Свирепая справедливость - Смит Уилбур (читать хорошую книгу полностью txt) 📗

– Видите ли, Питер. Она получила специальную подготовку по части искусства любви. Мало женщин в западном мире умеют так понять мужчину и понравиться ему. Тому, что она умеет, она научилась не в Париже, Лондоне или Нью-Йорке... – Кингстон Паркер помолчал и нахмурился. – Все это теории и слухи, Питер. Вы лучше можете судить, насколько они соответствуют действительности.

«Лучший способ доставить мужчине удовольствие – заставить его поверить в себя», – подумал Питер, без всякого выражения глядя на Паркера. Он вспомнил, что с Магдой Альтман чувствовал себя гигантом, способным на все. Это ощущение она внушала ему словом, улыбкой, подарком, прикосновением – вот в чем состояло ее искусство.

На вопрос Паркера он не ответил.

– Пожалуйста, продолжайте, Кингстон, – попросил он. Питер полностью овладел собой. Его правая рука, полураскрытая, с вытянутыми пальцами, расслабленно лежала на столе.

– Я говорил вам, что еще ребенком она проявляла выдающиеся способности. Языки, математика – ее отец был известным математиком-любителем, – шахматы и другие игры. Она привлекала внимание. Особенно потому, что ее отец был членом коммунистической партии... – Он смолк.

Питер поднял голову и вопросительно взглянул на него.

– Простите, Питер, но, когда мы встречались в прошлый раз, я этого не знал. Мы узнали это от французов, у них, кажется, есть доступ к документам компартии Франции, а русские подтвердили эти сведения. По-видимому, девочка сопровождала отца на партийные собрания и вскоре стала демонстрировать не по летам развитое политическое сознание. Друзья ее отца тоже были в основном партийными, и после его смерти... Она до сих пор остается загадкой, ни французы, ни русские не помогли ее разгадать... Во всяком случае, после смерти отца о Магде Кучинской заботились эти друзья. Похоже, с тех пор она... – Кингстон Паркер достал из «мраморного» конверта фотографию паспортного формата и протянул Питеру... – переходила из семьи в семью.

С фотографии смотрела худенькая девочка в короткой юбке и темных чулках, платье с матросским воротником, соломенная шляпка французской школьницы. Волосы заплетены в две короткие косички, перевязаны лентами, в руках пушистая белая собачка. На заднем плане летний парижский парк, группа мужчин играет в шары, цветут каштаны.

У девочки тонкие черты и прекрасные огромные глаза, умные и сочувственные, совсем не соответствующие возрасту и в то же время по-детски невинные.

– Видите, она и тогда уже отличалась красотой. – Кингстон Паркер хмыкнул и хотел забрать снимок. На мгновение Питер инстинктивно стиснул пальцы: он хотел бы сохранить фотографию. Но потом разжал руку и вернул снимок. Паркер еще раз взглянул на фото и убрал его обратно в конверт.

– Да. Она вызывала интерес, и вскоре ей написал дядя с родины. Ей прислали снимки отца и матери, которые она никогда не видела, рассказали о случаях из ее детства, о юности отца. Девочка была очарована. Она не знала, что у нее есть дядя. Отец никогда не говорил с ней о родственниках, но теперь сирота поняла, что у нее есть семья. Потребовалось еще несколько писем, полных слов любви и радости, и все устроилось. Приехал дядя, и Магда Кучинская вернулась в Польшу. – Паркер развел руками. – Только и всего.

– Годы, о которых ничего не известно, – сказал Питер, и собственный голос прозвучал для него странно. Он откашлялся и неловко поежился под проницательным понимающим взглядом Паркера.

– Теперь уже нет, Питер. Нам сообщили кое-что об этих годах, а остальное мы заполнили сами.

– Русские? – спросил Питер, и когда Паркер утвердительно кивнул, с горечью в голосе сказал: – Как они полезны. Никогда не слышал, чтобы они с такой готовностью сообщали информацию.

– В данном случае у них были причины, – возразил Паркер. – Как оказалось, очень веские. Но о них позже.

– Хорошо.

– Девочка вернулась с дядей в Польшу, в Варшаву. Произошло воссоединение семьи. Мы не знаем, была ли это ее настоящая семья или ради такого случая ей подобрали приемных родственников. Во всяком случае, дядя вскоре объявил, что если Магда пройдет испытание, то получит возможность учиться в одной из лучших школ СССР. Нетрудно представить, что она прекрасно выдержала испытание, и ее новые хозяева поздравляли себя с таким открытием.

Школа располагалась на берегу Черного моря, под Одессой. Названия у нее нет, нет и школьного галстука. [46] Учеников подбирают очень тщательно, всесторонне проверяют и зачисляют только самых талантливых и умных. Они скоро узнают, что принадлежат к элите, и каждый выбирает свое направление, как подсказывают его способности. В случае с Магдой это были языки и политика, финансы и математика. Она преуспевала и в возрасте семнадцати лет перешла в высшее специальное отделение Одесской школы. Там она тренировала память, а свой и без того острый ум отточила, как лезвие бритвы. Я знаю, что одно из самых легких упражнений заключалось в том, чтобы за шестьдесят секунд запомнить список из ста различных предметов. Это список нужно было по памяти и в правильном порядке повторить двадцать четыре часа спустя. – Паркер снова покачал головой, выражая свое восхищение. – В то же время ее учили естественно вписываться в высшее западное международное общество. Одежда, пища, напитки, косметика, манеры, популярная музыка и литература, кино, театр, демократическая политика, деловые процедуры, операции на бирже и на рынке товаров, навыки секретарши, современные танцы, искусство любви и доставления удовольствия мужчинам и многое другое, и все преподавалось специалистами. Умение управлять самолетом, лыжи, оружие, знание электроники и инженерии и все остальное, что может потребоваться агенту высочайшего класса.

Она была звездой своего курса и окончила его почти той женщиной, какой вы ее знаете. Уравновешенной, искусной, прекрасной – и смертельно опасной. В девятнадцать лет она знала больше и была способна на большее, чем большинство мужчин и женщин вдвое старше ее. Превосходный агент, с одним небольшим недостатком, который проявился позже. Она оказалась чересчур умна и честолюбива. – Кингстон Паркер улыбнулся, впервые за двадцать минут. – Честолюбие в данном случае, конечно, псевдоним алчности. Хозяева вовремя не распознали это; впрочем, может быть, в те годы эта алчность была лишь латентной. Магда еще не познала привлекательность богатства – и неограниченной власти. – Кингстон Паркер замолчал, наклонился к Питеру через стол, умудренно глядя, словно обнажал некую скрытую истину, и как будто бы сменил тему разговора: – Жажда богатства как таковая – обычный продукт человеческого сознания, стоящего на низшей ступени развития. Но лишь развитой и мощный ум способен по достоинству оценить жажду власти... – Он увидел протестующее выражение Питера. – Нет, нет, я имею в виду не просто власть над своим ограниченным окружением, власть над жизнью и смертью каких-нибудь нескольких тысяч человек, нет. Истинную власть. Власть вершить судьбы народов, власть Цезаря и Наполеона, власть президента Соединенных Штатов. Вот что такое подлинная алчность, Питер. Великолепная и благородная. – Он помолчал, словно созерцал нечто великолепное. Потом продолжил: – Я отвлекся. Прошу прощения. – Он повернулся к Колину Ноблу. – У нас есть кофе, Колин? Я думаю, нам всем не помешает сейчас чашечка.

Колин прошел к машине, которая булькала и подмигивала красным глазом в углу, и, пока он наливал кофе, напряженная атмосфера отчасти разрядилась и Питер попытался привести мысли в порядок. Он искал в этой истории противоречия и слабые места и не мог найти; напротив, самому ему вспоминалось только ощущение ее рта, прикосновение рук к телу. «О Господи! – У Питера больно защемило в груди, заныло в паху. – Она охотилась на меня, словно на самца-оленя, проникала до самых неведомых глубин существа. Неужто этому можно обучить? – подумал он. – Если можно, то кто учил ее?» Он с ужасом представил себе специальную комнату где-то у Черного моря, где стройное, уязвимое нежное тело постигает искусство любви, словно это кулинария или рукоделие, но тут же отогнал эти мысли. Кингстон Паркер заговорил снова, прочно держа чашку крепкими пальцами, как старая дева за чаем.