Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир (серия книг .TXT) 📗
— Видимо, Тужилин передал месье Жану франки от Юденича, значит у генерала на трактирщика имеются свои планы, — сказала она Бекасову, как будто Фурнье рядом не было. — Не станем ему генералу мешать.
— Верно, — кивнул ротмистр. — Деньги забрать всегда успеем и с процентами. Ну, что встал?
Кабатчик побежал выполнять приказание.
— Не врёт? — кивнула ему вслед Белоглазова.
— Думаю, нет. Ему слишком дороги жизнь, трактир и материальная поддержка РСОР. Кто ему Одинцов, чтобы его выгораживать? Мне не дают покоя инициалы «В.О». Для чего Одинцов, если, конечно, это он, их оставил? И что вообще задумал Слава? Я не верю, что он способен стать террористом. Нет, друзья, с вами определенно не соскучишься.
— Возможно, он оставил эти буковки лично для меня. Однажды он преподнёс мне фигу в консервной банке, решил повторить, но в другой форме.
В комнату, кряхтя, вполз Фурнье с большим холщовым мешком, доверху наполненным продуктами. Сверху артиллерийским стволом торчало бутылочное горлышко. Бекасов сказал, что такую ношу не потянет и лошадь, поэтому нужен мотор.
Жан опять скуксился.
— Только до утра. Машину оставим в Грасе на центральной площади, — пообещал Петр. — Договоритесь с клиентами.
С полминуты Фурнье сопел как паровоз, потом поднял большой палец, скатился по винтовой лестнице. Через некоторое время вернулся с ключом.
— Синий «Ford» с одной разбитой фарой и помятой правой дверью. На ней цифра «15». Мотор месье Базена из Граса. Он винодел, ездит вечно пьяным. И теперь уже лыка не вяжет. Будет у меня ночевать. Пожалуйста, оставьте машину у фонтана на центральной площади.
После последней фразы Жан опять изобразил жалостливое лицо. Бекасов пообещал ему денежную премию от РСОР, похлопал по плечу и еще раз пригрозил страшными карами в случае разглашения сегодняшнего разговора.
Анна задержалась на лестнице.
— Кстати, если Одинцов объявится до четверга, скажите ему, что полиция все же обнаружила на пожарище останки двух человек. Но тщательно это почему-то скрывает.
— Хорошо. — Таверньер низко поклонился.
По дороге в Грас свернули в лес. В свете единственной фары отыскали идиллическую полянку. И там, расположившись под высоким дубом, ели кулинарные шедевры из «Вежливого кабана», запивали выдержанным Каберне Совиньон.
Грас встретил Анну и Петра слепым, туманным рассветом. Сразу въезжать в старинный городок не стали. Подождали, когда взойдет солнце, а потом въехали в него с севера по неширокой, сыпучей дороге. Мотор оставили, где просил трактирщик — на центральной площади у фонтана. Рядом находился парфюмерный дом Молинар а вниз по улице — кафе «Веселый Жюан». Хотелось есть, но в уже открывшуюся таверну не пошли, хотя Анну так и подмывало увидеть место, где Одинцов назначил встречу Тужилину с «Немезидой».
По крутым улочкам добрались до дома, где жила подруга Анны Софья Лозовская. Она оказалась у себя и очень обрадовалась Белоглазовой, бросилась обниматься. А потом всплеснула руками:
— Тебя же ищут! Все! Я читала в газетах.
— Потому к тебе и пришла. Поможешь временно у тебя укрыться?
— Конечно, только…
— Кто там, Софушка? — раздался из комнаты несколько раздраженный мужской голос.
— Муж болеет, — пояснила с горечью Софья. — Чахотка. Подхватил еще на Северо-западном фронте и с тех пор мучается. Мы здесь, в Грасе с ним познакомились. В аптеке, представляешь? Добрый, честный, очень порядочный человек.
— Не сомневаюсь. Я все поняла, Софья. Пойду.
Бекасов ждал на улице и с самого начала был против визита к Лозовской. «Сколько воды утекло. К тому же люди в эмиграции становятся совершенно другими, — говорил он. — Лучше снимем номер в маленьком горном отеле». Но Белоглазова очень хотела увидеть свою «кадетку», хотя и понимала, что Петр прав. Здесь, на чужой земле, люди заново пускают корни и многих через некоторое время просто не узнать. Однако она верила, что Софья осталась прежней — доброй, веселой, отзывчивой девчонкой. И теперь Анну больно резанули ее объяснения про больного мужа.
Она приобняла подругу, повернулась к двери. Сзади раздался еще один мужской голос, на этот раз твердый, без всякого раздражения.
— Так быстро уходите? Это просто невежливо, госпожа Белоглазова. А как же чашечка чая за воспоминаниями с подругой о московских боях с большевиками?
Обернувшись, Анна увидела за спиной Софьи высокого мужчину с орлиным носом. Одет он был в черный костюм, ослепительно белую сорочку, туго утянутую под овальным воротником, зеленым галстуком в мелкую, еле заметную голубую полоску. Под галстучным узлом красовалась золотая булавка в виде изломанной стрелы с белым прозрачным камушком на месте наконечника.
Самый шик по последней французской моде, — ухмыльнулась Анна. — И что это за франт? И тут же вспомнила описание Тужилина. Неужто, подполковник, но как он сюда попал? Ах, да, бывший сыскарь, понятно. Просмотрел ее досье.
— Имею удовольствие лицезреть самого господина Тужилина? — не без ехидства спросила Анна.
— Приятно беседовать с умной женщиной.
— Софья, зачем этот спектакль?
За Лозовскую ответил Юрий Михайлович:
— Не сердитесь на подругу, Анна Владимировна, это я упросил госпожу Лозовскую не говорить сразу, что я здесь. Хотел встретить вас, как бы неожиданно. Мало ли… Никак не могу отказаться от своих профессиональных привычек. Да теперь и не время от них отказываться. Что же господин Бекасов, внизу? Софья Аркадьевна, вы позволите пригласить в дом господина ротмистра?
Из комнаты с бархатными занавесками на двери, вышел улыбающийся мужчина в домашнем халате и с газетой в руках. В правый его глаз был вставлен золотой монокль с кожаным шнурком. Он поклонился:
— Позвольте представиться: подполковник Гольц Отто Августович. Немец по фамилии, русский по духу. Мои предки обосновались на московском Кукуе во времена Петра Великого. Под Варшавой в 1916 я попал в плен к бывшим соотечественникам, так они меня чуть на веревки не порезали, только разведчики генерала Маркова спасли. Царство небесное Сергею Леонидовичу, настоящий был русский офицер. Я вот часто думал, почему же мы, образованные, с чистыми помыслами люди, проиграли в битве лапотному мужику? И знаете, к какому выводу я пришел? Потому что мы не понимали своей конечной цели. А мужик понимал — освободиться от нас, кровопивцев. Вообще от всего освободиться. И от себя в том числе, начать новую жизнь с нуля. А мы ему мешали.
— Отто, — одернула мужа Софья, — перестань. Сейчас это ни к чему. Люди устали с дороги, хотят кушать. Извини, Анюта, за черствый прием. Не могла устоять под напором господина Тужилина.
Пригласили в комнаты топтавшегося внизу Бекасова. Все вместе ели французский луковый суп и пили чай с русскими пирогами. Начинку для них делала сама Софья — покупала на рынке лучшую говядину и яйца, делала фарш, добавляя в него лук и чеснок. О деле не говорили. Отто Августович рассказывал о своих военных приключениях, а затем неожиданно перешел на «провальную политику главы Третьей республики Гастона Думерга на международной арене». В конце своей речи Гольц сильно закашлялся, и Софья увела мужа в спальню. Как поняла Анна, чахотка была у него настоящей.
— Ну, вот и пришло время поговорить о важном, — сказал Тужилин. — Пройдемте на веранду. Там у хозяев замечательный маленький садик с видом на горы.
День выдался пасмурным. С гор наползли серые, клокастые облака, затянули как мокрой ватой Грас. Кафе «Веселый Жюан» находилось на узкой улочке, петляющей с нижней городской дороги до парфюмерного дома. Здесь же было много сувенирных лавочек, поэтому по улице всегда бродили толпы людей, оседая на уличной веранде «Жюана». Как, впрочем, и в других открытых тавернах по соседству.
В одной из них, под веселым названием «Толстый транжира», за столиком с газетой в руках сидел Петр Бекасов. Его было не узнать. Ему приклеили рыжую норвежскую бородку и теперь он походил на моряка, каким-то ветром занесенным в предгорный городок.
