Белая Бестия (СИ) - Положенцев Владимир (серия книг .TXT) 📗
— Спасибо, Анна Владимировна. Я ценю вашу привычку всегда ходить на дело с гранатами. То любовника своего спасать, то к Махно в гости. А теперь вон…
Анна прижала палец ко рту. Они подходили к «Вежливому кабану», в котором ярко горел свет и было, видимо, многолюдно. Возле входа и с заднего фасада стояло несколько авто и одна американская мотоколяска «Harley».
— Целый день в кустах, как ежики, — проворчал Бекасов, когда спрятались в зарослях ежевики с торца таверны. Отсюда хорошо было видно кто входит в «Кабана» и кто выходит.
— Скорее уж, кабаны. — ухмыльнулась Анна, отдирая от ноги колючку.
— Смешно, но не очень. Если нас подпалил Одинцов, то для чего он оставил на записке свои инициалы? Он кретин?
— Это вас нужно спросить, вы с ним по кабакам таскались.
— Знаете что, пока вы тут…
— Тихо. Узнаете?
Из таверны вышел невысокий человек, на кавалерийских кривоватых ногах. На ходу он надевал мотоциклетный шлем.
— Он? — Анна подпихнула в плечо Бекасова.
— Похож.
— Что значит «похож»? Вы не можете выражаться точнее, ротмистр?
— Не скандальте, Анна Владимировна, всех ежей с кабанами распугаете. Он, Одинцов, теперь точно вижу. Ногу правую слегка подволакивает. Говорит, собака красноармейская покусала? Чуть причиндалы не оттяпала.
Анна прикрыла ладонью рот, но сдавленный смех всё же вырвался. Одинцов замер, огляделся, но потом завел мотоциклет, толкая под горку, скрылся в клубах дыма и тьмы ночи.
— Напрасно смеетесь, — сказал громко Бекасов, после того как Одинцов уехал. — В 20-м красные часто использовали натасканных псов, прежде чем пойти в атаку. Где они только их брали в таком количестве? Сами были псами, такие же к ним липли. А Одинцов ведь должен быть в Париже.
— Кто его туда послал, Юденич?
— Разумеется. Узнал, что в Париж приехал Деникин, отправил к нему Вячеслава. Он считает, что у Антона Ивановича много денег и он как честный человек, должен выделить некоторую часть на нужды РСОР. Только зачем Деникину раскошеливаться, когда известно, что со дня на день в Белграде будет создан РОВС? К тому же Антон Иванович не раз заявлял, что политикой больше не занимается. А в Париже теперь полно других попрошаек: генералы Скоблин, Миллер, Трошин. А уж полковниками и прочими офицерами — вообще пруд пруди. Днем и ночью трутся на Пляс Пигаль, льют слезы по потерянной родине.
— Как — то вы нелестно о своих бывших товарищах, с которыми вместе проливали кровь.
— А я и о себе такого же нелестного мнения. Все мы, дворяне-белоручки, угробили великую русскую империю.
— И я?
— Анна Владимировна, — задохнулся ротмистр. — Анна… я о тебе, я о вас только…
— Ладно, Петр Николаевич, после выясним личные отношения. Пора.
Они выбрались из кустов, подошли к задней двери таверны, откуда, обычно, загружают продукты, выносят мусор.
Дверь, над которой горела яркая как Луна лампочка, оказалась незапертой. Вошли в темный предбанник, чем-то громыхнули. Далее находилась еще одна дверь, а за ней крутая винтовая лестница.
Поднялись. В узкой комнатке сидел месье Фурнье в синей рубахе с засученными рукавами, передвигал костяшки счетов, записывал что-то в книжицу.
Бекасов кашлянул. Жан оторвался от записей, глаза его округлились, а щеки провисли и посерели, словно от внезапной болезни. Он пытался что-то сказать, но только беззвучно зашевелил губами. Наконец, поднялся, замахал руками, как будто увидел приведений:
— Вы живы! Слава Создателю. А уж мы думали…
— Кто это «мы», месье Фурнье? — хмуро задал вопрос Бекасов и сделал несколько шагов к Жану. Тот достал из кармана белоснежного фартука носовой платок, высморкался.
— Дом Лафаров-то сгорел, а вас ищут всё полицейские и жандармы Франции.
— Для чего же нас искать, если мы сгорели? — спросила Анна. — Вы знаете, кто поджег дом?
— Нет, клянусь. — Фурнье приложил руки к груди.
— Одинцов? — Бекасов навис коршуном над таверньером, готовым выклевать ему глаза. — Или ты нам сейчас все выкладываешь, пудинг сметанный. Или я запру тебя в кладовке и сожгу вместе с твоим вонючим трактиром. Как вы нас с Одинцовым.
— Я здесь ни при чем! — взмолился Жан. — Я даже не знал, что Одинцов собирается делать.
«Дружить» с РСОР Фурнье начал в 1921 году. В его таверне нередко гуляли русские офицеры и в один прекрасный для него день они предложили ему оказывать им небольшие услуги — подбирать недорогое жилье для вновь прибывших эмигрантов, помогать оформлять вид на жительство и подобную бытовую мелочь. Для Жана это было несложно, так как у него имелись приятельские отношения с чиновниками, полицейскими, руководителями окрестных городков и коммун. Однажды к нему заглянул Вячеслав Одинцов. Быстро нашли общий язык, так как поручик щедро платил за ужины, делал крупные ставки в «вист». Как-то за карточный стол, вопреки своим правилам — никогда не играть с клиентами — подсел Фурнье. И проиграл Одинцову крупную сумму. В пору было продавать свою таверну. Поручик согласился простить долг, если Жан будет поставлять ему информацию о гуляющих в «Вежливом кабане» русских офицерах — чем занимаются, где живут. Клиенты это не скрывали от «добрейшего месье Жана». Так Фурнье стал агентом РСОР.
— Так это ты, жирный кабан, давал Одинцову наводки на офицеров, которых потом убивали террористы? — не сдержался Бекасов.
— Я не знал, клянусь, думал, что адреса нужны Одинцову, чтобы оказывать им материальную помощь.
— Не лгите, — возразила Анна. — Вы не могли так лестно подумать о человеке, который обобрал вас до нитки в карты и посадил на крючок. Он вам, наверняка, еще доплачивал из своего кармана, помимо того, что вы официально получали от РСОР.
— Да, — обреченно кивнул лысой головой таверньер.
— Кого вы сдали Одинцову в последний раз?
Таверньер рассказал о «респектабельном, седом мужчине с орлиным носом, в дорогом пальто с белой тросточкой», который явился якобы от Юденича. Он видел его впервые, фамилии не знает, а мужчина и не представился. Только назвал пароль. Одинцов вроде как поджидал его и велел ему сообщить, что с «Красной Ривьерой» ищет контакт коминтерновская организация «Немезида». Седой назначил встречу с представителем «Немезиды» в следующий четверг, с 11 до 12 дня в Грасе. В кафе «Веселый Жюан», что рядом с парфюмерным домом Молинар.
— Судя по описанию, это подполковник Тужилин, бывший сыскарь, — сказал Бекасов. — Я встречался с ним как-то в Крыму в начале 1920-го. Неделю назад Юденич собирался вызвать его из Мантоны, где живет Юрий Михайлович. Они с генералом бывшие приятели по фронту. Вы, Анна Владимировна, настолько спутали всем карты, что Васнецову потребовалась помощь бывшего сотрудника тайной полиции. Значит, «Немезида». Явно фикция. Хм. Но ни Юденич, ни Одинцов ничего мне о ней не говорили. Экспромт поручика?
— Крылатая богиня возмездия, оригинально. Вероятно, Одинцов решил ликвидировать теперь Тужилина. Нужно его остановить или…
— Помочь ему, — закончил фразу Бекасов.
— Вы, Петр Николаевич, радуете меня своей проницательностью, с языка срываете мои мысли. Приятно иметь с вами дело.
— А уж мне как приятно, Анна Владимировна. Ну что ж, здесь мы почти все дела закончили. Осталось только сварить этого жирного борова в котле и подать посетителям в виде буженины. Зачем нам такой агент, который ничего не знает и не понимает?
— Не надо, — скуксился Фурнье. — У меня жена больная и дочка глухая.
— Дочке повезло, что она избавлена по жизни слушать твои лживые речи. Если о нашем разговоре узнает Одинцов или кто-то еще, я тебя даже варить не буду. Просто настрогаю на бефстроганов и скормлю голубям. К чему это я? Ах, да мы так и не попробовали жареную горную птичку. Быстро собери в сумку еды: мяса побольше, сыру самого вонючего и бутылку вина. Да, зелени не забудь.
— А деньги?
— Какие тебе еще деньги?
— Не мне. Те, что передал мне, ну… Тужилин, 10 тысяч франков. Возвращать?
Бекасов потер лоб, взглянул вопросительно на Анну.
