягаем, я махнула на него рукой и уткнулась носом в полуметровый торфяной обрывчик заболоченного берега, не дойдя метров двести до намеченного объекта.
Было около шести вечера, еще не прошли сутки с момента старта, а мне казалось, что я плыву уже целую вечность — не мудрено, ведь я прогребла в общей сложности 70 километров. Берег был очень мокрый, здесь росли редкие низкорослые, по пояс, кустики ольхи, я бродила вдоль мочажинок (не просыхающих болотистых лужиц — прим. ред.), среди сфагновых мхов, отыскивая на морошковых кочках место посуше, но тщетно. «Если здесь в самом начале такие проблемы, что же будет дальше? Ну, пусть в ногах будет немного мокро», — заключила я сделку сама с собой и начала растягивать тент.
С трудом развела костерок из тоненьких сухих ольховых прутиков, сварила кашу, но даже не смогла ее съесть — все-таки сказывалось перенапряжение. И спалось плохо.
Утром дождь перестал, но ветер усилился. Небо было затянуто высокими плотными облаками. По мелководью шли крутые барашки. Похоже, я провела на берегу и прилив, и отлив, как это произошло, я понять не могла, проснулась, вроде, не поздно, однако кочка, на которую я вчера причаливала, была под водой — значит, снова был прилив. Что ж, это мне на руку.
Волны прижимали меня к берегу. Казалось, это хорошо, вдоль берега идти безопасно. Но чем ближе к мелководью, тем круче, выше, злее была волна, меня с головой окатывало брызгами. Я плыла вдоль волн, держа равновесие, но некоторые особенно высокие белые барашки встречала носом, поворачиваясь к ним навстречу и удаляясь от берега на 100–200 метров.
